-- Эй, смелый! -- крикнул первый из узнавших Гриммюрграса и прицелился Фаннару в лоб. -- Я вооружен, между прочим. А еще очень нервный. Хочешь жить -- вспомни про воспитанность.

-- Ты смеешься? -- язвительно поинтересовалась Фанндис. -- Не узнаешь его? Это Фаннар, парень, который не знает, что такое "воспитанность".

-- Его проблемы, -- равнодушно отозвался тот, продолжая удерживать Фаннара на мушке.

-- Рискни, и тогда проблемы будут у тебя, -- расхохотался тот, будто не замечая оружия. -- Впрочем, тебе же не впервой испытывать терпение Хюглейкюра. Ты в этом эксперт, ага?

-- Слушай! Я имею полное право пристрелить любого, кто подойдет к электростанции! Понял?! Сначала тебя, потом этого придурка, из-за которого мой друг проходил в гипсе, затем твоего братишку-близнеца, а после и рыжую -- она наверняка находится в каком-нибудь родстве с тем молокососом.

Фанндис, начавшая смеяться на словах про братишку-близнеца, теперь сгибалась пополам от хохота и хваталась за Фаннара, в конце концов она даже повисла на нем, уткнувшись в плечо. Льоусбьёрг наблюдала за происходящим с осуждающим выражением лица, причем относилось оно не только к охранникам, но и к ее спутникам. Охранники не понимали, что происходит, а парень, удерживающий Фаннара под прицелом, даже опустил пистолет, явно не готовый видеть не просто равнодушие, а даже презрение в глазах пришедших. Им было действительно все равно, застрелят их сейчас или нет, и это пугало, причем Гриммюрграса в первую очередь. Да, он, как и друг, предполагал, что Хюглейкюр не будет счастлив, узнав о смерти Фаннара, вероятно, что спустивший курок после этого долго не проживет, но какая разница, если Фаннар уже будет мертв? Сам же Фаннар, похоже, полагал, что злости Хюглейкюра на несдержанного охранника окажется вполне достаточно, чтобы смерть не оказалась напрасной.

Второй участник похода в хранилище тем временем что-то серьезно обдумывал, а потом поманил напарника за собой. Двое оставшихся охранников тут же взялись за оружие, пристально следя за гостями и не давая им пройти. Первые о чем-то переговаривались, не повышая голоса, но при этом эмоционально жестикулируя и указывая то на Фаннара, то на Фанндис, затем вернулись.

-- Идите за нами, -- распорядился недавно угрожавщий Фаннару, после чего одарил Гриммюрграса уничтожающим взглядом -- похоже, если бы Хюглейкюр не был заинтересован в обществе одного из близнецов и если бы его приятель об этом не вспомнил, Гриммюрграс остался бы лежать на пороге электростанции с пулей в теле. Интересно, насколько это больно -- получить такое ранение? Хотя, если быть откровенными, Гриммюрграс предпочел бы узнать подробности с чьих-либо слов, а не на собственном опыте.

-- Мы пришлем вам кого-нибудь, -- сообщил оставшимся охранникам второй, решивший также составить компанию четверке пришедших.

Гриммюрграс не старался запомнить коридоры и помещения, по которым их вели -- у них был план этого здания, да и близнецы наверняка обратят внимание на каждую мелочь. Что действительно волновало его, так это количество встреченных им людей, большинство из которых он видел впервые. И если все эти люди вооружены и не растеряются, увидев ворвавшуюся толпу, откроют огонь... Гриммюрграсу не хотелось этого признавать, но он все меньше верил в исполнение их дерзкого плана. Фаннар и Фанндис шли впереди, поэтому понять, насколько они оценивают теперь их шансы, было невозможно. Льоусбьёрг шагала рядом, надменно подняв голову и старательно не глядя на Гриммюрграса. Еще в самом начале она предприняла попытку заговорить, но увлеченный изучением обстановки Гриммюрграс не сразу расслышал ее слова, а потом было уже поздно, да и к лучшему -- объяснять, откуда он и Тандри знает этих двоих помощников Хюглейкюра и как это связано с хранилищем, совершенно не хотелось.

