Да, опыт - такая сволочь, берет дорого, но всегда гарантирует результат. И Дима невольно задумывался о том, как же так получилось, и кому было нужно, чтобы они все прошли через это? Ведь он уже тогда любил ее, и если бы был хоть немного смелее, если бы не боялся наделать ошибок и все взял в свои руки... Возможно, тогда еще был шанс заставить Лану забыть, научить ее любить снова. И не было бы так мучительно больно осознавать, что он сам помог этим двоим сойтись. Своими собственными руками убил возможность на счастье, и теперь оставалось только наблюдать со стороны, и просто быть рядом, когда была необходима дружеская помощь. А ночами до крови закусывать губы, стискивая ни в чем не повинные простыни, не в силах заснуть потому, что во сне всегда приходила Она. И ее улыбка рвала на части душу, заставляя ту кровоточить безобразными ранами... Говорят, что мужчины не плачут. Плачут, вот только этих слез никто не видит. Никто не знает, что творится в глубине серо-зеленых глаз, по ту сторону беззаботной улыбки. И лишь тексты песен несут в себе все то отчаяние, что плещется внутри. И он бы плакал сейчас, вот только кто-то из них двоих должен был оставаться сильным, чтобы не полетело под откос то, что с таким трудом возводилось...

Замер, выдыхая скопившееся напряжение, и сжимая кулаки. Нестерпимо хотелось курить, но Дима боялся хоть на мгновение уйти из этого коридора, оставить Владиуса наедине с самим собой, и с собственным отчаянием. Боялся того, что пока его не будет, друг сделает какую-нибудь глупость. Поэтому мужественно терпел, уже по привычке бросая взгляд на настенные часы. А чертов механизм просто издевался, насмешливо показывая, что они здесь уже почти восемь часов, и за окнами давно стемнело. Это было ненормально, и то самое предчувствие грядущей беды разрослось до размеров локального апокалипсиса, грозя окончательным сносом крыши. А рассудок пока еще был дорог ему как память... Плюхнувшись на стул рядом с Соколовским, Димка вытянул ноги, закрывая глаза. Если в ближайший час ничего не изменится, я разнесу тут все к чертовой бабушке, честное слово... Мелькнула не очень веселая мысль, заставляя поморщиться. А в кармане завибрировал телефон, намекая о входящем сообщении. Писал Боря, интересуясь, как там дела у них. Пришлось отвечать, что все в порядке. Еще не хватало здесь всего состава 4Post, нагоняющего панику на персонал больницы. А в том, что ребята, искренне обожающие Лану, это могли, он не сомневался ни минуты. Врать было не приятно, но приходилось потому, что успокаивать еще и их Димка бы просто не выдержал...

- Кто из вас - супруг Светланы Соколовской? - Суровый голос откуда-то сверху (ну по отношению к сидящим ребятам), заставил вскинуть голову. Бикбаев вздрогнул, только взглянув на выражение лица врача. И сердце ухнуло куда-то в пятки.

- Он... - Кивнул на все еще находящегося в анабиозе друга. - А как...

- Все потом, молодой человек. Ожидайте. - И на этом планка злости резко скакнула на несколько пунктов вверх, вызывая стойкое желание набить морду лица доктору, но он сдержался. Самое жестокое, что только можно придумать - ожидание... Прикрыл глаза, непроизвольно стискивая плечо друга. Только ждать, им на самом деле больше ничего не оставалось. И надеяться, что все хорошо, и чертов доктор просто нагнетал по привычке обстановку...

Вслед за ветрами иди, гори и сгорай,

Да острыми шипами стели ты свои пути,

Я готов, мне ведь с тобой и ад словно рай,

Только ты не отпускай, только ты не уходи... (с)

Мерный гул турбин, мелкой дрожью по коже, проникая прямо в вены. Смешиваясь с равномерным биением сердца. Стирая мысли, словно неумелый карандашный рисунок. И только белоснежное полотно облаков, за тонкой преградой иллюминатора. Такая обманчиво тонкая, что кажется - стоит лишь протянуть руку, коснуться кончиками пальцев, и развеется, расстает предутренним туманом под первыми, еще такими ласковыми, лучами восходящего солнца. И казалось бы - страшно, тысячи километров вдали от земли, в клетке из металла, имя которому - самолет. Но уже так до боли привычно, что сознание отключается, словно кто-то предусмотрительно нажал на кнопку "Turn off". И остается только чистый, ничем незамутненный восторг от этого чувства полета. Ведь рожденный ползать всегда стремится в небо, всегда мечтает стать подобным птицам и обрести ту свободу, что даруют лишь крылья. Помните, как в мифе про Дедала и Икара? Когда гордыня затмила разум, пошла наперекор здравому смыслу, и юный сын Дедала возомнил себя равным богам. И сгорели его крылья, и камнем упал он вниз, навеки скрываясь в волнах ласково принявшего его в свои объятия моря...

Каждый раз, летая куда-нибудь дальним рейсом, она вспоминала этот миф. И бежали мурашки вдоль позвоночника, заставляя душу затравленно озираться. И лишь огромным усилием воли удавалось взять себя в руки. Нет, она не боялась летать, как многие, накачивающие себя алкоголем или снотворным едва ли не до полного беспамятства. Просто слишком живая фантазия имеет свои минусы. А то, что все мы рано или поздно умрем - давно уже не новость... В общем, с самого начала перелета из Мельбурна в Москву настроение было далеко не радужным. Но до победного конца ей удавалось удерживать нервы под контролем. Мысли крутились вокруг того, как же долго она не видела сестру вот так, лицом к лицу, без преграды монитора. Четверть века - страшно представить на самом деле. Порой винила отца в том, что он так поступил с ними обеими. Разделил то, что разделять было нельзя изначально. И кто знает, может это было чудом - то, что спустя годы они сумели найти друг друга, ведомые той нерушимой связью, что была дана им еще при рождении...

Выдохнула, открывая глаза, и скользнув взглядом по бархатной темноте вечернего неба за стеклом иллюминатора. Улыбнулась, вспоминая последний сеанс видеосвязи. Ланка выглядела еще красивее, чем обычно. Эти длинные рыжие волосы, которые она отказывалась стричь даже под угрозой расстрела, и тот свет в зеленых глазах, который бывает только тогда, когда кого-то очень сильно любишь. Ей иногда тоже хотелось влюбиться вот так - чтоб до одури, до сумасшедшего шума крови в висках, до дрожащих пальцев и сбившегося сердцебиения, когда дышишь только им одним, и весь смысл жизни заключен в его улыбке. Виктория фыркнула про себя. Они были похожи, как две капли воды, и все же такие разные. Шебутная, вечно куда-то влезающая сестра, и слишком спокойная и тихая она. Словно огонь и лед, они органично дополняли друг друга... Где-то на задворках сознания вальсировала мысль о том, как примет ее новая семья Ланы, ведь та заранее предупредила, что они еще ничего не знают толком. И это напрягало бы, не будь Викки тем образцом спокойствия, при виде которого даже Будда нервно курил в сторонке. Ей было интересно хотя бы потому, что она столько слышала про этого Влада, что казалось - сама знает его всю жизнь. Но больше хотелось увидеть даже не его, а таинственного Димса, о котором ее сестричка могла трещать без умолку часами. Складывалось такое впечатление, что ее любимый рыжик просто души не чает в этом парне. Что само по себе уже было удивительно, ведь насколько успела изучить свою сестру Тори, та никогда и никого просто так не пускала в свою душу. А тут - словно о любимом чаде рассказывала, и с той неизменной теплотой в голосе, которую редко кому доводилось слышать, и еще реже - чувствовать на себе...