Тем временем шакал отобрал в сторону деревянную резную шкатулку, фарфоровый домик, фигурку из яшмы, еще какие-то мелочи. Почему-то раковину с гравировкой "Привет из Крыма", которую ее тетка купила в 1936 году в свадебном путешествии. Тетка удачно вышла за командира Красной Армии, но его расстреляли в 1937 году как врага народа. А тетка провела 7 лет в лагерях Салехарда, как член семьи врага народа.

Эти безделушки были связаны с людьми, которые давно умерли. Возможно, они стоили долларов сто-двести.

- Эти вещи запрещены к вывозу из республики, - с вызовом заявил шакал.

Елена Петровна, стойко переносившая все, вдруг поняла, что жизнь была напрасна. Зачем она столько лет проработала в школе? Она никого ничему не смогла научить. Она ничего не сделала.

- Пусть это падет на тебя и твой дом, - неожиданно для себя сказала она, хотя не имела склонности к патетике.

- Ты что, ведьма старая? - воскликнул шакал и испуганно сгреб весь хлам в ее сумку. Елена Петровна прошла на посадку.

Этот инцидент выбил ее из равновесия. Елена Петровна не могла успокоиться и периодически начинала плакать или улыбаться до момента, когда стюардесса объявила: "Мы приступили к посадке в аэропорту Внуково города Москвы". То ей было стыдно за горячность, то она улыбалась сквозь слезы, вспоминая, как шакал испугался. Все осталось позади - вся ее жизнь. Чего она ждала? Чего она хотела? Она не молода, но и старухой себя не чувствовала. Легкое волнение и какая-то тень новой надежды проснулись в ее душе. Как в дни, когда студенткой она стояла на берегу Невы возле сфинкса и будущее манило, волновало, немного пугало, но должно было быть прекрасным.

***

Еще одно детское воспоминание Евгения: весеннее кладбище. Ходили туда с матерью весной привести в порядок могилу его отца. Кладбище было очень живописно: по южному заросшее, все в цветущей сирени. Такая уж земля - втыкаешь сухую палку и растет. Если не ухаживать два-три года, внутри оград кусты сирени и жасмина разрастались так, что не было видно могилы. Мать долго стояла задумавшись, положив руку на памятник. К майским праздникам трава вырастала по колено. Потом мать обрезала кусты, полола траву, приводила в порядок цветы, иногда что-то подсаживала. Она любила возиться с растениями. Евгению было неловко, что он не чувствует связи с тем, что для матери так важно. Но он почти не помнил отца, несколько размытых впечатлений. Хотелось защищать мать, хотелось, чтобы ее боль прошла.

Краткие итоги ХХ века. Весна 2010 года, понедельник, утро

Евгений Кулагин просыпался с трудом. Это было новым для него. Иногда он чувствовал, как жизнь вытекает из него крохотными порциями. Теперь он давал себе несколько минут полежать в тепле под одеялом.

Его прадед по отцовской линии построил этот большой двухэтажный дом в 1900-х годах. Дом был построен по северному образцу, под одной крышей были объединены все хозяйственные постройки, амбар, скотный двор. В зимние морозы не нужно было тепло одеваться, чтобы сходить к скотине, в амбар, или заняться в мастерской. Перед революцией в доме жили многочисленные бабушки и дедушки Евгения: красивые женщины и мужчины с пожелтевших от времени фотографий. Потом они занимались разными делами: учились в университетах, служили в армии, потом многие сгинули в сталинских лагерях.

Никому тогда не пришло бы в голову считать Покровку какой-то дырой. Здесь своим чередом текла мощная, богатая жизнь. В Петербург люди уезжали либо учиться, либо на заработки. Остающимся не приходило в голову им завидовать.

Лет тридцать этот дом не слышал голоса ребенка. Лет двадцать на скотном дворе жили одни мыши. Крысы ушли раньше, чтобы не умереть от голода. Наверное, Евгений и был последним ребенком в этом доме, когда давным-давно с матерью приезжали сюда проведать родственников.

Теперь в доме была только одна теплая комната и кухня. У прадеда эта комната, примыкавшая к кухне, служила как склад специй, посуды и кухонных принадлежностей. Сто лет назад здесь стояли шкафы с фарфором Императорского завода, кастрюлями, сковородками невероятных размеров и форм и таинственными приспособлениями для приготовления каких-то позабытых блюд.

Из кухни и комнаты Кулагин сделал, как он это называл, "зимний жилой модуль". Здесь стояла большая русская печь, которая долго сохраняла тепло. Он заделал все щели и сделал двойной тамбур в остальные помещения. Печь служила ему только для протапливания, готовил себе он на электрической плите. Электричество в Покровке было почти единственным неисчезнувшим благом цивилизации.

За окном было все как вчера: солнце пыталось пробиться сквозь облака, грязь по уши. Единственным движущимся объектом, не считая ворон, был трясущийся с похмелья Михалыч, уже шакаливший по деревне.

Все это было бы отвратительно и депрессивно, если бы не спуск к пустынной ровной реке, не туманные леса на противоположном берегу, не храм на холме над рекой. Спуск к реке начинался прямо от дома. Сто лет назад река не была пустынной. По ней шли баржи и пассажирские пароходы. Кулагин помнил, что пассажирская пристань еще работала, когда он приезжал сюда с матерью. Теперь пристани не было - только песчаный пляж. Фарватеры затянуло илом, каналы пересохли и теперь были просто рвами, только развалины шлюзов напоминали о тех временах.

История о том, как нарядный, богатый городок стал развалинами, типична для этих областей. Сначала коммунисты провели коллективизацию, то есть фактически отобрали имущество у успешных граждан, умеющих трудиться. Потом взорвали собор. Заглохло производство на фарфоровом заводе и лесопилках. Народ потянулся сначала на тонущий в комариных болотах поселок на железнодорожной станции, потом в большие города.

Во время Второй мировой войны группа отступающих красноармейцев убила немецкого офицера. Выяснилось, убили какого-то особенно ценного представителя высшей расы, особенно породистого арийца. Немцы расстреляли всех мужчин старше 10 лет. Мужчин, собственно, не было, были дети и старики. Мужчин еще до этого мобилизовали в армию. Из мужчин-выпускников школы 1940 года в живых осталось два человека.

В 70-х и 80-х годах крупные города, главным образом Петербург, высосали остатки трудоспособного населения.

Нашу историю ХХ века сделали великой неисчислимые страдания людей, которым пришлось пережить это время. Мы были выбраны, чтобы преподать миру ужасный урок. И надежды, что он будет понят, не так много. Этот урок не очень сложен, скорей прост и нагляден. Но может быть именно потому, что он так ужасен, так огромен, мало у кого хватает мужества прочитать эту страницу. Урок не усвоен, и работа над ошибками даже не начиналась.

Летом в этих местах чудесно, зимой красиво, хотя одиноко и день короткий. Ранней весной, как сейчас, конечно не очень, ну так скоро лето.

Борьба и движение - все, что Кулагин мог противопоставить неумолимому времени. По стенам были развешены копии чертежей собора, фотографии, которые Кулагин смог найти в архивах. Жаль, цветных почти не было. Еще в детстве, он помнил, на стенах собора оставалось много следов росписи, теперь почти исчезнувшей. Кулагин почти подготовился к новому строительному сезону. Он включил ноутбук. Мобильная связь плохо брала в Покровке, интернет сильно тормозил. Когда нужно было хорошо поискать, либо скачать крупные файлы, Кулагин ездил в Макдональдс на станцию.