В пятницу пришло немного-немало двенадцать писем. Поскольку их не смогли опустить в прорезь, то просунули под дверь, а также в боковые щели, и еще несколько забросили в окошко ванной на нижнем этаже.
Дядя Владимир снова остался дома. После сожжения писем он вооружился молотком и гвоздями и забил дощечками все щели во входной двери и на заднем крыльце, так что никто уже не мог выйти наружу. Во время работы он напевал "И вновь продолжается бой!" и вздрагивал от малейшего шороха.
В субботу ситуация стала выходить из-под контроля. Двадцать четыре письма для Гарика пробрались в дом, будучи вложены внутрь каждого из двух дюжин яиц, которые тетя Даздраперма приняла из рук крайне озабоченного яичника через окно гостиной. Пока дядя Владимир возмущенно звонил на почту и в яичную лавку, пытаясь отыскать виновных, тетя Даздраперма пропускала письма через мясорубку.
- Кому это так приспичило доставить тебе эти фотографии? - спрашивал озадаченный Володя.
С утра в воскресенье дядя Владимир спустился к завтраку с видом усталым и даже больным, но все-таки счастливым.
- По воскресеньям не носят почту, - весело пропел он, намазывая мармелад на палец, - так что этих чертовых писем...
При этих его словах что-то со свистом вылетело из трубы и стукнуло дядю по ебалу. Следом из камина как пули полетели письма, тридцать, а может быть, сорок штук. Все пригнулись, один Гарик бросился, стремясь поймать хотя бы одно...
- Нахуй! Впизду!
Дядя Владимир ухватил Гарика поперек туловища и выбросил его в холл. Тетя Даздраперма и Володя вылетели из кухни, закрывая лица руками, и дядя Владимир захлопнул дверь. Слышно было, что письма продолжают сыпаться из трубы, отскакивая от пола и стен.
- Значит, так, - сказал дядя Владимир, стараясь сохранять спокойствие, но в то же время выдирая клочья волос из мудей, - чтобы через пять минут все были собраны. Мы уезжаем. Мобилизация, учения. Возьмите все как обычно. Без возражений, бля!
С ободранными мудями он выглядел так страшно, что никто и не решился возражать. Через десять минут они уже проломили себе путь сквозь заколоченные двери и мчались в БРДМ по шоссе. На заднем сидении всхлипывал Володя, получивший от отца пиздюлей за то, что задержал отъезд, пытаясь запихнуть в рюкзак лишний десяток банок тушенки.
Они мчались и мчались. Даже тетя Даздраперма не осмеливалась спросить, куда же они едут. Время от времени дядя Владимир резко разворачивался и некоторое время ехал по газонам и тротуарам.
- Избавимся от погони... от хвоста... - бормотал он в этих случаях.
Целый день они не останавливались даже для того, чтобы перекусить. Наконец, на окраине большого города дядя Владимир затормозил у какой-то угрюмой гостиницы. Володя и Гарик спали в одной комнате на стоящих рядом кроватях, застеленных серыми простынями. Володя храпел, а Гарик сидел на подоконнике, смотрел, как светят фарами проезжающие машины и напряженно думал головой...
Завтракать пришлось вчерашними хренбургерами из ближайшей закусочной. Не успели они доесть, как подошла администратор гостиницы.
- П'рстите, к'торый тут будет г-н Г. Потный? Тут пр'шло 'коло сотни вот таких вот...
И она показала письмо, держа его так, чтобы они могли прочитать коричневый адрес:
пгт Бычьи Надои
Гостиница "Мертвая тишина"
Номер 17
Г-ну Г. Потному
Гарик потянулся было за письмом, но дядя Владимир стукнул его по яйцам. Женщина безучастно наблюдала.
- Сожгите их, - сказал дядя Владимир, быстро поднимаясь и выходя из столовой следом за хозяйкой.
- Может быть, лучше поехать домой? - осторожно спросила тетя Даздраперма много часов спустя, но дядя Владимир, похоже, не слышал ее. Чего он вообще хотел добиться, никто понять не мог. Он заехал в лес, вышел, осмотрелся, подрочил, снова влез в машину, и они поехали дальше. То же самое произошло и посреди вспаханного поля, и на подвесном мосту, и на крыше многоэтажной стоянки.
- Сегодня понедельник, а папа не пошел на работу. Он охуел, да? - скучно спросил Володя у матери вечером того же дня. Дядя Владимир привез их на берег моря, запер в броневике и исчез.
Начался дождь. Крупные капли барабанили по крыше. Володя хлюпал носом.
Понедельник. Это Гарику кое о чем напомнило. Раз сегодня понедельник - уж что-что, а дни недели Володя знал хорошо,- значит, завтра, днем раньше среды, Гарику исполнится одиннадцать. Конечно, для Гарика день рождения никогда не был ничем таким особенным. В прошлый раз, например, ему подарили пиздюлей и еще пиздюлей. Но все же не каждый день тебе исполняется одиннадцать.
Дядя Владимир вернулся, улыбаясь. В руках он нес длинный плоский пакет, но не ответил, когда тетя Даздраперма спросила, что это он купил.
- Я нашел замечательное место! - объявил он. - Вылезайте! Пошли!
На улице было очень холодно. Дядя Владимир показывал куда-то довольно далеко в море, где высилось нечто, похожее на скалу. На вершине скалы ютилась жалкая крохотная лачужка. Можно было с уверенностью сказать, что внутри нет нихуя.
- Сегодня ночью обещают шторм! - воскликнул дядя с застывшей улыбкой помешанного и защелкал ебалом. - А этот старый хрыч любезно согласился арендовать нам свою лодку!
К ним бочком приблизился беззубый старикашка и с довольно недоброй ухмылкой показал на старую утлую лодчонку, прыгавшую внизу в серо-стальных водах.
- Я взял кое-что сухим пайком, - сказал дядя Владимир, - так что - все на борт!
В лодке было смертельно холодно. Ледяные брызги морской воды и капли дождя заползали за воротник, пронизывающий ветер хлестал по лицу. Казалось, прошло много часов, прежде чем они добрались до скалы, где дядя Владимир, спотыкаясь и соскальзывая, проложил путь к полуразвалившемуся пристанищу.
Всё в доме вызывало отвращение. Пахло бомжами, ветер со свистом врывался в огромные щели между дощатыми стенами, а в камине бомжи, видимо, устроили себе бесплатный туалет. В лачуге имелось всего две комнатки.
Сухой паек дяди Владимира обернулся брикетом сублимированной перловки и банкой тушенки каждому. При помощи ловкости рук Дядя Владимир попытался воспламенить сухое говно бомжей в камине, но говно только еще больше воняло и гореть не хотело.
- Вот письма бы пригодились! - весело пошутил дядя.
Он пребывал в отличнейшем настроении - очевидно, был уверен, что никаким письмам не удастся добраться сюда, к тому же в шторм. Гарик про себя соглашался с ним, хотя его самого такая мысль не радовала.
Наступила ночь, и разразился обещанный шторм. Брызги от высоченных волн ударялись в стены лачуги, от свирепого ветра дребезжали расшатанные оконные рамы. Тетя Даздраперма нашла в соседней комнате несколько грязных картонок и устроила Володя постель на побитом молью диванчике. Сама она вместе с дядей Владимиром отправилась спать на проваленной кровати в соседнюю комнату, а Гарик не оставалось ничего другого, кроме как отыскать наиболее чистое место на полу и свернуться там среди скопищ жирных тараканов.
