– Мы вам сколько должны, товарищ старший лейтенант? Вы комбату не расскажете?

– Нисколько, поедем теперь в больницу.

К больнице добрались спустя полтора часа плутания. Её здания были разрушены авиаударами. В уцелевшей части базировался отряд ОМОНа из Кемерово. Кратко объяснил, кто мы и откуда. Затем меня провели в комнату к командиру, увешанную коврами ручной работы с саблями и кинжалами. Она больше была похожа на шейховские апартаменты.

– А, медик, это хорошо! Давай, за ваш праздник, по рюмочке! Серёга, проведёшь, покажешь, где и что у нас есть.

Серега проводил меня по этажам больницы, коротко инструктируя.

– Туда не высовывайся! За тем окном наблюдает снайпер. В ту комнату не заходи, там звуковые мины. Аккуратно, не наступи на растяжку, а то без пальцев на ноге останешься, и пригибайся почаще.

Я был уже не рад, что захотел каких-то стульчиков и шкафчиков. Но не отступать же. Отобрав стол, два шкафа, лаборантские стулья, я пошёл за ребятами, курившими в кабине.

– Ну что, хлопцы, давайте поработаем теперь на медслужбу.

Повторяя инструктаж омоновца, туда не ходи, туда не ступай, ввёл ребят в паническую атаку.

– Товарищ старший лейтенант, мы дальше не пойдём. Нас мама дома ждёт, до дембеля полгода осталось.

– А меня, что думаете, не ждут? Выполняйте приказ, да осторожнее будьте. Бензин сливать вы мастера, а как доброе дело сделать для самих себя, так вы в кусты! Вперёд, не дрейфьте, я с вами рядом буду.

Так мы перенесли этот медицинский скарб в наш фургон. И – в Ханкалу. До начала комендантского часа оставалось сорок минут, а после пяти вечера без спецпропусков по Грозному не проедешь.

– Тормози, – командую я водителю.

– Зачем, опасно здесь, частный сектор?! – сопротивляется чумазый водитель.

– Тормози, говорю, вон видишь, розы растут! Сегодня день медика, неудобно без цветов в часть возвращаться.

Пока я срезал штык-ножом колючие стебли цветов, в соседних дворах началась перестрелка, в ста метрах взорвались две гранаты. Ещё минута – и мои ребятишки оставили бы меня ночевать здесь одного. Когда я запрыгнул в кабину КАМАЗа, они смотрели на меня с выпученными от страха глазами. До Ханкалы мы неслись под девяносто.

– О, доктор, спасибо за розы! Откуда такие красивые? Даже комдив нам не дарил таких шикарных, – по-детски радовалась букету медсестра Ольга Владимировна.

– На рынке заказал, из Моздока лётчики привезли.

– А медицинское имущество где взяли?

– Да ребята с медбата подкинули. У них лишнее, списано, не выбрасывать же.

Расставив мебель в медицинском пункте, накрыв столики белыми простынями, ушёл в жилую палатку праздновать профессиональный праздник.

Среди ночи, меня разбудили крики медсёстры, доносящиеся со стороны медпункта.

– Спасите, помогите!

Надев брюки, выбежал на улицу.

– Что случилось?

– Начальника штаба бьют. Драка у него с майором из дивизии. Меня не поделили. В медпункте дерутся. Всё разобьют там сейчас.

– Нет уж, я здесь лишний буду. Пусть бьют, всё одно казённое.

Начальник штаба был сильнее на этот раз. По случаю одержанной победы он ушёл глушить эргэдэшки в поле. Утром я зашёл в наш образцово-показательный медицинский пункт, где должны были проходить сборы для начмедов частей дивизии. Всё было перевёрнуто кувырком, мебель разбита, перекись и зелёнка разлиты. У начальника штаба следы победы на лице и через тональный крем сияла гематома под глазом. Но он мужественно улыбался, в нём чувствовался оскал тигра-победителя. В своих приключениях он выпрыгивал с четвёртого этажа «Титаника», стрелял на ходу из УАЗика, прыгал из борта мчащегося грузовика и отделывался небольшими повреждениями. Мотивы всегда были одни и те же, так же как и условия их возникновения. Женщины и алкоголь.

