-- Надеюсь, ты не думаешь, что нам не стоит рассказывать другим про этот вариант?

-- Рассказать стоит, но выбор пусть делают они.

-- Вы и так никого силком не волокли, -- заметил Гриммюрграс и снова не сдержал улыбку. Неуверенный в чем-либо Фаннар был редким зрелищем и в такой момент приобретал некую детскость, отчего и Гриммюрграс рядом с ним чувствовал себя чуть ли не подростком, который еще почти ничего не знал о мире, но был готов к любому вызову.

-- И все же мы желали, чтобы они выбрали именно наш путь, -- признал вслух Фаннар, что далось ему нелегко. -- Ну вот, это тоже звучит безумно.

-- Можете тогда рассказать им о грядущих ощущениях, -- со смехом отозвался Гриммюрграс. -- Тогда их решение будет полностью свободным.

-- Ты издеваешься? -- спросила Фанндис, с укором посмотрев на него, а затем положила ладонь на его руку: -- Спасибо, что рассказал нам. Тандри знает?

-- Да, но только он.

-- Почему я не удивлена? Впрочем, ему, похоже, все нипочем. Ладно, хватит сидеть -- пора заняться делом.

Она с братом поднялась первой и, пройдя мимо Гриммюрграса, оба с какими-то странными ухмылочками на лицах похлопали его по плечу. Он же проводил друзей теплой улыбкой, но стоило двери закрыться за ними, отвернулся и провел ладонями по лицу: он рассказал им главное, но не все. Наверное, о последнем скажет уже перед прыжком, когда что-либо менять будет поздно. Или не скажет вообще. Он не знал, какой из вариантов будет правильнее по отношению к друзьям, а потому радовался, что еще имеет возможность это обдумать. Хотя, скорее всего, возможность крайне мнимую.

Выходя из кухни, Гриммюрграс полагал, что какое-то время побудет в одиночестве. И хотя Фаннар так и не дал ему план, решать вопрос тактики было бы бесполезно, он все равно рассчитывал как минимум на час свободного времени. К тому же он подозревал, что друг не окажется против, если Гриммюрграс найдет в его бумагах нужный документ.

Но не тут-то было.

-- Гриммюрграс?

Он оглянулся на Оуск, удивленный той интонацией, с которой она произнесла его имя, будто пыталась повторить сложное слово на незнакомом языке и потому испытывала неуверенность, удалось ли ей.

-- Да? -- спросил он, не зная, чем это вызвано.

-- Ты в порядке... Гриммюрграс?

Ему показалось, или ее голос действительно дрогнул? И странная пауза перед его именем. Он настороженно посмотрел на девушку, но тут же поспешил уверенно кивнуть и заявить, что с ним все хорошо -- похоже, ее следовало как можно скорее успокоить и подбодрить. Гриммюрграс даже хотел извиниться за вчерашнее и дать красивое, но вполне безобидное объяснение случившегося, но не успел: Оуск заплакала. И хотя что-то подобное он и ожидал, но все равно растерялся. Сомневаясь в своих действиях, Гриммюрграс все же притянул Оуск к себе и, приобняв, начал поглаживать по волосам. Она не сопротивлялась и даже прильнула к нему, словно нуждалась в его тепле или ощущении, что рядом кто-то есть. Какое-то время он дал ей поплакать, ничего не говоря, только обнимая и гладя, затем она сама отстранилась и выбралась из его объятий.

-- Гриммюрграс, -- произнесла она снова, успокоившись, вытерла последние слезы и посмотрела на него. -- Такое имя ты себе выбрал? Как по мне, тебя следовало звать "Иллурграс" -- так было бы честнее.

-- Иллур? -- переспросил он, вспоминая, с какой сложностью столкнулся, переводя свое имя на здешний язык. "Гриммюр" подходило больше всего, потому что этим словом обозначалось нечто злое, яростное, как зверь, и именно в таком значении употреблялась первая часть его имени в хэимели. Однако Оуск выбрала другой оттенок слова "злой".

-- Ты принес нам беду, так почему не признаваться об этом честно? Не понимаю, почему ты назвался Гриммюрграсом -- в тебе нет ярости. И потому буду звать тебя Иллурграс.

-- О какой беде ты говоришь, Оуск? Я не притягиваю метеориты.

-- Не притягиваешь, -- надрывно рассмеялась она, -- но ты сделал кое-что похуже. Мне рассказала Льоусбьёрг. Увидев тебя, близнецы не выполнили задание, ради которого пошли на электростанцию, и дали к ней допуск этому придурку. И что из этого вышло!

