- Это сюда ударил хуем... - прошептала проффесор Макдональдс.

- Да, - отозвался Ильич . - Этот шгам останется у него на всю жизнь.

- А нельзя что-нибудь с этим сделать, Ильич?

-А нахега? Шгамы могут оказаться полезными. У меня, напгимер, есть шгам на пеннисе, так он згительно увеличивает его газмер на пять сантиметгов! Пги случае покажу! Что ж, давай его сюда, Оггомаг, надо завегшить это ггязное дело.

Ильич взял Гарика на руки и повернулся к дому Разумовских.

- А можно... Можно попрощаться с ним, сэр? - попросил Огромаг. Он склонил большую лохматую голову над Гариком и поцеловал его взасос. Потом, неожиданно, Огромаг завыл как раненный пес.

- Шшш! - зашипела проффесор Макдональдс. - Это уже педофилией попахивает!

- И-и-извиняюсь, - зарыдал Огромаг, вынимая гигантский перепачканный носовой платок и пряча в нем свою физиономию. - Я не могу-у-у! Он такой маленький, чистый, невинный...

- Конечно, конечно, это очень грустно, но только возьми себя в руки, Огромаг, не то нас заметут, - зашептала проффесор Макдональдс, ободряюще похлопывая Огромага по руке, в то время как Ильич перепрыгнул через низенькую садовую ограду и направился к входной двери. Он аккуратно положил Гарика на порог, вытащил из кармана пиджака письмо, просунул его между одеялами и вернулся к своим спутникам. Целую минуту они молча глядели на крошечный сверток; плечи Огромага сотрясались от рыданий, проффесор Макдональдс отчаянно моргала, а мерцающий свет, обычно струившийся из лысины Ильича, казалось, потух.

- Что ж, дело сделано, - наконец сказал Ильич . - Оставаться больше незачем. Лучше пойдем и пгисоединимся к застолью.

- Ага, - у Огромага был сильно заплаканный голос. - Мне еще надо оттащить броню в боксы. Д'сданья, проффесор Макдональдс - проффесор Ильич, барин, сэр.

Утирая ручьи слез чешуйчатой рукой, Огромаг запрыгнул в люк механика-водителя; с ревом танк взвился в воздух и скрылся в ночи.

- Надеюсь, ского увидимся, пгофессог Макдональдс, - поклонился Ильич. Проффесор Макдональдс в ответ высморкалась в платочек.

Ильич развернулся и пошел прочь по улице. На углу он остановился и вытащил продолговатый ребристый предмет. Он дернул за прикрепленное к предмету кольцо, широко размахнулся, метнул и улица 75 лет со дня рождения лошади Маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного засияла светом оранжевой световой вспышки, при свете которой он смог увидеть толстого хомячка, скользнувшего за угол на другом конце улицы. На пороге дома ╧ 4 еле-еле виднелся грязный маленький сверток.

- Удачи тебе, Гагик, - пробормотал Ильич, развернулся на каблуках - и исчез.

Легкий ветерок пошевелил аккуратно подстриженные кустики улицы 75 лет со дня рождения лошади Маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного, молчаливой и опрятной под чернильными небесами. В любом другом месте, но только не здесь можно было ожидать загадочных и удивительных событий. Гарик Потный повернулся в одеяле, но не проснулся. Маленькой ладошкой он сжимал крошечную пипиську, и спал крепко, не зная, что он особенный; не подозревая, что он знаменитый; не ведая, что через несколько часов ему предстоит проснуться под вопли госпожи Разумовской, которая выйдет на крыльцо с молочными бутылками, запнется об него и нехило навернется с крыльца... Он не знал, что в это самое время люди, собравшиеся по всей стране на масштабные пьянки, поднимают бокалы и произносят восторженными голосами: "За Гарика Потного - мальчика, рожденного жить!"

Глава 2 Украденное стекло

Почти десять лет минуло с тех пор, как супруги Разумовские проснулись рано утром и нашли на крыльце собственного дома хачика-племянника, а на улице 75 лет со дня рождения лошади Маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного совершенно ничего не изменилась. Солнце, встав утром, освещало все тот же аккуратный садик, зажигало бронзовым светом табличку с номером четыре на входной двери дома Разумовских, прокрадывалось в гостиную, нимало не переменившуюся с тех пор, как господин Разумовский смотрел по телевизору судьбоносную программу новостей о гадящих птицах и выпадениях залуп. Одни лишь фотографии на каминной полке позволяли понять, как много воды утекло. Десять лет назад здесь стояли десятки снимков милого новорожденного ребенка - но Володя Разумовский уже не был младенцем, и теперь с фотографий глядел атлетичный светлоголовый мальчик, впервые севший на велосипед, катающийся на карусели, боксирующий с папой, обнимаемый и целуемый мамой. В комнате не было никаких признаков присутствия в семье еще одного ребенка.

И все же Гарик Потный по-прежнему жил здесь. В настоящий момент он спал, но спать ему оставалось недолго. Дядя Владимир уже встал, и это его голос стал для Гарика первым звуком наступающего дня:

- Рота подъем! Построение на улице через пять минут! Форма одежды номер раз!

Гарик лениво потянулся.

Гарик слышал, как спросонья тетя прошла в кухню и наебнулась головой об плиту. Он перекатился на спину, почти уснул и попробовал вспомнить сон, который только что видел. Хороший сон. Во сне он летал на танке. Кажется, однажды ему уже снилось нечто подобное.

Дядя снова орал за дверью.

- Рядовой Потный, какого хуя ты еще не встал? - грозно кричал он.

- Почти встал, - отвечал Гарик.

- Пошевеливайся, ебать тебя за ногу, что-то ты, салага, рано задембелевал! Смотри мне, скотина малолетняя - в день рождения Володи все должно быть идеально.

Гарик промычал нечто нечленораздельное и наверняка матерное.

- Что ты сказал? - резким голосом переспросил дядя Владимир из-за двери.

- Ничего, ничего.

У Володи сегодня день рождения - как это он забыл? Гарик сонно вывалился из постели и принялся искать носки. Они оказались под кроватью, вместе с берцами, там, куда Гарик вчера по привычке зашвырнул их.

Не спеша одевшись, он лениво не торопясь пошел через холл в туалет. Стол почти полностью скрывался под коробками и свертками. Судя по всему, Володя, как и хотел, получит в подарок пиздюлей, не говоря уже о наборе подворотничков и настоящих кирзовых сапогах. Зачем Володе кирзовые сапоги, оставалось загадкой для Гарика, ведь Володя искренне считал себя настоящим дедушкой, а дедушкам ходить в кирзачах западло.

Непонятно почему - возможно, это было как-то связано с жизнью по армейским порядкам- Гарик всегда выглядел тощим задохликом, слишком мелким для своего возраста. А выглядел еще меньше и худее, из-за того, что ему приходилось донашивать за Володей старую форму одежды, а Володя раза в четыре превосходил Гарика по всем параметрам. У Гарика было худое лицо, торчащие коленки, черные волосы и яркие коричневые глазы. Он носил круглые очки, перемотанные посередине толстым слоем изоленты - оправа часто ломалась, потому что Володя все время норовил врезать Гарику по ебалу. Единственное, что нравилось Гарику в собственной внешности, так это очень тонкий шрам на лбу в форме буквы Х. Этот шрам был у него с тех пор, как он себя помнил, и первый вопрос, который он задал тете Даздраперме, касался этого шрама, откуда тот взялся.