Русских я не могу ненавидеть благодаря этой женщине, спасибо ей. Русские странный народ. Я или Абу имеем полное право их ненавидеть. Но все русские, которых я знал лично, - мои друзья, сотрудники и прекрасные люди. Но как будто есть еще какие-то русские, которых я почему-то не знаю, которые приходят с оружием, приходят убивать, выселять, творить беззаконие, мерзость.
Потом всех на машины, открытые машины, а был февраль, в город на станцию и в вагон. Легче всего было, наверное, таким детям, как я или Абу. До десяти лет человек умеет воспринимать мир таким как есть. Ты видел детей, играющих на развалинах на следующий день после землетрясения? Вот это детское равнодушие спасло нас. Везли долго в запертом товарном вагоне. На полу была постелена солома. Мы, дети, приставали к взрослым, куда нас везут. Непонятное слово "Казахстан". По-моему, никто не был уверен ни в каком "Казахстане".
Мы приставали к взрослым: когда нам дадут поесть. Они говорили, что нужно терпеть, скоро приедем. Взрослые - это женщины и старики. Мужчины были на фронте.
Ты не представляешь, как мне стыдно, что я тогда просил у матери есть. Что она должна была чувствовать? Что чувствовали старшие, когда не могли помочь своим умирающим от голода и жажды детям? Я понял это, когда сам стал отцом. Иногда я просто горю от стыда, когда вспоминаю, как просил еду у старших.
Первыми погибли грудные младенцы, когда иссякло молоко у матерей. Так умерла наша маленькая сестра. На станциях конвоиры иногда открывали вагон дать воды и забрать умерших. Иногда давали похоронить прямо рядом с вагоном. В тот раз даже захоронить самим не дали. Мать говорит, могила моей сестры на полустанке за Астраханью. Безымянная, не отмеченная братская могила. Она так и не нашла ее потом. Местные точно не знают, где хоронили из тех поездов. Умирали старики, не выдерживая. Нам повезло - нас иногда кормили и без воды мы оставались всего один раз на двое суток. Были эшелоны, где умерли почти все.
Приехали через три недели. Помню ощущение от снежного поля, ветер, когда открыли дверь вагона. Нам сначала показалось, что высаживают прямо в снежное поле. Пронизывающий ветер, белое небо и пустое снежное пространство степи. Вот таким оказался Казахстан. Вонючий вагон показался не самым плохим местом. На самом деле там был небольшой поселок, рудник и обогатительная фабрика. В связи с войной там увеличивали производство, поселок быстро рос. Жить мы стали в бараке, построенном по такой технологии: из досок были сколочены тонкие стенки, между которыми насыпали земли. К счастью, быстро наступила весна. Никогда я не ждал тепла, как в ту весну. Я замерз тогда на всю жизнь. Климат резко континентальный, вдруг появилось слепящее солнце, все стало быстро таять, буквально за неделю все подсохло. И вот уже жара, пыль сквозь щели из земляных стен барака. Мать устроилась работать на рудник. Мы не умирали с голоду, но не помню, чтобы я был сытым в те годы. Удавалось наесться, только когда удавалось что-нибудь удачно украсть. Мы с Абу обеспечивали семью, мы крали больше, чем мать зарабатывала. Разные проработки у нас были: кто отвлекает, кто тащит, кто уносит. Нас били так, как не бьют взрослых. Как нас ненавидели! Да и было за что, мы были просто зверенышами, безжалостными и мстительными. Абу в десять лет ткнул ножом местного блатного. Абу бы убили, но мы, еще дети, достали ножи и не отдали. Правильно, что нас боялись. Русский язык тогда мне нужен был в объеме, необходимом для пары фраз перед тем как начать драться.
Что нужно сделать, чтобы из затерянного в степи поселка вышли несколько ученых с мировым именем, известный писатель и инженеры, построившие космические корабли? Правильно, сынок, нужно в 1941 году вывезти сюда почти в полном составе в ссылку коллектив немецкой школы из города Энгельса. Это, видимо, тоже был социальный эксперимент.
