- О, это, наверное, он. Сейчас познакомитесь.

Рю было тяжело и горько. Казалось, что из ушей сейчас потечёт желчь.

Да, звучало смешно, но никакой заслуги хулигана здесь нет. Бабушка была сама по себе бешеная. Он бы сделал всё намного лучше... если бы брался за такую чушь.

- А вот и Артур. Артур, это Рю. Представляешь, настоящий японец. Я ему твои записи дала послушать - очень понравились.

Рю ожидал увидеть тупого, мрачного бугая, который грозит всем, но травит только бабушек. А на пороге стоял миловидный парниша с тонким лицом, волосами, постриженными в кружок и влажными внимательными глазами.

- Здравствуй,- улыбнулся он

- Привет. Вот, слушаю. Хорошо получилось,- соврал Рю.

- Рю уже уходит. Если хочешь, я дам ему кассету, он дома послушает. Ты какао принёс? Дуй на кухню готовить, а потом будем кино смотреть.

Ну вот, выгоняют. Рю натянул ботинки, как мог, попрощался, и побрёл к выходу. Мягкий, бесшумный лифт выкатил его в непривычно чистое парадное, защищённое кодовой дверью. Снаружи шумели неприветливые пыльные тополя.

2. Харуки попал в переплёт

А тем временем его старший брат, Харуки, тоже угодил в неприятности.

После уроков весь класс попросили остаться на классный час.

- Будут про нового директора говорить,- предположил Шкутенберген,- Анатолий Борисыч на пенсию вышел, пора нового представлять.

Сосед Харуки по парте Ваня Шкутенберген был очень идейный молодой человек. Он уже сейчас знал, что ему надо от жизни. Шкутенберген собирался стать советником президента ("там будет проще развернуться") и восстановить Советский Союз, а лучше Российскую Империю целиком. Ну а пока вакансии в правительстве были заняты, он работал над самообразованием: читал по двадцать килограммов книг в месяц.

Тяга к знаниям отличала всех его предков. Его деда в 1930 выслали под Читу как опасного колдуна, который мог навредить колхозным посевам.

Но классный руководитель Сергей Владимирович Столбовой-Бельский про директора рассказывать не стал. Вместо этого велел достать чистые листки, синие ручки и писать, что он говорит.

- "Мы, родители" - тут ваше имя, потом имя папы и имя мамы с инициалами - "просим включить нас в попечительский совет Лингвистической гимназии номер 1 имени Си Маньшу города Дальний, и обязуемся вносить все положенные взносы." Дата. Инициалы одного из родителей. И подпишитесь за них. Всё, отложите, я сейчас соберу.

И он двинулся по рядам, сгребая листки, как капустоуборочный комбайн. Первый ряд, второй... но возле парты Харуки комбайн застопорился.

Потому что никакого листка перед Харуки не было.

- Учащийся... как тебя?

- Мураками.

- Ну вот, учащийся Мураками, где твой листок?

- Вот он,- Мураками показал,- Но я его сдавать не буду.

- Почему?

- Потому что я не поставил подпись.

- Так ставь и сдавай. Ты всех задерживаешь!

- Я не буду ставить подпись за моих родителей.

- Это ещё почему?

- Потому что подделка подписи - это уголовное преступление.

Сергея Владимировича поджимало - ведь надо было успеть основать фонд до того, как новый директор что-то узнает. Было бы время подумать, он бы просто понял, на что напоролся , и оставил школьника в покое.

Но как раз подумать он и не успевал. Ведь он не просто ни разу не сталкивался с людьми вроде Харуки. Да чего там, он даже не знал, что такие существуют в дикой природе.

Дело в том, что Харуки был аномально законопослушный человек. Он мог соврать, мог протолкнуться без очереди, мог бы, пожалуй, украсть, если бы это спасло чью-то жизнь. Точь-в-точь как Цезарь Биротто из одноимённого романа Бальзака, который хоть и был коммерсантом, но объявляя банкротство, сдал на аукцион даже запонки и часы.

- Слушай, давай подписывай без разговоров!

- Я не могу это сделать. Это уголовное преступление, за него ответственность с шестнадцати лет.

- Ну и что?

