- Еще идут! - в ужасе крикнул сержант, прежде чем все опомнились-от только увиденного.
Он стоял в кузове и странно размахивал руками, словно хотел остановить и спасти от беды показавшуюся сзади над лесом вторую тройку шедших с бомбежки машин.
Потрясенный Синцов смотрел вверх, вцепившись обеими руками в портупею; милиционер сидел рядом с ним, молитвенно сложив руки: он умолял летчиков заметить, поскорее заметить эту вьющуюся в небе страшную стальную осу!
Все, кто ехал в грузовике, молили их об этом, но летчики или ничего не замечали, или видели, но ничего не могли сделать. "Мессершмитт" свечой ушел в облака и исчез. У Синцова мелькнула надежда, что у немца больше нет патронов.
- Смотри, второй! - сказал милиционер. - Смотри, второй!
И Синцов увидел, как уже не один, а два "мессершмитта" вынырнули из облаков и вместе, почти рядом, с невероятной скоростью догнав три тихоходные машины, прошли мимо заднего бомбардировщика. Он задымил, а они, весело взмыв кверху, словно радуясь встрече друг с другом, разминулись в воздухе, поменялись местами и еще раз прошли над бомбардировщиком, сухо треща пулеметами. Он вспыхнул весь сразу и стал падать, разваливаясь на куски еще в воздухе.
А истребители пошли за другими. Две тяжелые машины, стремясь набрать высоту, все еще упрямо тянули и тянули над лесом, удаляясь от гнавшегося вслед за ними по дороге грузовика с людьми, молчаливо сгрудившимися в едином порыве горя.
Что думали сейчас летчики на этих двух тихоходных ночных машинах, на что они надеялись? Что они могли сделать, кроме того, чтобы вот так тянуть и тянуть над лесом на своей безысходно малой скорости, надеясь только на одно - что враг вдруг зарвется, не рассчитает и сам сунется под их хвостовые пулеметы.
"Почему не выбрасываются на парашютах? - думал Синцов. - А может, у них там вообще нет парашютов?"
Стук пулеметов на этот раз послышался раньше, чем "мессершмитты" подошли к бомбардировщику: он пробовал отстреливаться. И вдруг почти вплотную пронесшийся рядом с ним "мессершмитт", так и не выходя из пике, исчез за стеною леса. Все произошло так мгновенно, что люди на грузовике даже не сразу поняли, что немец сбит; потом поняли, закричали от радости и сразу оборвали крик: второй "мессершмитт" еще раз прошел над бомбардировщиком и зажег его. На этот раз, словно отвечая на мысли Синцова, из бомбардировщика один за другим вывалилось несколько комков, один камнем промелькнул вниз, а над четырьмя другими раскрылись парашюты.
Потерявший своего напарника немец, мстительно потрескивая из пулеметов, стал описывать круги над парашютистами. Он расстреливал висевших над лесом летчиков - с грузовика были слышны его короткие очереди. Немец экономил патроны, а парашютисты спускались над лесом так медленно, что если б все ехавшие в грузовике были в состоянии сейчас посмотреть друг на друга, они бы заметили, как их руки делают одинаковое движение: вниз, вниз, к земле!
"Мессершмитт", круживший над парашютистами, проводил их до самого леса, низко прошел над деревьями, словно высматривая что-то еще на земле, и исчез.
Шестой, последний бомбардировщик растаял на горизонте. В небе больше ничего не было, словно вообще никогда не было на свете этих громадных, медленных, беспомощных машин; не было ни машин, ни людей, сидевших в них, ни трескотни пулеметов, ни "мессершмиттов", - не было ничего, было только совершенно пустое небо и несколько черных столбов дыма, начинавших расползаться над лесом.
Синцов стоял в кузове несшегося по шоссе грузовика и плакал от ярости. Он плакал, слизывая языком стекавшие на губы соленые слезы и не замечая, что все остальные плачут вместе с ним..."