-- Постой, прошло уже два года с того случая. Кто мог предполагать, что он приведет к таким последствиям?

-- Желающий да мог, -- отрезала она решительно, и тут Гриммюрграс увидел, что девушка смотрит на него с ненавистью, настолько сильной, что поверить, будто она способна испытывать ее, было сложно. И все-таки... -- И близнецы могли бы, если бы не ты. Ты демон, злобное порождение. Приносящий беду.

-- Мне казалось, вы не верите ни в демонов, ни в что-то подобное.

-- А еще они, наверное, говорили, что мы не любим. Но я любила тебя! Какая же я была дурочка! Хотя не удивительно, ведь ты делаешь все, чтобы разрушать чужие жизни: и в прямом, и в переносном смысле. Тебе разбитое сердце -- потеха, а сгубленные жизни -- удовольствие. Теперь ты хочешь заманить нас всех в свою ловушку, затащить в свою пещеру и мучить там. Думаешь, я не слышала, что ты рассказал близнецам? Не пойму только, как ты можешь ими крутить, как запудрил их умные мозги, но со мной теперь играть не сможешь -- я свободна от твоей власти. Я ненавижу тебя, Иллурграс, и не хочу больше видеть. Не трогай меня! Не прикасайся!

Каким-то образом она сумела вырваться из рук Гриммюрграса и убежала, а он смотрел ей вслед, не понимая, откуда в ней взялось столько злости. Отчего-то ему показалось, что возле двери Оуск замерла на мгновение, будто ожидая, что он все же схватит ее и не даст уйти, но так и не дождавшись, открыла дверь, выскочила за порог и со всего маха ударила дверью.

Еще одна головная боль. Но с ней, похоже, придется разбираться Фаннару и Фанндис, если, конечно, они не захотят оставить кузину в покое. Сам же Гриммюрграс сомневался, что сможет хоть как-то уладить ситуацию.

После ухода Оуск он получил долгожданное одиночество, но сосредоточиться на важных вопросах теперь не мог: девушка не шла из головы. Куда она могла отправиться в таком состоянии? Что собиралась делать теперь? Отправится ли она к Хюглейкюру, чтобы рассказать о готовящемся нападении на электростанцию? Она вполне могла поступить так из-за досады и страха -- гремучей смеси, делающей любого опасным противником. И все же Гриммюрграс надеялся, что вопреки всему Оуск не считает, будто для нее все потеряно, а значит, и жалеть уже не о чем. Интересно, Фанндис смогла бы воззвать к ее разуму? Или без лишних слов заперла бы в комнате и не выпускала, пока Оуск не одумается?

-- Фанндис.

Странно, Гриммюрграс не называл имя подруги вслух. Он оглянулся и увидел еще одну женщину, появление которой в этой гостиной означало, что мир окончательно рухнул.

-- Проходи, Лейкни, -- пригласил он, вставая с дивана.

Она сделала судорожный вдох, шагнула вперед, замерла, задумавшись, затем качнула головой и развернулась. Но ей, в отличие от Оуск, уйти не удалось -- Гриммюрграс перехватил ее и повел на кухню. Лейкни была очень бледна и нуждалась в крепком чае, и уж этим Гриммюрграс мог ее обеспечить.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и снова выглядеть так, как полагает лидеру. Допив вторую чашку чая, Лейкни посмотрела на Гриммюрграса долгим взглядом, затем чуть улыбнулась:

-- Спасибо.

Ее голос не дрогнул -- хороший знак. Гриммюрграс улыбнулся в ответ и кивнул, после чего предвосхитил вопрос гостьи и сообщил:

-- Фанндис и Фаннар вышли, но к обеду должны вернуться. Могу я чем-то помочь?

-- Полагаю, что нет, -- покачала она головой. -- Мне нужен Фаннар и никто другой. Только сам он вряд ли станет меня слушать, вот я и хотела сначала поговорить с Фанндис. Но раз их обоих нет...

Гриммюрграс промолчал. Он не стал говорить Лейкни, что любой секрет, известный Фаннару, станет доступен и ему. Повисло молчание. Стоило как-нибудь разорвать его, начать ничего не значащий разговор, но теперь такая роскошь была доступна лишь друзьям, едва же знакомым людям пустая болтовня показалась бы тратой драгоценного времени. Можно было встать и уйти, сославшись на важные дела, но и этот поступок вышел бы неловким. Единственным достойным решением оказалось предложение сделать еще чашку чая, которое Лейкни приняла с улыбкой.