-Не волнуйтесь. Я найду нужные слова. - ответил отец Анюты.

Глава 8

Мы зашли в кабинет начальника лагеря. Мужчины поздоровались за руку и начальник, немало удивленный неожиданным визитом, предложил всем присесть.

-У нас к вам дело, уважаемый Пётр Иванович.

-Слушаю вас... Простите, вы не представились...

-Тимофей Михайлович.

-Слушаю Тимофей Михайлович.

-Я не только отец Ани, но и действительный член Ассоции художников России. Я курирую благотворительную организации юных дарований. Мы ищем юных талантливых мастеров, самородков по всей России.

-Понимаю. Но я-то вам понадобился в какой связи? - спросил удивлённый Пётр Иванович.

-Мне в руки попал один пейзаж. Очень талантливая работа, надо вам сказать. И тут я узнаю, что юный художник находится у вас.

-У меня?! У нас много хороших и талантливых ребят, но о каком-то особом художественном таланте, среди них, я не слыхал.

-Не удивительно. Этот юный художник у вас, но он не совсем ваш. Этот мальчик сирота, он из детского дома, который отдыхает у вас в особом корпусе. Мне сказали, что подросток не отличается спокойным нравом, и поэтому содержится в медицинском изоляторе.

Лоб Петра Ивановича покрылся испариной. Он промокнул его сложенным носовым платком. В глазах начальника лагеря мелькнул испуг.

-Я не знаю, откуда у вас эти сведения, но отпираться не стану. Да, я был вынужден распорядиться поместить туда этого мальчика. Побег мог оставить пятно на нашем учреждении и доставить немало проблем детскому дому. Вот я и решил...

-Не волнуйтесь вы так! - улыбнулся Тимофей Михайлович, - Я прекрасно вас понимаю и не собираюсь осуждать ваши действия. Мне просто-напросто нужно увидеть подростка и поговорить с ним. Вот и всё.

-А! - с облегчением ответил начальник лагеря, - Да пожалуйста! Я дам распоряжение и вас пропустят.

Медсестра удивленно посмотрела на нашу компанию. Тут у неё затрещал телефон - старый советский аппарат. Она подняла трубку, выслушав абонента ответила коротко: "Ясно, Пётр Иванович!".

-Здравствуйте, Любонька! Вот человек из благотворительной организации хочет видеть Володю. - сказала я.

-Знаю. Мне только что звонил начальник. Проходите. - любезно предложила она, вручая мне ключ.

Я отперла и открыла дверь. Володя сидел за столом и рисовал. Вместо мольберта он пристроил на столе сложенное одеяла, подперев нижний край листа книгой, завёрнутой в пакет. Я улыбнулась его находчивости.

Подросток обернулся к нам. Было ясно, что его озадачил наш визит. Но при виде Анюты, глаза мальчика радостно вспыхнули. Он бессознательно сделал к ней шаг и смущенно остановился, взглянув на Тимофея Михайловича.

-Принимай гостей, Володя! - сказала я, - Это родители Ани.

Володя поздоровался и предложил нам присесть на его кушетку. Я, Анюта и её мама воспользовались предложением.

Отец Анюты садиться не стал, а подошёл к столу и с интересом посмотрел на неоконченную картину. На ней было изображено небо и облака, пронзённые солнечными лучами.

-Я увидал твою картину у Анюты и решил познакомиться с тобой. - сказал отец, - У тебя талант, мальчик. Я бы хотел спросить - откуда?

Володя улыбнулся и сказал:

-Не знаю. Сколько себя помню, всегда тянуло рисовать. Мне нравится запах красок, завораживают цвета и изгибы. Когда я рисую, я знаю, как смешать и положить краски так, чтобы оживить рисунок. Но откуда я это знаю, объяснить не могу.

-Так бывает, но не у всех. Ты напоминаешь мне одного человека. Теперь я почти уверен, что не ошибся. Ты похож на него не только почерком своих картин, но и внешность твоя схожа с его внешностью. Люся, помнишь наш разговор? - спросил отец Ани, обращаясь к жене.

Она с первой минуты нашего визита сосредоточенным взглядом изучала Володю и ответила мужу:

-Если я права, он похож на Алексея Лукина, пейзажиста, который учился с тобой на параллельном курсе.

-Именно! - воскликнул Тимофей Михайлович. Володя взволнованно посмотрел на него и спросил:

-Вы знали моего отца?

-Я не могу сказать это с полной уверенностью. Расскажи, что ты помнишь о себе.

