-- И даже больше, -- мягко поправила Фанндис. Ее голос прозвучал откуда-то из-за спины Гриммюрграса, а затем он почувствовал, как она положила ему на плечо согнутую в локте руку. -- Да и солнце больше, чем то, что мы видим.
-- И это поражает еще сильнее, -- улыбнулся в ответ Гриммюрграс. -- Как и вы, люди, способные это принять.
-- Мировоззрение твоего народа тоже удивительно, -- заметил Фаннар. -- Наверное, это страшно -- принять подобное. Я уже и не помню, как сам отреагировал на заявление, что такое звезды на самом деле. Мы все были детьми, когда нам рассказали о них, так что нам, пожалуй, было намного проще.
Гриммюрграс промолчал: он не мог представить, каково знать о космосе с самого детства. Может, жителям Норзура действительно не составляло труда принять сводящую с ума правду, и она являлась для них чем-то самим собой разумеющимся, не поражая воображение, и все же это не делало их в глазах Гриммюрграса менее выдающимися.
Первый метеорит прочертил небо в полной тишине. Он показался чем-то нереальным, каким-то обманом зрения, будто люди слишком долго вглядывались в темноту, отчего яркие точки-звезды начали просто-напросто расползаться. Кто-то, возможно, даже не заметил его, продолжая думать о своем. Гриммюрграс же вспомнил закат у барьера, но решил, что его мысли быстро перескочили на те воспоминания, отчего он даже представил, что небо горит.
Однако небо горело на самом деле. Один, второй, третий. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался, кто-то воскликнул: "Не может быть!" -- реакции остальных лишь подсказали, что Гриммюрграсу все это не чудится, что метеориты действительно прошивают небо, оставляя за собой огненные следы, но уже через мгновение он перестал замечать кого-либо вокруг.
Он не мог пошевелиться, глядя, как объятые пламенем камни обрушиваются на город. Почему он не видел раньше, как они горят? Этот жар, он... Гриммюрграс вскрикнул и взглянул на свои руки -- это пламя перекинулась и на него! Текучее, облизывающее камни, вынуждающее раскалиться их докрасна, а потом покрыться пеплом. Он видел этот огонь, живой, обладающий неким непостижимым разумом, лишь однажды, когда несся ему навстречу, такой же обреченный, как и метеориты. Кто-то из них не в состоянии выдержать напор огня, и потому от них ничего не остается, другие же, возможно, что-то теряют, но в целом выживают, однако ни первые, ни вторые уже никогда не вернутся на небо.
Никто из них не способен испытать подобное дважды.
Гриммюрграс отшатнулся от окна, но взгляд его снова был прикован к небесам: он видел себя среди этих метеоритов, но пока те падали, он пытался нестись им наперерез. На это требовалось куда больше усилий и невероятная скорость, потому что (теперь он это определенно знал) поверхность планеты притягивает с огромной силой. Огромной, но не непреодолимой, а значит...
Кожу жгло. Нет, ее будто бы сдирало, и он сделал несколько шагов назад, отталкивая кого-то (подвернувшийся на пути метеорит?). И все-таки он хорошо помнил, что обязан перетерпеть боль и при этом оставаться в сознании, а потому прикусил губу и прикрыл глаза. Оставаться в сознании было важно тогда, чтобы не разбиться и не сломать шею при неудачном падении, теперь же это просто жизненно необходимо, иначе он замедлится и не сможет победить притяжение земли, а значит, не вернется...
Он кричал, конечно же, кричал, но крик в таких случаях облегчает боль. Ведь и метеориты кричат. Разве их никто не слышит? И снова кто-то из этих камней начал попадаться ему на пути. Гриммюрграсу приходилось откидывать их. Он хотел извиниться, но не мог. Да и что им будет? Да, они немного изменили траекторию, но если все еще находятся в сознании, смогут благополучно упасть, а если нет, то и прежде у них не было шансов. Ему же нужен чистый путь, чтобы не сбавлять скорость. Ни за что, ни при каких обстоятельствах, даже если кожа уже сошла и огонь прожигает саму плоть.
И тогда он сможет, он доберется до цели. Тем более, он чувствовал, осталось совсем немного.
