— Что это? — спросила Лена с испугом.

— Это? — Вик возбужденно рассмеялся. — Акция по твоему освобождению. Ну пошли, сестренка.

Он схватил ее за руку и потащил ее куда-то. Лена не сразу поняла, что «куда-то» — это был всего лишь обычный коридор девятиэтажки, а Вик тянул ее к лестнице на крышу. Обычно такие лестницы запирают на решетку с замком, но этот замок был отперт, решетка распахнута. В проеме стояла Каринка, похожая на застывший памятник самой себе.

— Быстрее, — бормотала она. — Быстрее.

Глаза у нее были закрыты.

— Она их держит, — шепнул Вик Лене. — Чтобы они не могли воспользоваться городом. Давай.

Он помог ей подняться по лестнице — ноги все время заплетались. На крыше было очень холодно, дул сильный ветер. Два симорга — Голиаф и Вихрь — в нетерпении переминались с ноги на ногу. Иван Егорович тоже тут был — он нервно кинулся им навстречу.

— Сейчас, — Вик буквально сгрузил Лену ему на руки. — Сейчас. До вашей жены не так-то просто добраться.

Он снова убежал к проему.

Иван Егорович подвел Лену к Голиафу, и она обхватила руками шею пса, зарылась лицом в бронзовый мех. Стало чуть легче.

Здание снова задрожало.

Оба симорга недовольно зарычали и раскинули крылья, чтобы удержать равновесие.

— Что происходит? — спросила Лена у Ивана Егоровича.

— А это вам знать лучше, — старый сосед смотрел на Лену крайне неодобрительно. Лена промолчала. Она немного догадывалась.

Вик как-то говорил ей о магии природы. Земля — это ведь тоже природа? Значит, землетрясение может вызвать тот, кто с землей на ты. Но боже мой, какое же это должно быть насилие! Ведь земля же — живая! Зачем же Вик это делает? Неужели все так серьезно?

Было ожидание… не то долгое, не то короткое, время до странности растянулось или сжалось. А потом Вик, и Стас, и Карина как-то вдруг оказались рядом. С ними была черноволосая женщина, которую Лена до того видела только на фотографии. Она сразу подошла к Ивану Егоровичу. Теперь они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Потом шагнули навстречу, прижались лбами.

— Не так уж долго, — расслышала Лена шепот Ивана Егоровича. — Тебя не было меньше суток. Я не так уж сильно волновалась.

— Я и не беспокоилась за тебя, — еще тише ответила Людмила Николаевна. — Я знала, что ты поймешь мои знаки.

Станислав Ольгердтович подхватил Лену на руки — она и охнуть не успела. Руки у пожилого симаргла были крепкие — как у отца (когда Лену пару раз на вечеринках пытались поднять одногруппники, она каждый раз чувствовала, что они вот-вот ее выпустят).

— Ничего, — сказал он. — Теперь все будет в порядке. Теперь можно не торопиться. Они сбежали.

— А… — Лена не выдержала и спросила. — А как же… ругать? Я думала, вы будете меня ругать…

Трое симарглов переглянулись. Карина, необыкновенно бледная, только махнула рукой..

— Ругать тебя будет Софья, — ответил Стас. — И нас троих заодно.

И он понес ее к Голифву.

Лена не сразу поняла, что ей напоминает их реакция — а потом вспомнила. Симарглы вели себя как родители, у которых ребенок убежал в лес, потерялся, а потом нашелся. Когда так беспокоился за чадо, что выпороть его рука не поднимается, хотя и следовало бы.

«Господи, в какой же я было опасности-то?!» — пробил Лену холодный пот.

— Вы хоть понимаете, в какую опасность вы вашим халатным поведением поставили весь город? — нет, Софья не злилась. Она говорила спокойно, устало, как будто кризис в Омске был самым меньшим из того, что свалилось на нее в последние часы.

Это был административный разнос. В большом неуютном кабинете Софьи на стульях сидело четверо симарглов (Вик, Станислав Ольгердтович, Лена и Карина — непосредственные участники инцидента) и дурели от жары, как всегда у начальства.

— Во-первых, несанкционированные ясновидящие у вас так и скачут, — хладнокровно перечисляла Софья. — Во-вторых, запах серы прошляпили. Полноценный шабаш. Черную метку на нашу новенькую поставили. Кто отвечать будет?