Володя задумался и ответил:

-Увы, но я мало что помню. Всё какое-то обрывистое. Помню запах краски, он мне кажется родным. Ещё помню большую лестницу, я карабкался по ней в комнату, где много ярких картин и где был этот запах. Родителей помню смутно. Когда папа меня целовал, он колол мои щёки. Может быть у него были усы? Мама мне пела. Но лица их стёрлись. Потом деревянный дом. Сколько я там был - не знаю. Оттуда я попал в дом малютки. Говорят, мне было три года. Ну а дальше детдом. Всё.

-Негусто... - ответил Анин отец, - Ну да ладно. Люся, ты знаешь кого-то в сфере образования?

-Нужно будет связаться с моей знакомой. Мы переписываемся в "Одноклассниках". Она работает где-то в Департамете образования. Может быть что-то подскажет.

-Отлично! Я отправлюсь в детский дом. Выясню, из какого Дома малютки поступил к ним Володя. Когда мы удочеряли Анюту, меня этот вопрос не занимал. Потом будет видно.

-Папа, мама, вы лучшие родители на свете! - сказала Анюта, обнимая отца и мать.

-Ну будет тебе... - ответил растроганный отец и обратился к Володе, - А ты наберись терпения и жди. Какая у тебя фамилия сейчас?

-Я Новиков Владимир Алексеевич. Но откуда мои фамилия и отчество - не знаю. - ответил он.

-Разберёмся. Нам пора идти. Я рад нашему знакомству. - сказал Тимофей Михайлович.

-Я тоже! - ответил Володя, - Спасибо вам. Если вы поможете мне, то я даже не знаю... - горло Володи сдавил комок. Он не смог продолжить, сдерживая слёзы.

Мы ушли. Выходя из медпункта, я обернулась к окну. Там стоял Володя. Отдёрнув занавеску, он махал нам рукой.

Глава 9

Родители Анюты уехали. Потом уже Володя рассказывал, что у него всё в душе перевернулось. Ещё никогда в жизни он так не жаждал свободы. Володя рухнул на кушетку, сгрёб подушку и разрыдался. Он выплакивал свою усталость, тоску по свободе, Анюте. Ему становилось легче. Не зная ни одной молитвы, он просил Бога, чтобы Тимофей Михайлович нашёл доказательства того, что художник Лукин его отец.

Успокоившись, Володя сосредоточился, стараясь вспомнить всю свою жизнь. Любая мелочь могла помочь. Но вспоминался только детский дом.

Когда его привезли туда, он сразу почувствовал разницу между этим учреждением и домом малютки. В детском доме его сразу окружили запреты и ограничения. Тяжелее всего давалось общение с другими детьми. У них не было игрушек, вернее они были, но служили для украшения игровой. Брать игрушку с полки считалось преступлением. Поэтому дети развлекались по-своему: они бесконечно дрались и носились друг за другом. Он понял, что если не нападать первым и не показывать силу, нападут на него. Поэтому Володя сразу прослыл трудным ребёнком. Его часто наказывали, стегая прыгалками. Ими же привязывали к кровати, или к скамейке во время прогулки.

Он помнил вечное чувство голода. Мальчик старательно съедал весь завтрак и обед. Но этого не хватало дотянуть до ужина. А скудный ужин не был в состоянии полностью утолить голод растущего организма. Он вспоминал, как одна из воспитательниц любила перекусывать на прогулке. Она всегда жевала пирожки или булочки. А у него, и у других детей, начинались голодные спазмы желудка и слюни переполняли рот. Некоторые, самые отчаянные, пробовали подойти и попросить кусочек. Тогда она грубо их отгоняла.

И всё же была одна воспитательница, которая жалела ребят. Она выносила на прогулку авоську с сухариками, которые сушила сама из чёрствого хлеба. Её смену ждали, считая дни. Она раздавала сухарики всем страждущим. А вечером, зная скудность ужина, шла на "должностное преступление": тайком приносила в спальню чайник с кипятком, заварку, несколько пластиковых стаканов и какие-нибудь недорогие карамельки. Тогда, погасив свет и оставив один ночник, она чаёвничала с ними. Володя помнил, как в целях консперации, все говорили только шёпотом, и смеялись, прикрывая рты ладошками. Она покупала им пластелин, раскраски, карандаши. Дети её любили. Она никогда не кричала на них, не наказывала, а договаривалась. Даже самые буйные слушали её. На прогулке в её смену у группы были мячи, цветные мелки, а прыгалки превращались из карательного оружия в обычные скакалки. Володя помнил, что звали её Елена Александровна. Дети звали её Еленой Прекрасной.