-- Дыши глубоко и быстро.
Чей это голос? Гриммюрграс понять не мог. Но голос прозвучал настойчиво и над самым ухом -- значит, принадлежал огню. Больше и не кому. Слушать его? Подчиниться? Ведь именно он приносил столько боли. Но не огонь препятствовал Гриммюрграсу, он просто был, как необходимая составляющая этого перехода, а мешало лишь притяжение. В таком случае мог ли он давать подсказки? Если дышать глубоко, то у Гриммюрграса появятся силы на дополнительный рывок, а если делать это еще и быстро, то силы прибавятся скорее.
И он задышал -- глубоко и быстро, как нашептывал огонь.
Внезапно все прекратилось -- его окружила темнота.
***
Гриммюрграс открыл глаза. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять -- он лежит на своей кровати, а в комнате помимо него есть еще кто-то. Вглядевшись в силуэт сидящего на подоконнике, он скорее догадался, чем узнал, кто это.
-- Ты специально?.. -- он не смог закончить вопрос потому, что не знал, как его точно сформулировать.
Слова отчего-то не спешили возвращаться. На миг Гриммюрграсу подумалось, что он смог бы все выразить на своем языке и даже хотел выругаться из-за необходимости продолжать общаться на совершенно другом, чужом. Однако и слов родного языка не хватило, так что он не смог высказать Тандри все, что хотел. А хотел ли на самом деле?
-- Пришлось, -- тихо произнес тот, когда понял, что продолжения не последует. -- Вы не реагировали на другие слова, и я решил рискнуть. Мне повезло, что меня вы услышали. Можно рассматривать это как комплимент?
Гриммюрграс не ответил. Он улыбался, хотя Тандри не видел этого. А кроме того, был крайне благодарен этому парню, и отчего-то казалось, что одного взгляда хватит, чтобы выразить это. Опомнившись, что в темной комнате вряд ли можно что-то прочесть на лице, он произнес:
-- Спасибо.
-- Всегда к вашим услугам, -- бодро ответил Тандри, а затем снова перешел на тихий голос: -- Вы снова ощущали то, что и при переходе?
-- Скорее то, что буду ощущать, попробовав вернуться, -- горько усмехнулся Гриммюрграс.
-- Вы же не хотите сказать... Не хотите сказать, что не сможете вернуться?
Он снова промолчал, потому что и правда не хотел этого говорить, но и соврать не мог. И Тандри понял его молчание правильно, выругался и отвернулся к окну.
Снова требовались слова, но не какие-либо, а определенные, и снова память отказывалась находить их на обоих языках. Гриммюрграс попытался встать, решив, что хотя бы действия способны их заменить, но не успел -- Тандри резко повернулся.
-- Вы намерены остаться?
Гриммюрграс покачал головой, сдерживая смешок. На самом деле ему захотелось громко рассмеяться от пришедшего в голову осознания. Все-таки он поднялся и подошел к окну.
-- Помнишь разговор Льоусбьёрг и Фаннара? Фаннар говорил, что нет никаких доказательств, что на другой стороне пропасти есть мир и что ваш безумный поступок не приведет к смерти. То, что у вас в любом случае мало шансов выжить, и поэтому вы можете выбрать способ, каким вам приятнее умереть. Да, доказательств нет, но я, не просто проживший всю сознательную жизнь с легендой, но и прошедший этот путь, уверен, что вы выживете. Так что ваше положение не такое, как описал Фаннар.
Тандри кивнул. Прерывать речь Гриммюрграса он не стал.
-- А вот мое положение как раз именно то, -- продолжил тот. -- Я почти полностью уверен, что обратного пути не существует. Но и оставаться здесь бессмысленно. Выживу ли я один тут? Сомневаюсь. Так что у меня лишь один выход: рискнуть.
И снова Тандри только кивнул. Он не отводил взгляда, и Гриммюрграс всматривался в его серьезное лицо. Мысленно он благодарил темноту, из-за которой чтение выражений превращалось в угадывание, а значит, можно было с легкостью обмануться, предположить, что слова оставили не такие глубокие следы, а может, даже зародили надежду. Днем такой роскоши себе не позволишь, впрочем, и слова при свете звучат как-то иначе.