Мы покинули по-зимнему слякотный и неуютный юг, не задерживаясь в близлежащих городах, что не совсем обычно для Тирона. Наш путь лежал обратно на север. Раньше брат систематически зачищал города один за другим, его целеустремленности можно было только позавидовать. Но на этот раз мы сели в поезд, пересекающий практически полстраны. О цели нашей поездки мне ничего не сообщалось, но я полагала, что причины все же в стычке с оборотнями, возможно, он желал оказаться как можно дальше от Арканзаса. Неужели, Тирон все же опасается чего-то в этой жизни?

Рождественский сочельник мы застали под мерный стук колес поезда, упрямо пронзающего непогоду и пыхтящего по обледенелым рельсам. Пассажиров в вагоне оказалось очень мало. Конечно же, все стараются встретить праздник дома с семьями. Для Тирона человеческое Рождество не являлось праздником. Обычный день, который он и проводил по своему обыкновению. Устроившись в купе, он тут же улегся на диван и моментально заснул, а я, несмотря на усталость, еще долго лежала на спине, глядя на пробегающие по потолку и стенам причудливые тени, когда поезд проезжал мимо станций.

Мысленно я поздравила Моник и всех Стоунов с Рождеством, хорошо, что открытки им успела отправить заранее. Также пожелала счастья и Чарли, ему я так и не решилась написать. Было ужасно стыдно за брата, да и что я ему могла бы сказать? Пожалуй, лучше всего, если он как можно быстрее забудет меня. Надеюсь, Моник, при необходимости, сможет ему как-то все объяснить.

В прошлом году я отмечала этот праздник невероятно весело и шумно, в кругу ее друзей, с забавными подарками и многочисленными поздравлениями, а также танцами под граммофон. Кажется, я тогда выпила немного больше, чем нужно, зато воспоминания до сих пор грели душу.

А как тепло проходило Рождество в родительском доме! Это единственный праздник в году, полный незыблемых традиций, которые наверняка все нормальные семьи непременно старались соблюсти. Братья накануне отправлялись в лес за елью, несмотря на тесноту гостиной, в этот день всегда занимавшей главное место в доме. Украшения для нее мы с девочками мастерили заранее из цветной бумаги, разноцветных обрезков ткани, шишек и желудей. Кроме этого, мама давала нам несколько красивых красных яблок и маленькие свечи, которые придавали праздничной красавице таинственное мерцание. К праздничному ужину нас ожидала традиционная индейка и расписные имбирные пряники, а наутро по большому яркому леденцу. Немыслимое изобилие в семье простых рабочих. Нехотя пришлось признать, что этому, наверное, в немалой степени способствовали денежные переводы Тирона.

Но вот воспоминания начали путаться, мысли сбиваться, и я, наконец, заснула.

Если из Джонсборо зима провожала нас дождями и грязью, желтыми пожухлыми листьями на кустах и деревьях и вечнозелеными пальмами, а также пустыми полями и плантациями, то пригороды Чикаго, штат Иллинойс, встретили голыми деревьями, все вокруг оказалось припорошено свежим снегом, а чистый морозный воздух кружил голову.

В мегаполисе мы не задержались, я успела оценить только внушительное и по-своему красивое здание Центрального вокзала, отправляющее поезда по всем направлениям Соединенных Штатов, ведь в прошлый раз, проезжая Чикаго после отъезда от Моник, ослепленная горем, я не обращала ни на что внимание. Тирон взял билеты до Кросби, штат Северная Дакота, как обычно в вагоне второго класса, так что и дальше мы путешествовали вполне комфортно.

На удивление, в этот раз брат пребывал в относительно благодушном настроении. Это выражалось в том, что он почти не рычал на меня. Обычно он приходил в купе, чтобы завалиться спать, проводя время или в вагоне-ресторане, потягивая контрабандный виски под видом чая, или находил среди пассажиров любителей покера.

А для меня двое суток в поезде от Чикаго по Великой северной железной дороге, до Кросби, стали долгожданным отдыхом. Никакой охоты, изнурительных тренировок, а также бесконечной домашней работы. Я могла хорошенько выспаться, приобрести еду в пристанционных магазинчиках или у вездесущих мальчишек-разносчиков: печеные овощи и сладкий батат, горячую кукурузу и свежие булочки, тыквенный пирог и яблочные пончики в сахареной пудре.

