На самом деле все не так. В смысле, меня это не беспокоит. Раньше я переживала по этому поводу, но потом Джесс несколько раз спас мне жизнь. После этого я вроде как смирилась с его присутствием.

Единственное, что меня волновало – так это когда он брал мои диски и, дослушав их, не клал на место в правильном порядке.

– Это не так, – сказала я.

– Что не так?

– Меня не беспокоит то, что ты здесь живешь. – Я поморщилась. Неудачный выбор слов. – Ну, не то, что ты здесь живешь, поскольку… Я хочу сказать, меня не волнует, что ты остаешься здесь. Просто я…

– Просто что?

– Просто я никак не могу понять почему, – выпалила я, прежде чем растеряла последние крупицы смелости.

– Почему что?

– Почему ты остаешься здесь так долго.

Джесс молча смотрел на меня. Он никогда ничего мне не рассказывал о своей смерти. Честно говоря, он не особо распространялся и о том, как жил, прежде чем умер. Джесса на самом деле трудно было назвать общительным, он был довольно скрытен, даже для парня. Хотя в этом, в общем-то, нет ничего удивительного, если принять во внимание, что он родился за сто пятьдесят лет до Опры ^[14] и знать не знает, что гораздо лучше делиться своими чувствами с окружающими, не держа переживания в себе.

С другой стороны, я не могла не подозревать, что Джесс был прекрасно осведомлен о собственных чувствах и просто не имел ни малейшего желания делиться ими со мной. То малое, что я о нем узнала, – вроде его полного имени – я почерпнула из старой книги по истории Северной Калифорнии, которую откопал Док. У меня никогда не хватало духу расспросить об этом Джесса. Ну понимаете, о том, как он собирался жениться на своей кузине, которая, как оказалось, влюбилась в кого-то другого, и как Джесс таинственным образом исчез по дороге на церемонию бракосочетания…

Просто такого рода вещи не так-то легко обсуждать.

– Конечно, если ты не хочешь говорить об этом – не вопрос, – заявила я после короткой паузы, в течение которой стало ясно, что Джесс не собирается ничего прояснять. – Я надеялась, ну знаешь, на открытые и честные отношения, но если я слишком многого прошу…

– А как насчет тебя, Сюзанна? – перешел он в наступление. – Ты была со мной открытой и честной? Мне так не кажется. Иначе с чего бы твоему папе так меня преследовать?

– Папа тебя преследовал? – ужаснулась я.

– Nom de Dios ^[15], Сюзанна, а ты думала, как он поступит? – раздраженно ответил Джесс. – Каким бы он был отцом, если бы не попытался избавиться от меня?

– О господи! – совершенно расстроившись, воскликнула я. – Джесс, я ни слова не говорила ему о тебе. Клянусь! Он сам пронюхал. Он, наверное, шпионил за мной или типа того. – Признавать это было крайне унизительно. – Так… что ты сделал? Когда он пришел к тебе?

Джесс пожал плечами.

– А что я мог сделать? Я попытался объяснить ему все как можно лучше. В конце концов, не то чтобы мои намерения были неблагородны…

Проклятье! Хотя подождите-ка минутку…

– А у тебя есть намерения?

Я знаю, это прозвучит жалко, но на данном этапе моей жизни слышать о том, что призрак парня может иметь намерения – пусть даже и благородного толка – было довольно круто. Ну а чего вы ожидали? Мне шестнадцать, и меня даже на свидание никто не приглашал. Отстаньте от меня, ладно?

А кроме того, Джесс был очень сексуальным для мертвого парня.

Вот только, к сожалению, его намерения, похоже, были не более чем платоническими. Если, конечно, можно считать показателем его отношения тот факт, что он поднял подушку, которую перед этим сбросил на пол, – на этот раз руками – и швырнул ее мне в лицо.

Не очень-то похоже на поступок безумно влюбленного парня.

– Так что тебе сказал папа? – спросила я, спихнув подушку. – В смысле, после того, как ты уверил его, что твои намерения исключительно благородны?

– О, немного погодя он успокоился, – сказал Джесс, садясь обратно на кровать. – Он мне понравился, Сюзанна.