Лена машинально потерла шею. Прошло меньше часа, как ее вернули, но метка сейчас уже не болела, только саднила чуть-чуть, и Стас уже успел объяснить ей, что ничего страшного она из себя не представляет. Просто орудие морального устрашения, со временем сотрется. Пока не стерлась — надо потщательнее следить за своими снами. А еще он сказал: «Тебе очень повезло, маленькая. Обычно, когда к ним попадает симаргл, они стараются его уничтожить. Они знают, как».

Что происходит, понималось с трудом. В крови бурлил дикий, неразбавленный адреналин, и одновременно ужасно хотелось спать.

— Мы виноваты, признаем, — хмуро произнес Вик. Вымыться он еще не успел.

— Мне говорили, — продолжила Софья, не обратив на его покаяние внимания, — что последнее время вы вообще очень много времени проводите на участке. Какие-то проблемы?

— Никаких проблем, государыня, — брякнул Вик, и тут же поправился, — то есть Софья Алексеевна, извините. — Последние годы затишье было. Вот и полезли. А мы пока фактически вдвоем работаем, Развелись. Хозяева…

— Да уж знаю, что не слуги! — Софья неожиданно вспылила, но как-то нарочито, актерски. Полноте, да не все ли ей равно, случаем? — Почему, вот вопрос! Почему вы раньше не обратились за помощью? Может быть, звезды… надо было проконсультироваться с седьмым отделом! Или линии судьбы… Кто его знает, может быть, свет клином сошелся на вашем регионе! Да что говорить, Викентий Аполлодорович, не мальчик уже! Мне ли вас учить! А вы, Станислав Ольгердтович? С вашим-то опытом!

Лена не сразу сообразила, что Викентий Аполлодорович — это Вик.

Симарглы сидели и молчали, как двоечники «на ковре» у завуча. А Карина нехорошо щурилась.

— А вы, Карина Георгиевна! — обратилась к ней государыня Софья. — Вы ведь знали?

— Что знала? — Карина знакомо сморщила нос. — Что в Омске творятся странные вещи? Да, знала. Так они везде творятся. Вон, в Салехарде сезон подснежников.

— Вы мне подснежниками зубы не заговариваете! — Софья стукнула кулаком по столу, но тоже театрально, неубедительно. — У вас шабаш активизировался, не хухры-мухры! Какие меры применять думаете?

— Вы извините, Софья Алексеевна, — Вик смотрел в пол, — я сейчас никаких мер принимать не буду. Я сейчас завалюсь часиков на — дцать в кроватку. Двое суток на кладбище. И втроем мы разбирались с шабашем. А потом… что шабаш — это плохо, конечно. Но этих мы спугнули. Видите, они с Леной побоялись что-то серьезное сделать, значит, мало их. Значит, в силу не вошли. Сначала определить надо, где они и насколько расползлись, а потом уже и подумать можно, как с ними бороться и в каком составе. Дело-то серьезное, с кондачка подходить не надо.

Он выглядел, как вернувшийся из разведки усталый боец, которого командир срочно посылает еще раз брать никому не нужного языка.

— Добро, — Софья выключила свое искусственное негодование и села. — Ладно, отдыхайте. А я пока попрошу Головастова, чтобы он в вашем регионе осмотрелся. Он ведь ваш сосед, не так ли? Как ваше мнение? — последнее было спрошено тоном прямо-таки медовым.

— Положительное, — ответил за Вика Станислав Ольгердтович. — Головастов — лучший эмпат. Если есть что-то серьезное, он это вмиг обнаружит.

— Ну вот и утрясли, — Софья пододвинула себе по столу какую-то папку. — Можете идти.

За пределами домика Софьи Станислава Ольгердтовича прорвало.

— Вот с-с! — произнес он с чувством, но сдержался, только достал трубку и нервно закурил.

— Головастов заметит, — хмуро подтвердил Вик. — Чтобы Головастов — и не заметил! Эх, да мне уже все равно… прятали, прятали… раньше смерти не помрем.

— Вы мне все расскажете, — сказала Лена чуть не плача, — вы мне все обязательно расскажете! Что за шабаш, что это за люди, в чем дело… что у вас за секреты.

— Мне вы тоже должны, — сурово сказала Карина. — Я промолчала. Покрыла вас. Но это не просто маленький шабаш. Это серьезно. Это очень серьезно. И это вы виноваты. Из-за вас чуть ясновидящую — да не просто ясновидящую, а Основу! — не грохнули, и мою ученицу тоже. Имеете в виду, я поступилась своими принципами только из-за Улшан. Догадываюсь, что она тоже была в этом замешана.