- А мне семнадцать. Я не хочу садиться в тюрьму.

- Ох, как тяжело с гениями разговаривать! Ну ты посмотри, все остальные подписали, а ты нет!

- Значит, они совершили уголовное преступление. И могут оказаться в тюрьме.

- Слушай, неужели ты веришь, что из-за каких-то подписей кто-то посадит в тюрьму целый класс.

- Этого нельзя исключать. Ещё полвека назад бывало, что ссылали целые народы.

- Ты понимаешь, что времена изменились и теперь за такое не сажают?

- Раз времена изменились - они могут измениться снова.

- Это не твоего ума дела, понятно? Подписывай без разговоров!

- Я не уполномочен подписываться за моих родителей.

- Они твои родственники.

- Я не уполномочен подписываться за моих родителей.

- Короче говоря, так,- Сергей Владимирович обратился к классу,- Пока Мураками не подпишет, отсюда никто не уйдёт. Он вас всех задерживает.

- Не беспокойтесь,- произнёс Харуки,- я сам уйду.

Поднялся взял ранец и пошёл к выходу. Сергей Владимирович остался стоять, незаметно для себя самого покусывая усы.

Уже на школьном крыльце учащийся Мураками обернулся на псевдоготический фасад и подумал одну-единственную мысль: "Что я наделал!?"

3. Развлекательная передача

В общей комнате Рю сидел в обнимку с красной Ямахой и смотрел в телевизор. Руки опущены, а на глазах слёзы.

Влюблённость вообще тяжёлое состояние. Особенно безответная. Особенно в ещё непривычном возрасте. Рю кажется, что пуля разорвалась у него в голове. Теперь всё вокруг в беспорядке и в прежняя гармония мира больше никогда не вернётся.

По телевизору - заставка детской развлекательной передачи "Зов Ктулху". Наше поколение - последнее, которое смотрело телевизор регулярно - запомнило её навсегда.

На фоне неправдоподобно закрученного пёстрого подводного города танцевали весёлые монстрики. Вкрадчивый голос пел:

Безлунною ночью страшно нам очень

Час наступает зловещей игры,

Все, кто печален, все, кто отчаян

Древним приносят дары.

На просторах Юггота тень Азатота

Всех злобный Шоггот на части порвёт.

Если ты слышишь и всё ещё дышишь

Ктулху тебя зовёт!

КТУЛХУ ЗОВЁТ!

- Печальные дела, братик,- замечает Харуки (по-японски).

- Печальные,- отзывается Рю.

- Завтра в Китайский посёлок едем.

- Ну едем.

- Что-то случилось?

- Как видишь.

- Ну ладно, доставать не буду.

4. Брест-Дальний

Пусть современный читатель не удивляется. Тот район Бреста-Дальнего, который даже на теперешних картах называют Бумажной Деревней, получил своё имя совсем недавно. А тогда он назывался Китайским посёлком, и улица, что упирается в хлебзавод, носила гордое название МОПРа. О том, кто такие эти МОПРы, местные жители, разумеется, не имели ни малейшего представления и даже не могли его толком произнести - в китайском языке с буквой "р" вообще всё плохо.

Сейчас, как и прежде, этот треугольник частного сектора населён по преимуществу китайцами, и радует туриста загнутыми крышами на типовых постсоветских домиках. Можно сказать, что это своеобразная тень посёлка Циннива, на месте которого и вырос наш город.

Хотя, разумеется, ни телеграфных столбов, ни жёлтой газовой трубы в те времена здесь ещё не было. Да и располагалась Циннива (дословно: Долина-Зелёная Грязь) не здесь, а на берегу. В 1898 году Российская Империя взяла этот участок в бессрочную аренду, и выстроила на её месте Административный городок, который и сейчас радует туристов колониальной архитектурой. Вместе с прочими районами (стихийными и не очень), он и дал начало городу Дальний, который, как известно их трудов урбанистов начала XX века, был спланирован "и красиво, и интересно". Вместе с соседним Порт-Артуром (которому досталось больше места в истории) он очень быстро превратился в один из важнейших портов тихоокеанского побережья и смело соперничал с Шанхаем, Сингапуром и Владивостоком.