Как холодно, оказывается, в Норзуре, когда отключены поддерживающие комфортную температуру аппараты. Гриммюрграс чувствовал, что его тело колотит от холода, но продолжал нависать над пропастью, удерживаясь одной рукой, а второй продолжая шарить в темноте. Почему он не успел? Почему не вытащил?

-- Гриммюрграс? Эй, Гриммюрграс!

Он повернулся на голос, но так и не понял, кто же его звал. Потом его схватили за плечи и оттащили куда-то в сторону. После чего оставили в покое.

Сколько прошло времени, прежде чем шальные картинки (последний, чуть напуганный, взгляд Тандри; Тандри, улыбающийся детям; Тандри, съедаемый чернотой аномалии) сменили мысли, Гриммюрграс не знал. Когда к нему вернулась способность думать, он вспомнил, что это была единственная возможность, чтобы Тандри спасся, прожил не несколько дней, а много лет. Ему пришлось несколько раз повторить себе эту фразу, и все равно верилось с трудом. Гриммюрграса все так же била дрожь, а внутри ощущалась какая-то пустота.

Он оглянулся: Фаннар и Фанндис, встав на одно колено, помогали детям прыгать в пропасть. Гриммюрграс видел только их силуэты, но и этого было достаточно. Дети прыгали по одному, иногда парой (старший ребенок держал за руку малыша). Их смелость поражала. Они видели бездонную пропасть, вокруг которой кипел огонь, и все равно прыгали, веря какому-то странному мужчине, у которого не имелось ни одного существенного, весомого доказательства своих слов, только истории, которые он слишком убежденно рассказывал. И только у Гриммюрграса была настоящая уверенность, что все закончится хорошо. А была ли на самом деле? Да, он прошел этой дорогой и выжил. И да, в легендах говорилось, что она ведет в обе стороны, хотя по ней и можно пройти лишь единожды. Но в тех же легендах утверждалось, что этот мир, где теперь находился Гриммюрграс, -- дом Ваитюров, а его окружали великолепные, потрясающие, но все-таки люди. И в хэимели не было ни одного сказания о пришельцах отсюда. А значит...

Гриммюрграс отвернулся. Он больше не мог смотреть, как дети прыгают в пропасть. Он только слышал "Давай! Ты сможешь!". Или выдумывал, что слышит?

Дрожь не собиралась униматься.

***

-- Гриммюрграс, за мной. Не бойтесь, верну его вам в целости и сохранности уже к утру!

Гриммюрграс непонимающе уставился на Эгмюндюра. В свете фонарика, который тот держал в руках, его лицо не внушало доверия.

-- Зачем? -- спросил он, не испытывая особого желания куда-либо идти. Сейчас ему хотелось вернуться на завод, улечься где-нибудь, где его не тронут, и уснуть.

-- Пойдешь и узнаешь, -- продолжил настаивать Эгмюндюр. -- Убивать тебя не буду, не бойся.

Гриммюрграс криво усмехнулся: уж чего, а смерти он не боялся. Чуть раньше, чуть позже -- какая разница? Его скорее беспокоило, что иллюстратор что-то от него хотел, а значит, просто уснуть не удастся. Отвязаться от него, впрочем, тоже. Недовольно выдохнув, Гриммюрграс сдался.

-- Ладно, веди.

Гриммюрграс шел следом, не особо заботясь, куда его ведут. Единственное, за что он был благодарен Эгмюндюру, так за то, что тот не донимал его разговорами. Что же именно на него нашло, Гриммюрграса совсем не интересовало: исследовательская любознательность, обретенная в Норзуре, похоже, покинула его, и это не казалось удивительным. От самого Норзура теперь ничего не осталось, он превратился в нагромождение камней, металла и стекла.

-- Вот мы и пришли, -- внезапно заявил Эгмюндюр. -- Прежде тут было шумно, играла музыка, постоянный смех и разборки. Занятно, без всего этого улицу и не узнать. Так вот, приглашаю тебя в лучшее из заведений трущоб. Уверен, ты тут никогда не был: твои друзья хоть и горазды на выходки, но это место даже для них было бы слишком... экстравагантным. Я говорю это про снежных близнецов? Даже не верится! Но так и есть. Давай-давай, не мнись и заходи.

Гриммюрграс вошел скорее для того, чтобы Эгмюндюр наконец замолчал. Он не помнил, в каком заведении они ужинали, когда он познакомился с Оуск, или в каком он провел вечер с Льоусбьёрг (а ведь это было не так уж и давно, хотя по ощущениям прошел год, не меньше), так что возразить своему компаньону не мог.