Зачем здесь приведены эти пронзительные слова? Дело в том, что незаурядный талант свидетеля тех горьких дней в художественной форме отобразил то, что он видел сам, своими глазами. Думаю, что картины, подобные этим, видели тогда многие. Но не все из них, конечно, владели пером. Не говоря о том, что далеко не все из них пережили войну. Поэтому мало кто мог рассказать об этом. Симонов смог.
Рассказ его о тех событиях показывает известную нам картину беспредельного господства немецкой авиации с первых же дней начавшейся войны. Недостаток самолетов и отчаянно тяжелое положение наземных войск Красной Армии заставляли поэтому бросать в бой даже то, что применять днем было заведомо нельзя - устаревшие тихоходные бомбардировщики, которые можно было использовать только ночью. Поскольку только полная темнота могла скрыть их от вражеских истребителей. Но тяжелая необходимость заставила бросать их в бой днем, практически на верную гибель. Особенно учитывая отсутствие истребительного прикрытия. "Хоть бы один истребитель на всех дали в прикрытие!", - вырвалось у летчика со сбитого самолета. А почему не дали в сопровождение истребителей? Причина простая. Не было их, ни для прикрытия, ни для чего еще. И не только истребителей. Потому и послали на смерть тихоходные машины, чтобы остановить немцев хоть чем-то.
Долгое время подразумевалось, что причиной этого избиения советских военно-воздушных сил было уничтожение на аэродромах советской авиации ранним утром 22 июня 1941 года. И действительно она понесла тогда тяжелейшие потери. Но были ли эти потери следствием внезапности нападения? И были ли эти потери причиной полного господства в небе немецкой авиации? Попробуем разобраться.
Предлагаю вашему вниманию профессиональное исследование, весьма полезное для понимания случившегося накануне и в начале войны.
1941 год - уроки и выводы. - М.; Воениздат. 1992.
Издание было подготовлено коллективом авторов Генерального штаба Объединенных Вооруженных Сил СНГ. Имело в то время гриф "Для служебного пользования" и предназначалось для изучения в высших военных учебных заведениях.
Сейчас оно опубликовано и размещено на сайте:
http://militera.lib.ru/h/1941/index.html
Достаточно подробно там показано и состояние дел в ВВС РККА.
"...Таким образом, к началу войны в составе ДБА ГК (дальней бомбардировочной авиации Главного командования - В.Ч.) и ВВС военных округов имелось 15 599 боевых самолетов. Из них 8472 самолета (54%) находилось в ВВС западных приграничных округов и в соединениях ДБА ГК, базировавшихся в европейской части СССР{52}.
Для сравнения, фашистская Германия вместе с союзниками имела на восточном фронте 4275 боевых самолета. Однако по качеству материальной части советские ВВС значительно уступали ВВС Германии. Состав немецкой авиации был представлен в основном новыми типами самолетов, в то же время в ВВС приграничных округов новые самолеты составляли всего лишь около 20%.
Наибольшее количество боевых самолетов - 1913 - находилось в ВВС Киевского особого военного округа и 1789 - в ВВС Западного особого военного округа (приложение 9)..."
Если быть более точным, то накануне войны ВВС западных приграничных округов распределялись следующим образом.
Прибалтийский - 1211 самолетов;
Западный - 1789 самолетов;
Киевский - 1913 самолетов;
Одесский - 950 самолетов.
"...Как следует из анализа, в целом самолетный парк ВВС приграничных военных округов не отвечал требованиям времени, предъявляемым к авиации. К тому же из 7133 боевых самолетов 919 (13%) были неисправными. В ВВС приграничных военных округов имелось 5937 боеготовых экипажей{53}, что на 1196 меньше количества боевых самолетов, поэтому по тревоге на боевое задание нельзя было поднять в воздух указанное количество машин. В ЗапОВО некомплект составлял 446 экипажей. Это объяснялось наличием в ряде полков двух комплектов самолетов (старых и новых типов), нахождением некоторой части летного состава на переподготовке (на 1.06 1941 г. - 1177 экипажей){55}. На новые 1448 самолетов переучилось всего 208 экипажей. Лишь 18% экипажей были подготовлены к ночным действиям в простых метеоусловиях и только 0,7% - в сложных.