Вчера в Аргунской комендатуре подорвался водитель-смертник на «КАМАЗе», начинённом тротилом. Это городок в семи километрах от нашего лагеря, и мы видели этот взрыв. Как будто маленький ядерный грибок поднялся высоко в синее небо и на мгновение закрыл диск заходящего солнца. Пострадало триста шестьдесят милиционеров, вэвэшников, из которых на месте погибло двадцать с небольшим.

Второй день идут бои за Аргун. Вчера чеченцы взяли селение Новогрозненское. Ежедневно слышны перестрелки на окраине Ханкалы. Враги представлены интернациональным составом: поляки, прибалты, арабы, украинцы. Наши ребята в эфире часто ловят арабскую, английскую и украинскую речь.

Местный климат мне показался суровым. Дефицит воды привёл к вспышке кишечных инфекций. Почти у трети личного состава поносы. Вероятно энтероколиты и дизентерии. Меня тоже постигла эта участь, и две недели я занимаюсь самолечением. Хотя опять же, смешно, половина батальона лечится у меня и только если понос с кровью – отправляю больных в медбат.

Часто бывают пыльные завесы, когда видимость сто метров и меньше. Сюда добавить горящие нефтяные факелы со всех сторон и – картина из преисподней. Хотя мне кажется, что я привык к грохоту вертолётов, ночным САУшкам, шуму дизельной станции, мышам, жаре и прочим особенностям полевого быта.

Обещанных денег не платят. Вместо так называемых боевых (990 рублей в сутки) офицерам выдают в месяц по тысяче рублей (45 долларов). Остальное обещают потом. Кормят также невкусно и однообразно. В соседствующих с Ханкалой и минными полями садах (покинутых заминированных дачах) аккуратно собираем абрикосы, черешню, сливы. Иногда на деревьях замечаешь растяжки. Как правило, их вешают на самых урожайных кустах. От кого не знаю. Слышал, что у химиков двоим солдатам оторвало пальцы. Овощи покупаем или обмениваем на сигареты на рынке. В месяц мне положено два блока сигарет «Ява» или семьсот грамм сахара и, как некурящий, я выбираю сигареты.

Утром по привычке в качестве зарядки бегаю десять-пятнадцать километров по бетонке дивизионного плаца и взлётно-посадочной полосе. Для чего – не знаю, но чувствую себя значительно лучше. Заразил бегом ещё нескольких офицеров, – в компании начинать веселее, так как для многих мои беговые объёмы кажутся недостижимыми.

Лето выдалось не очень тёплым. Хотя я ещё не знаю, какое оно должно быть здесь. Частые дожди сменяются жарой и духотой. Трава выросла под два метра. В ней можно потеряться.

За амбулаторным журналом. Через минуту над головой пролетит пуля

Побывал в Грозном. От многих районов остались лишь руины. В центре процветает торговля ширпотребом, продуктами, топливом. Рынки, киоски, кафе, ездит городской транспорт в виде маршруток. Днём там относительно спокойно. Лишь иногда кого-нибудь застрелят или ранят, а по ночам нашим ОМОНовцам приходится несладко. Весь город поделен на сектора и охраняется блокпостами. Их-то и обстреливают нарушители мира в республике.

Сегодня за сорок. Брезент палатки спасает от солнечных лучей. Чтобы не было душно, мы приподняли её полы, что создаёт хоть какую-то вентиляцию. Я смотрю, как горячие струйки воздуха колышатся от невидимого ветра. Пахнет нефтью, медицинским лизолом. Вокруг лагеря застыла вуаль из пыли от колес БТРов и гусеничных траков. Стрекочет батальонный дизель, который выдаёт лагерю электричество. После обеда есть полтора часа на сиесту, так как работать в таких условиях невозможно. Где-то стреляют одиночными «калашниковы». Может, тренировка в тире, может, кому заняться нечем.

Его звали Дима, но все к нему обращались, как «Жура».

После первого офицерского собрания, проходившего в Тамбовском учебном центре, он, перепив, перепутал спальное место и лёг под кровать.

В Чечне мы жили в одной палатке, на чугунной печке готовили драники, по выходным ходили в разрушенный войной сад, несмотря на рассказы о растяжках на деревьях. И даже когда разведчик-охранник попросил уйти, он ответил ему: «Тебе что – черешни жалко?». Затем действительно произошло два подрыва солдат на черешнях. Мы считали, что нам повезло тогда. Так же, когда нашли на стрельбище валяющуюся «муху».