Внезапно конвоиры остановились -- долгий монотонный поход в полной тишине рождал ощущение, что конец ему никогда не наступит. Компания оказалась перед дверью, и тот, что пострадал во время стычки в хранилище, предложил другу доложить: отчего-то он не горел желанием отмщения или же мог его контролировать, в то время как хладнокровие приятеля ставилось под сомнение. Второй оказался не рад такому раскладу, но спорить не стал и скрылся за дверью.

Ждать приглашения пришлось недолго. Комната, куда они проследовали за охранниками, являлась, скорее всего, местом отдыха работников электростанции: светлая и просторная, помимо входной двери имеющая еще одну, боковую, в данный момент закрытую. Из мебели здесь стояли широкий диван, кресло, небольшой обеденный стол и четыре стула вокруг него, из техники -- холодильник, небольшая электропечь и приличных размеров экран, висевший на противоположной от дивана стене. В комнате находился лишь один человек, вальяжно сидящий на диване. Во взгляде Хюглейкюра читалось, что даже без наличия дополнительной охраны он понимает свое преимущество.

При личной встрече человек, ставший воплощением хаоса для большинства жителей Норзура, выглядел так же, как и на экране, хотя некоторые подробности его внешности удалось уточнить только теперь: ростом он оказался с близнецов, правда, конечно, массивнее их, русые волосы аккуратно собраны в хвост, а глаза голубовато-зеленые, невероятно яркие при таком освящении. Очки были теми же, только теперь Хюглейкюр держал голову так, что они не бликовали.

Что же касалось восприятия его позы, взгляда, всего того, через что передается его характер и самоощущение -- они остались неизменными. Старательно ли он исполнял роль, мастерски вжился ли в нее или же действительно всегда вел себя именно так? Об этом мог судить лишь Фаннар, так что Гриммюрграсу осталось только запомнить заинтересовавший его вопрос, чтобы после, когда они окажутся далеко от электростанции, задать его.

-- Неужели мечтам суждено сбываться! -- воскликнул Хюглейкюр. Он смотрел только на Фаннара, других, казалось, даже не замечал. -- Когда я осмелился высказать вслух одно из самых горячих желаний, то и не надеялся, что приближу его исполнение. Может, мне и прежде не стоило бояться озвучивать их вслух, как думаешь?

В его голосе звучал нескрываемый сарказм и наслаждение происходящим, но слова, как и тогда, в театре, обволакивали. Такая манера говорить пригодилась бы желающему повести людей за собой: так же, как честность Фаннара, она звучала убедительной, что бы он при этом ни произносил. Хюглейкюру не просто хотелось верить -- слыша его, не возникало желания обдумывать его аргументы самостоятельно. Может, именно поэтому посетившие театр в День Фордилда не отрываясь глядели на экран? Однако вспоминая их реакцию уже на следующее утро, Гриммюрграс понял, что очарование голосом Хюглейкюра временно и пропадает, стоит только ему замолчать. В этом плане воздействие Фаннара было значительно сильнее, поскольку изначально вынуждало мозг работать, так что даже после окончания беседы с Фаннаром о его словах оказывалось невозможно не думать.

-- Стесняться и бояться провала глупо, особенно для нас, -- ответил Хюглейкюру Фаннар, и хотя Гриммюрграс видел друга лишь в профиль, он заметил, что разговор приносит ему удовольствие.

-- Это точно. Правда, иногда так наскучивает быть неоцененным! Время от времени приятно побыть в этой заманчивой неизвестности, которая нашептывает, что, возможно, тебя бы и не отвергли. Отказ -- это так больно. Но за страх получить его мы можем расплатиться несбывшимся желанием.

-- Человек, который осмеливался выдвигать самые решительные и даже опасные теории, за что и получил прозвище "сумасшедший", боялся получить отказ от меня?

-- У всех нас свои странности, свои пунктики, особые мании и собственные табу, -- равнодушно отозвался Хюглейкюр и на мгновение даже отвернулся.

Ненадолго повисла пауза. Фаннар не спешил задавать волнующие всех вопросы, и хмурящаяся все это время Льоусбьёрг не выдержала.

-- Ты собрал возле себя в основном жителей трущоб, -- заметила она. -- Сначала они отказались от правил общества, насмехались над ними, а теперь, когда только общество способно их спасти, решили, что оно не примет их обратно, не так ли? И потому решили, раз уж вам не спастись, то пусть и другие погибнут.