-- Не знаю, как остальные, но я прекрасно понимаю нашего друга. Тот момент, когда ты наконец можешь высказать пришедшие в голову мысли и тебя поймут!.. Он бесценен.

-- Но в твоем случае даже умение говорить не спасало от непонимания, -- женский смех.

-- Тут ты права. И все же иметь возможность высказаться уже сама по себе дорого стоит. К тому же знание языка позволяет познавать мир более глубоко, нежели используя только эмпирический метод.

-- Это точно! Ну и поделиться наблюдениями всегда хочется.

-- Только счастье мое длилось недолго, вслед за ним пришло разочарование: многие авторитеты пошатнулись. Я-то думал, что они не понимают меня потому, что лопочу что-то на непонятном бла-бла-бла, а оказалось, что они просто тугодумы. Это опечалило, и я чуть не впал в депрессию.

-- И ты был бы первым трехлетним малышом, который страдал бы настоящей депрессией.

-- Меня спасло от такой незавидной известности, что рядом оказалось несколько малышей, с которыми можно было поговорить, и которые если и не понимали, то старались понять.

-- А потом после предварительной школы мы перешли в начальную, и для тебя начался рай.

-- Не всегда, но по большей степени. Интересно, был бы я сейчас так же счастлив, если бы начал учить иностранный язык и успешно продвигался в своем начинании? Наверное, нет, если бы не оказался в схожих условиях. И да, нашему другу повезло куда больше, чем мне в далеком детстве.

-- Его не окружают тугодумы, -- женский смех.

-- Именно.

-- Вернемся к записи. Собственно, это отчеты о проводимом эксперименте, а не рабочие записи, сделанные непосредственно во время него. Тому есть три причины. Во-первых, наш друг не готов к общению с диктофоном. На этот раз он не разбил его лишь потому, что в комнате играла успокаивающая музыка, но держался настороженно, и даже авторитет профессора Зануды не помог. Так что голос нашего друга практически не слышно. Во-вторых, его произношение пока оставляет желать лучшего. То, что он сказал "красный" и "зеленый", мы поняли только потому, что знали: именно эти слова он учил прошлый час. Ну и, в-третьих, мы уже делали записи-отчеты, поскольку рабочая запись оказалась уничтожена. Так что продолжим в этом же ключе. Конечно, первые записи выбиваются, но достаточно быстро мы перешли на отчеты, поэтому возвращаться к исключительно рабочим мне не представляется возможным. Да, наш друг пока нас не понимает, но рассуждать о нем, как об объекте эксперимента, глядя ему в глаза, мне сложно. Наши же выводы, сделанные в ходе исследования, не менее важны, поскольку они повлияют на вносимые нами изменения в ходе эксперимента. Каждый ученый субъективен, как бы мы ни старались от этого избавиться, и выводы, основанные на одном и том же событии, могут разниться, так что без пояснения их становится сложно понять.

-- Вариант с сочетанием тех и других тоже не совсем корректен, особенно из-за "во-первых", указанного Некомпетентным Ученым. Так что мы сошлись на варианте, где основные записи будут состоять из записей-отчетов, а рабочие являться важным, но приложением. Разумеется, рабочие мы сможем использовать и отдельно, но там действительно не будет содержаться важных объяснений, скрепляющих их, как мостики. И это лишь одна сторона вопроса. Вторая же заключается в том, что мы еще не знаем, представим ли публике наш социологический эксперимент.

-- Но об этом еще рано судить, профессор.

-- Мне бы тоже хотелось сорвать куш за то, что мы делаем, Ученый, но в той комнате не какой-то предмет или явление, не модель, а живой человек. Нам сложно рядом с ним называть его объектом исследования, хотя пока он ничего не понимает. Сможем ли мы показать его публике потом? А если все узнают, откуда он пришел, дадут ли спокойно жить? Мы хоть и проводим эксперимент, но он направлен на адаптацию человека, пришедшего из абсолютно другой среды, в нашем обществе, скорее всего, абсолютно ему чуждом. Это полезно для самого объекта, в смысле, нашего друга. Другие же станут изучать его как пришельца из другого времени или мира, не знаю, откуда еще. В общем, думаю, им будет интересно знать, из чего он состоит, а это больно, между прочим.

