Оуск распахнула дверь и буквально впихнула Гриммюрграса внутрь.

-- Профессор!

Тандри вскочил на ноги, сделал было шаг, но тут же замер: еще два, и он оказался бы в непосредственной близости от Гриммюрграса, и как бы ему этого ни хотелось (на лице промелькнула мучительное желание, но он умело прогнал его), наличие свидетелей отрезвляло. В этот месяц они почти не общались, если не считать репетиций, и Гриммюрграс не раз ловил на себе взгляд, просящий поддержки, но остался к нему черств. Совесть мучила, особенно в последние дни, но Тандри о ней не знал, и потому легче ему не было. Попытавшись искупить вину, Гриммюрграс улыбнулся исполнителю главной роли, отчего-то относившейся к ней как к хрупкой статуэтке. Тандри улыбнулся в ответ. Кажется, облегченно.

-- Как думаете, это хорошо, что наше выступление перенесли и поставили перед перерывом? -- спросил он, высказывая опасение всех ребят, которые тут же закивали и выжидающе уставились на автора постановки.

-- Мне кажется, что это очень даже хорошо, -- вылезла из-за его спины Оуск и встала рядом. Она занимала так мало места, что даже не потеснила Гриммюрграса. -- Перерыв позволит зрителям осмыслить наше выступление, и его эффект не будет смыт идущими сразу другими номерами. Профессор, вы ведь из этих соображений попросили поменять номера местами?

Пришлось кивнуть. Ничего другого им пока знать не следовало. Гриммюрграс обвел взглядом молодых актеров, и внутри натянулись предательские струны. Уже неделю они беспокоили его, но при доступе к Комнате Ярости от них удавалось отмахнуться. Теперь такой возможности не было. Глядя на лица, лучащиеся от предвкушения триумфа, Гриммюрграс чувствовал себя последней сволочью, потому что знал -- тот долго не продлится. Они тоже узнают, совсем скоро, но пока актеров переполняла надежда, которая вызывала, конечно же, теплую улыбку, хоть и приправленную горечью.

У Гриммюрграса была подготовлена напутственная речь, и он произнес ее, потому что был обязан. Никто ни о чем не должен подозревать до определенного момента, и с этой задачей он справился, глядя, как уверенность постепенно наполняет студентов одного за другим. Почему они поступали так, а не иначе? Не ясно. Фаннар всегда любил эффектные выступления, и нынче должно получиться самое яркое из них.

Хотя нет, ложь. Дело не в пристрастиях Фаннара. Дело в пьесе. Ее должны увидеть все, и лишь потом услышать, что им хотят сказать. Потому что поверить в шокирующие слова даже при наличии доказательств вряд ли кто-нибудь из них был готов. Пьеса же должна послужить катализатором, возможно, расставить все по своим местам, а может, даже стать самым весомым аргументом. Так считали Фаннар и Фанндис. Гриммюрграсу же оставалось лишь довериться друзьям.

Он наблюдал за ребятами из-за кулис. Постарался отвлечься от мыслей о том, что случится после, почувствовать себя на сцене, среди них. Пожалуй, лучше бы не делал. Переживать написанное оказалось больно. Он не думал, что ощутит что-то подобное, не понимал, чем рискует. Он не выворачивал себя наизнанку, когда писал пьесу, и на репетициях все происходило мирно, спокойно, так почему же сейчас он почувствовал себя не просто нагим, а разворошенным? И Тандри... Во время прогонов он вел себя иначе: он играл роль, как и другие студенты. Да, у него выходило очень хорошо, но чувствовалось, что это всего лишь игра. Теперь же он словно проживал историю, отчего Гриммюрграсу становилось не по себе.

-- Все готово, -- шепнула Фанндис, слегка прикоснувшись к его плечу. Гриммюрграс точно вынырнул из пьянящего омута, за что и был крайне благодарен подруге. -- Я собрала всех в одной комнате. Идем.

-- Могу я пойти с Фаннаром?

Она понимающе кивнула. Что бы ни ощущал Гриммюрграс, но он хотел досмотреть постановку до конца. И ему требовалось узнать, как ее примут собравшиеся в зрительном зале. Не потому, что он написал сценарий, не из-за того, для чего они вообще поставили эту пьесу. Ребята старались, его ученики отдавались на репетициях полностью и делали все с любовью. Он не мог уйти, не разделив с ними радость оваций или же печаль от равнодушия зрителей. Гриммюрграс не знал, чувствуют ли они его поддержку, да это и не имело значения.