Я хмыкнула.

– Он всем нравится. Вернее, нравился при жизни.

– Знаешь, он беспокоится о тебе, – заметил призрак.

– Ему стоит побеспокоиться о некоторых гораздо более серьезных вещах, – проворчала я.

Моргнув, Джесс удивленно уставился на меня.

– Например?

– Елки, не знаю. Ну хотя бы выяснить, почему он все еще здесь, вместо того, чтобы отправиться туда, куда и положено всем людям после смерти? Как тебе такой вариант, а?

Джесс спокойно возразил:

– А почему ты так уверена, Сюзанна, что ему не положено здесь быть? Или мне, раз уж об этом зашла речь?

Я вытаращилась на него.

– Потому что так не бывает, Джесс! Я могу многого не знать о медиаторстве, но одно знаю наверняка. Это место для живых. Ты, мой отец и леди, которая была тут минуту назад, не принадлежите к этому миру. Вы застряли здесь, поскольку что-то не так.

– А, – протянул он. – Понимаю.

Но он не понимал. Я видела, что не понимал.

– Не говори мне, что счастлив здесь, – продолжила я. – Ты не убедишь меня, что тебе нравится сто пятьдесят лет быть пойманным в ловушке этой комнаты.

– Все было не так уж и плохо, – с улыбкой заметил Джесс. – А не так давно дела и вовсе пошли на лад.

Я не была уверена, что он имел в виду. И поскольку боялась, что если спрошу об этом, мой голос снова зазвучит пискляво, выдавила только:

– Ну, мне жаль, что папа приходил к тебе. Клянусь, я не просила его об этом.

– Все хорошо, Сюзанна, – мягко ответил Джесс. – Мне нравится твой отец. И он сделал это только потому, что заботится о тебе.

– Думаешь? – Я потянула покрывало на себя. – Интересно. Я полагала, что он так поступает, потому что знает, как меня это бесит.

Джесс, наблюдавший за тем, как я заворачиваюсь в покрывало, вдруг потянулся ко мне и схватил за руку.

Он не должен был так делать. Ну, по крайней мере, я собиралась ему это сказать. Должно быть, эта мысль просто выскочила из моей головы. Но как бы то ни было, ему не полагалось так поступать. В смысле, прикасаться ко мне.

Понимаете, хоть Джесс и призрак, и может ходить сквозь стены, появляться и исчезать по собственному желанию, он все же… ну, здесь. Для меня, по крайней мере. Этим мы с отцом Домом и отличаемся от остальных. Мы можем не только видеть призраков и говорить с ними – мы к тому же можем их чувствовать. Словно они не призраки, а нормальные люди. Я имею в виду, живые. Потому что для меня и отца Дома они абсолютно такие же, как и все остальные из плоти и крови. Они потеют, изо рта у них воняет и все такое. Единственное реальное отличие в том, что от призраков исходит некое сияние – думаю, это называется «аура».

О, а я упоминала о том, что многие из них обладают сверхчеловеческой силой? Обычно я забываю об этом сказать. Вот потому-то мне частенько и достается от сами-знаете-кого, когда я работаю. И именно поэтому меня пугает, когда кто-то из них – как только что сделал Джесс – дотрагивается до меня, пусть даже безо всякой агрессии.

Я вот к чему: ну серьезно, то, что призраки для меня так же реальны, как, допустим, Тэд Бомонт, не означает, что мне хотелось бы танцевать с ними медленные танцы или что-то еще в том же духе.

Ну хорошо, я бы согласилась, предложи мне это Джесс. Вот только танцевать с призраком было бы на редкость нелепо. Согласитесь, никто кроме меня его не увидит. Я такая: «Позвольте представить вам моего парня», – а рядом никого нет. Как унизительно. Все решат, что я его просто вообразила, как выдумавшая себе еще одного ребенка леди из того фильма, который я однажды смотрела по каналу «Лайфтайм».

Кроме того, у меня нет никаких сомнений, что в этом смысле я Джессу не нравлюсь. Ну знаете, в смысле медленных танцев.

Что он, к сожалению, и доказал, взяв мои ладони и поднеся их к лунному свету.