-- Ты тоже кажешься многим пришельцем, но тебя пока не вскрывали, предпочитая наблюдать в естественной среде обитания.

-- У них есть мое свидетельство рождения и несколько надежных людей, которые видели это воочию. К тому же Норзур вряд ли можно будет считать "естественной средой обитания" для нашего друга.

Молчание.

-- Ладно, ты права. Быть может, мы предстанем перед публикой и покажем и результат, и записи, сделанные в процессе, сорвем овации и всеобщее признание, наша работа будет опубликована в журнале, и нам не придется работать до конца своих дней. Но в этом случае тебе не составит труда разобраться с записями и переименовать кассеты, чтобы рабочие перемежали отчеты.

-- Тогда мне понадобится почистить отчеты от некоторых твоих высказываний, -- после небольшого молчания. -- До этого все равно далеко, так что займемся тем, что имеем сейчас. Поскольку аппарат работает именно так, как нам хотелось, продолжим обучать нашего друга с помощью него. Сколько времени это займет -- вопрос интересный. Но нам нужно научить его не только понимать нашу речь и говорить, но и читать и писать.

-- Заодно узнаем, была ли в его обществе письменность в каком-либо виде.

-- Точно. Но и это еще не все. Чтобы наш друг стал полноправным членом общества, ему придется приобщиться к науке -- самый сложный момент, но и самый интересный, как на мой взгляд!

-- Или его можно сделать жителем трущоб.

-- Считаю, это станет свидетельством провала нашего эксперимента.

-- Кстати, мы отмели вариант, что наш друг все-таки пришел из другого города или является шпионом. Маловероятно, и все-таки. Если окажется, что он не из древнего прошлого, то эксперимент тоже будет неудавшимся.

-- В уголке памяти я держу этот вариант, не беспокойся, -- женский смех. -- Но мы решили считать, что он прибыл из прошлого, пока не доказано обратного, так что наш эксперимент сведется к следующему: "Проверить жизнеспособность нашего общества". Мы привыкли считать его идеальным, а тех, кто не вписался, -- в чем-то ущербными. Теперь же мы возьмем совершенно постороннего человека и посмотрим, насколько сложно ему будет стать частью Норзура.

-- А как же погрешность?

-- Какая, профессор Зануда?

-- Может, наш объект исследования тоже имеет отклонения, не позволяющие ему вписываться куда бы то ни было?

-- О нет, дорогой, социопатам в нашем обществе живется очень даже хорошо! Живой пример стоит рядом со мной. А вот понять, является ли то, что нас окружает, нормой для человечества, желающего выжить, или же мы создали извращенное общество, поможет наш друг.

-- Не считаю, что наше общество социопативное.

-- Я и не говорила, что это общество социопатов, но наши представления о нормах несколько изменены, а если бы такое общество действительно было идеальным, то и трущоб не наблюдалось.

-- Трущобы -- это крайне занятное образование, подчеркивающее различия между людьми. Кстати, выходит, что по нашим представлениям социопатами являются как раз они.

-- Нет, социопатия -- это не только невписываемость в нормы общества.

-- Если не разбирать на частности, то выйдет как раз оно. Но наш эксперимент и правда может показать, способен ли человек из совершенно другого общества интегрироваться в наше. И если да, то наше общество можно считать идеальным. О, если подать работу под таким соусом (и если результат окажется положительным), мы точно станем любимчиками! И сможем заниматься своими исследованиями, сколько захочется, невзирая на "нужность" их для окружающих.

Запись 8

-- О таком прогрессе всего за какой-то месяц мы не могли и подумать, не то что предположить подобное вслух! Мне уже нужно вплотную заняться пополнением словарного запаса своей машины, хотя он изначально не был маленьким. Конечно, я не запихнула в нее все слова, описывающие объективную реальность, но начального запаса по моим предположениям должно было хватить на первое время, а под "первым временем" я понимаю от двух месяцев и более. Я уже начала разрабатывать список слов и эскизы, предполагая, что когда-нибудь придется сесть за это вплотную. Так вот, этот день настал. Меня ждет работа, много работы! И я счастлива.