С утра, пока брат находился рядом, я читала охотничью книгу, с трудом продираясь сквозь дебри эльфийской мудрости. А когда он уходил, воспользовавшись свободным временем, доставала купленный перед отъездом новый любовный роман Джорджетт Хейер "Черный мотылек", и с упоением погружалась в приключения молодого красавца графа, ставшего благородным разбойником, изредка поглядывая в окно, наблюдая, как меняется природа.

По мере продвижения за северо-запад, зима сильнее вступала в свои права, снега становилось все больше, а озера покрылись льдом. На остановке, выйдя купить себе и брату сэндвичи с беконом, я поторопилась заскочить обратно, чтобы согреться горячим чаем после непривычно морозного воздуха. Стекло заиндевело, и сквозь маленькое круглое окошко, которое я отогрела дыханием, стали видны ели, подступающие к железнодорожному полотну. Их пушистые ветви покрывало снежное "одеяло" и выглядело это в сиреневых сумерках очень красиво и почти сказочно.

В Кросби мы нашли извозчика и, погрузив багаж, устроились в санях. Серьезный немолодой возница, одетый в объемную меховую куртку, молча кивнул, когда Тирон назвал направление, и мы двинулись в путь. Прежде мне не доводилось кататься в запряженных санях, и вначале это показалось очень интересным. Сытая мохнатая лошадь бодрой рысью бежала по укатанной дороге, легко таща за собой возок.

Однако вскоре я начала замерзать. Было непривычно холодно. Резкий порывистый ветер насквозь продувал пальто, руки в перчатках заледенели, а ступни давно уже не чувствовались. Я ужасно сожалела, что не додумалась надеть вторую пару теплых чулок, а поверх свитера теплый жакет. К тому же, мы ничего не ели с самого утра, и от сосущего чувства голода казалось, что мороз пробирает еще сильнее. Дорога превратилась в унылое однообразное мучение. С тоской вспоминался сырой слякотный Юг.

Вскоре начало смеркаться, сани свернули с основной пустынной дороги в сторону леса, лошадь замедлила ход, а я оказалась не в силах больше сдерживать крупную дрожь и клацанье зубов. Тирону, которому, кажется, мороз был ни по чем, это надоело, и он грубовато прикрикнул:

- Нечего тут трястись! Двигайся давай, и сразу согреешься, заодно и разомнешься.

Пока я с трудом соображала, что он от меня хочет, брат без лишних церемоний вытолкнул меня из саней в ближайший сугроб, расхохотавшись над своей "шуткой". Возница обернулся, придержал лошадь, но Тирон дал ему команду следовать дальше. С трудом двигая окоченевшими суставами, увязая в снегу, я попыталась догнать сани, с ужасом осознавая, что надвигается ночь, и если я отстану и заблужусь, то рискую насмерть замерзнуть. Было очень обидно, мороз обжигал лицо, хотелось сжаться в комок и расплакаться, но страх заставил шевелиться изо всех сил.

Снега в лесу оказалось меньше, и он почти не налипал на одежду, да и ветер так не чувствовался, поэтому двигаться стало легче. Возок по-прежнему маячил впереди, но расстояние между нами постепенно сокращалось, к тому же, как-то незаметно я действительно согрелась.

Через какое-то время впереди между деревьев замелькали огоньки и вскоре мы добрались до небольшого поселения, окруженного со всех сторон лесом. Несмотря на усталость и обиду, снедавшую меня, я не могла не замереть в восторге при виде представшего передо мной зрелища. Если я когда-то и представляла себе деревушку Санты на заснеженном севере далекой волшебной страны, то примерно так я все и видела.

Бревенчатые дома, уютно выпускающие облака дыма из труб, почти по крышу утопали в огромных сугробах, которые сверкали снежным блеском в свете, падающем из покрытых инеем окон. Возле некоторых красовались наряженные по-рождественски ели, тут и там виднелись слепленые детьми снеговики. Перекликались лаем деревенские собаки. Картина неведомой мне идиллии и безмятежности. Что могло понадобиться Тирону в таком месте? Просто невозможно представить буйство кровожадных вампиров на фоне этой лесной сказки.