В моих учителях как бы не было ничего особенного. Особенно помню двоих, Эмма Фридриховна по математике, Герман Карлович по русскому и немецкому. Не обладали они какими-то невероятными педагогическими приемами или фокусами. Герман был суховат, ироничен, к трудным ученикам на "вы". Или "уважаемый", если ученик совсем дебил. Эмма была такая одинокая дама с черным юмором, резкая на язык. Для меня это то, что называется "немецкая школа". То, что вдолбила в учеников Эмма, они не забывали и через пятьдесят лет. У Эммы даже имбецил начинал решать квадратные уравнения. Сейчас учат по-другому, сейчас учителю все равно, если полкласса не умеет читать. В нашей школе кого только не было: дети ссыльных и беженцев всех народов, начиная от детей каких-то безграмотных крестьян, говоривших на неизвестных никому языках, до детей сосланных ленинградских поэтов и московских профессоров. Наши немцы смогли выучить всех.
Однажды такой случай. Мы с Абу, как обычно в воскресенье, делаем дела на рынке. Я в роли хорошего мальчика с котелком молока подхожу к прилавку с яйцами. Появляется оборванный Абу и начинает приставать к торговке, обзывать ее по-всякому. Перепалка, крики, все отвлекаются. Я быстро сую яйцо за яйцом в котелок. Сердце бьется - азарт, дела идут отлично. Только молоко начинает переливаться через край котелка.
- Здравствуй, Муса, изучаешь закон Архимеда? - мимо Герман с сумкой. Усмехнулся, прошел мимо. Он не был добрым, он никого не судил.
Казахстан оказался красивой страной. Я понял, что некрасивых стран не бывает. Человек может изуродовать кусок земли вокруг себя, как этот рабочий городишко. Настроить уродливых землянок, трубу с ядовитым дымом, насыпать отвал, налить котлован вонючих отходов. Но отойди два километра - и вокруг дикая степь. Весной ковер подснежников. Летом невысокая трава, озера, прячущиеся в низинах. Лисы с лисятами, сидящие вдоль дороги. Разные смешные грызуны в траве. Зеленые холмы, с которых вид на десятки километров. Из звуков тишина ветра и пение жаворонка. Я старался полюбить Казахстан, но так и не смог. Чужое.
Так что с тех пор, как я смотрел на свою мать с моей мертвой сестрой на руках, не надо меня пугать словом "Ад". Я видел "Казахстан" через открытые двери вагона. "Ад" - это наш страх. Мы рождены, чтобы победить страх.
Рай. ХХ век, 1980-е годы
На летних каникулах в институте Магомед всегда приезжал в район проведать дядю, потусить с друзьями детства. Как обычно, в доме Абу было полно молодежи от родственников со всей республики, многих из этой поросли Магомед даже плохо знал. Стелили всем, как и раньше, матрацы на полу. Не устраивать же в доме казарму? А Магомед стал уже взрослым, уважаемым мужчиной, первый раз ему стелили на диване.
После ужина Абу сказал: "Мы пройдемся с парнем на строящийся мост". Абу недавно уволился из милиции и был избран председателем сельсовета. Вечером он решил пойти посмотреть, что сделано за день строителями на новом мосту к турбазе. Разговор зашел, что изучает, о чем думает Магомед. Магомед рассказал о своих мыслях о пустоте, не упоминая о разговоре с отцом. Однако Абу сразу все понял.
- Про карточный домик законов Муса говорил и мне. Он любит этот образ. И про камень, который можно бросить сто раз, и он упадет туда, куда нужно. Но он упускает из виду, что кто-то же направляет руку, бросающую камень? Ты много читаешь. А я читаю Коран, изучаю хадисы. Я читал раньше другие книги, но они кажутся мне легковесными. Я читаю для того, чтобы думать. И лучше Корана нет ничего. Я могу прочитать строку и думать о ней час или два. Так что нет времени для другого.