-- Там будет Льоусбьёрг, -- тихо сообщила Фанндис.

-- Льоусбьёрг? Хорошо.

Она еще раз кивнула и ушла. Его "хорошо" прозвучало равнодушным, и, поняв это, Гриммюрграс усмехнулся. Он как-то рассказал Фанндис о своем отношении к Главному Издателю. Кажется, это случилось накануне события, изменившего его приоритеты. Тогда он беспокоился, как именно воспринимала его Льоусбьёрг, теперь же понимал, насколько это все мелко. Скоро все насущное перестанет иметь значение.

"Как и успех этих ребят", -- одернул он себя. Однако сейчас только их выступление имело хоть какой-то смысл, и Гриммюрграс снова сосредоточился на нем.

***

Тишина, не нарушаемая ни сердечным стуком, ни чьим-либо дыханием. Потому что сердца замерли, а легкие отказались принимать воздух. Все замерло.

А затем зал взорвался аплодисментами. Именно так. Ни с чем другим случившееся сравнить невозможно. Зрители повскакивали с мест, раздались восторженные крики, и Гриммюрграс не сумел сдержать улыбки. Он по-прежнему держал в голове то, что произойдет уже через минуту, но даже оно меркло перед произведенным ребятами фурором. Гриммюрграс не считал, что приложил для их успеха достаточно усилий, но все равно ими гордился.

Актеры кланялись под несмолкаемые овации, и только Тандри оглянулся, ища Гриммюрграса взглядом, улыбнулся ему и жестом позвал на сцену. Так же жестом тот отказался и отошел в сторону, пропуская спешащего на сцену молодого человека. С ним Гриммюрграс знаком не был. Актерам же пришлось скрыться за кулисами с другой стороны, что выходило только на руку.

-- Замечательное выступление, -- смущенно объявил в микрофон вышедший на сцену, предварительно постучав по нему пальцами. -- Прошу всех сесть. Это не займет много времени. Сейчас на сцене появится Лейкни, у которой для вас важное сообщение...

-- Не появится.

Фаннар словно материализовался прямо на сцене: даже Гриммюрграс не заметил, как друг прошмыгнул мимо него. А он уже обнимал за плечи сконфуженного молодого человека, который был не в силах понять, что здесь происходит. Тот узнал Фаннара и потому не отшатнулся, однако положение его от этого не улучшилось.

-- Тебе не сказали об изменениях, Хадльфредюр, -- во всеуслышание сообщил Фаннар. -- Объявление будет, но после перерыва. Поэтому можете разойтись и обсудить уже увиденные представления. А ты иди за мной.

Не давая ему опомниться, Фаннар утащил своего знакомого со сцены, по дороге кивнув Гриммюрграсу, и тот последовал за ними. Так вот как выглядел Хадльфредюр! Гриммюрграс слышал о нем лишь единожды и отчего-то решил, что тот никак не моложе Орри, однако молодой человек был ровесником Фаннара. Высокий, недостаточно уверенный в себе, отчего выглядящий несколько нелепо, с короткими светлыми вьющимися волосами, которые не желали лежать аккуратно -- однако он уже являлся главой одного из важных институтов и имел авторитет в научном сообществе. Своего рода знаменитость, имеющая приличный вес в обществе, которую Фаннар так бесцеремонно волок куда-то по коридору. Хадльфредюр попытался возмутиться, вышло неубедительно, так что его отношение к действиям Фаннара остались без внимания.

-- Сейчас ты все поймешь, -- единственные слова, которых он оказался удостоен, и те прозвучали перед дверным проемом, куда его в следующее мгновение нагло затолкнули.

Гриммюрграс зашел последним, и, как было оговорено, закрыл за собой дверь. Комната, похоже, предназначалась для переговоров: в ее центре располагался стол, окруженный удобными креслами, а на одной из стен висел экран, на котором, судя по всему, демонстрировали происходящее на сцене театра. Сейчас же экран был выключен.

-- Ну что ж, -- обвела взглядом присутствующих Фанндис. Она стояла во главе стола, держа руку на специально принесенном магнитофоне. -- Поскольку все люди, способные принимать решения и нести ответственность за этот город в сборе, приступим.