-- Идем сразу к барной стойке, -- распорядился тот. -- Вон тому высокому столу. Что, не видел таких? Так и знал. Такой же чистенький. Сколько ты всего не успел узнать, а, Гриммюрграс? Не жалко?

-- Того, что узнал, мне вполне достаточно, -- хмуро отозвался он, однако забрался на высокий табурет, любезно подсвеченный фонарем. -- Если хочешь рассказать про трущобы, то приступай и поскорее: я жутко устал.

-- Нет-нет! О трущобах бесполезно рассказывать! В них надо пожить. Впрочем, может, оно и к лучшему, что тебе этого не довелось, а? Но нам остался один приятный подарочек. В память, так сказать. Знаешь, где лучше всего топить память и печаль?

-- В океане? -- на удачу предположил Гриммюрграс, вспомнив бушующую стихию. Пожалуй, там действительно утонут все печали и любая память, как, впрочем, и их обладатель.

-- Что? Нет, нет! -- отреагировал с усмешкой Эгмюндюр, успевший откуда-то достать пару свечей и даже зажечь их. Он стоял по другую сторону узкого стола и теперь искал что-то на полках за ним. Гриммюрграс разглядел ряд бутылок и подвешенные бокалы. -- Вовсе не в океане! Что за глупость ты придумал? Память и печаль топят в вине.

Перед Гриммюрграсом уже появилось два бокала, и теперь Эгмюндюр изящным жестом демонстрировал бутылку, которая не произвела на мужчину ровным счетом никакого впечатления.

-- Ты хотя бы знаешь, что такое вино, приятель? -- открыв ее и разливая жидкость по бокалам, поинтересовался иллюстратор.

-- А ты знаешь, что такое океан?

-- Океан -- огромная толща соленой воды. И что с того? А вино -- это забродивший виноград.

-- И что с того? -- в тон ему поинтересовался Гриммюрграс и криво усмехнулся.

-- Красавчик! -- рассмеялся Эгмюндюр, беря свой бокал. -- Пей.

-- Зачем?

-- Затем, что тебе это нужно. Хватит болтать. Чем скорее выпьешь, тем скорее я тебя отпущу. Разве не ясно?

А ведь он был прав. Гриммюрграс последовал его примеру. Вино оказалось кислым, но вряд ли кого интересовало мнение Гриммюрграса на сей счет.

-- А ты умеешь пить? Не знал.

-- Как видишь, я храню в себе много секретов.

-- Ну, не так уж и много. Кое-чего ты так и не утаил. Или не пытался?

Гриммюрграс пожал плечами, не особо понимая, о чем говорит собеседник, да и плевать на это хотел. Наверное, придется опустошить целую бутылку, чтобы вырваться из его плена, а если болтать, дело пойдет медленнее.

-- Между прочим, ты тоже не все смог скрыть, -- хмыкнул он, пододвигая уже пустой бокал.

-- Да? И что такого ты обо мне узнал?

-- Льоусбьёрг.

-- А... Льоусбьёрг. Мне казалось, ты тоже в нее был влюблен. Но теперь знаю, что только казалось.

-- Она видилась мне интересной женщиной. Все так же видится. Я же ей не особо.

-- Как, увы, и я.

В тишине Эгмюндюр наполнил бокалы повторно. Какое-то время они пили молча, потом он заговорил:

-- Ее раздражали мои ухаживания. А я ей даже портрет нарисовал! Ввязался из-за нее в не очень приятную историю. Я хоть и жил в центре, но много времени проводил здесь. Ты ведь в курсе, что для жителей трущоб присвоить что-то -- сущая ерунда? Ну вот. Связываться с ними -- очень опасно. Непредсказуемый народ! А Льоусбьёрг... Она на все плевала. И на портрет в том числе. А ведь все равно хороша, чтоб ее!

Он замолчал. Остаток бутылки они распили молча, а когда Эгмюндюр открыл вторую, Гриммюрграс и не думал, что пора бы расходиться.

-- Так что за история у тебя случилась? -- спросил он компаньона.

-- А? Что? Какая история? Ты о чем вообще? Кстати, мне очень-очень-очень жаль. Ну, что ты и...

-- Что? Почему?

-- Ну вы ведь это... расстались?

-- Ты несешь пьяный бред, ты в курсе? С кем я расстался? Ни с кем. Расскажи лучше про свою историю с жителями трущоб. Ну, ту, в которую ты из-за Льоусбьёрг ввязался.