Два раза они всей комнатой на зимних каникулах ездили в Таллин. Впечатление от этих поездок у нее осталось на всю жизнь. Сам по себе Таллин был раз в пять меньше Иркутска, в который она неоднократно ездила с родителями, но это был совсем другой мир, почти другая страна, хотя там многие и говорили по-русски, но все здесь было устроено совсем не так, как даже в Ленинграде, не говоря уже об Иркутске или ее Усть-Ордынском. Во-первых, она никогда в жизни не видела средневековых каменных замков, а Старый Таллин был музеем под открытым небом, хорошо сохранившемся, пусть небольшим, но городом, обнесенным мощной крепостной стеной. Этот средневековый город со своими улицами, костелами и церквями стоял в центре современного Таллина. Здесь на каждом шагу прямо в старинных домах были открыты сувенирные лавки и небольшие кафе, где варили настоящий кофе, который при тебе мололи из черных жареных зерен, и подавали вкуснейшие пирожные. Сэсэг поражало и подкупало то, что здесь можно было не только ходить и просто смотреть, но и пользоваться всей этой стариной. В некоторых домах до сих пор жили люди. Во-вторых, сами эти старинные средневековые улицы и дома производили неизгладимое впечатление устойчивости и неизменности здешней жизни. Люди не одну сотню лет ходили по этим улицам, жили в этих домах, что-то перестраивая и пристраивая, постоянно создавая что-то, рожали детей и передавали память новым поколениям не только изустным фольклором, как это было принято у ее народа, но и самим фактом жизни в этих старинных каменных стенах. В Иркутске было мало старинных каменных домов, вообще в Сибири преобладало деревянное строительство, а деревянный дом редко переживает столетний рубеж, поэтому Сэсэг чувствовала себя как в сказке, когда гуляла по городу, где некоторые дома разменяли возраст в полтысячелетия, а облик улиц не менялся в течение нескольких сотен лет. Она представляла, как сейчас ей навстречу из-за угла выйдет с плетеной переполненной корзиной торговка рыбой, в старой, но аккуратно заштопанной кофте, почему-то обязательно крупной вязки, вся пропахшая морской тиной. Мимо пробежит пара мальчишек, стуча деревянными башмаками о каменный тротуар, и,  цокая подковами, ее обгонит серая в яблоко лошадь, неся на себе закованного в железо рыцаря в шлеме с огромными перьями. Но первоначальное ощущение сказки исчезло к концу второй поездки. Ей стало казаться, что время здесь остановилось и совершенно нет никакой возможности вырваться из этих навек застывших улиц и домов, что здешний маленький и упрямый народ живет только своими воспоминаниями, лелея и превознося безвозвратно ушедшее прошлое, которое дошло до них в виде этого небольшого средневекового городка. Их стремление во чтобы то ни стало сохранить это прошлое вызывало в ней жалость и досаду, ведь она приехала из огромного города, где наравне с великолепными дворцами, проспектами, площадями и парками, существовали громадные современные заводы и фабрики, передовые научные и образовательные институты, где молодежь не жила прошлым, а училась, работала, искала и развивалась, и Сэсэг была представительницей этой молодежи.

- Ты Сережу не видел? - Сэсэг вопросительно смотрела на Мишу, который  сидя на корточках под столом доставал из цветного полиэтиленового пакета с иностранной надписью магнитофонную бабину.

- Они курить пошли на лестницу, - не поднимая головы, ответил Миша.

Сэсэг вышла из комнаты, где должна была начаться дискотека, и пошла на лестничную клетку. В коридоре бегали нарядные, увитые мягкими блестящими гирляндами девушки с зажженными бенгальскими огнями, кто-то периодически кричал: "Ура, С Новым годом!", и все подхватывали это "Ура!", и оно катилось по этажам, затихая в самых отдаленных уголках общежития. Общежитие праздновало весело, хмельно, размашисто. Нескольких парней первокурсников уже перебравших с непривычки, отвели в дальние комнаты и уложили на чьи-то кровати. Остальные праздновали.

Миша сегодня был диск-жокеем, он принес с собой несколько бабин с самыми последними модными танцевальными записями. Для дискотеки по соседним комнатам собрали два бабиных магнитофона, которые теперь стояли на столике в углу их комнаты, а Миша колдовал над первым из магнитофонов. Он намотал на спичку ватку, обмакнул ее в водке и протирал проигрывающую головку.

- Грязная головка какая. Вы что не следите за ними? - он обратился к рядом стоящему парню, хозяину магнитофона. Парня звали Лехой, он был первокурсником и жил в соседней комнате.

- Не знал даже, что их чистят.

- Не слышишь что ли, что звук плохой?

- Да, у меня записи не очень, поэтому даже и не разберешь, хуже играет или лучше.

- Агрегат у тебя неплохой, поэтому звук должен быть на уровне. Сейчас проверим. Я со свежего пласта писал у себя дома с вертака "Радиотехника".

- Мне вообще батя обещал в новом, тьфу ты черт, - Леха чертыхнулся и, улыбнувшись, поправился, - Уже в этом году подарить кассетник японский на День рождения.

- А где работает твой батя? - живо поинтересовался Миша, с отвращением рассматривая совершенно почерневший ватный тампон.

- Он главный инженер леспромхоза. Я из-под Хабаровска. Мы лес в Японию гоним, а они нам за это лесовозы свои, технику, ну и ширпотреб поставляют. Говорят, они в океане стратегические запасы леса делают: нашу лиственницу в полиэтилен заворачивают и на дне моря затопляют, чтобы потом воспользоваться. На "черный день" копят.

- Проси "Sony" или "Panasonic" двухкассетный, самая лучшая техника, - оставив информацию о запасливых японцах без внимания, сказал Миша.

- Нам только "Sharp" привозят.

- Тоже отличная техника. Если будет двухкассетник, скажи мне, я немного попереписываю на нем, если можно, конечно, - и Миша, оторвавшись от магнитофона, вопросительно посмотрел на Леху.

- Об чем разговор, конечно дам попользоваться, - Лехе было лестно, что старшекурсник, да еще такой продвинутый ленинградец не только разговаривает с ним, первокурсником, но и просит его об услуге.

- Заметано, - сказал Миша и, отложив спичку в сторону, начал заправлять пленку в магнитофон.

Подошла Света, обвила рукой Мишу за шею и, поцеловав его в губы, спросила: - Миш, скоро будет дискотека, все уже хотят танцевать?

- Еще пять минут, Светик. Через пять минут начнем. Я сейчас еще второй мафон подготовлю и начнем. - Миша быстрыми движениями скрутил еще один тампон на спичке и стал протирать головку следующего магнитофона.

- Светка красивая, - сказал одобрительно Леха.

- Для тебя Светлана, - сказал, как отрезал, Миша, не поднимая головы от техники, тем самым сразу же расставив все точки и запятые в их с Лехой отношениях и обозначив, кто старший, а кто младший. Леха сконфузился немного, но промолчал. - Возьми провода от колонок и подключи к первому магнитофону. Будем переключать колонки на тот, с которого будем музыку запускать. Понял?

- Ага, - сказал Леха и начал подключать штекеры от колонок к магнитофону с заправленной пленкой.

Дойдя до лестницы, Сэсэг увидела Сережу и Колю. Они стояли возле перил и курили. С ними курил Паша, парень Татьяны, он был младше на курс и учился не на лесохозяйственном, а на факультете технологии обработки древесины. Они что-то бурно обсуждали и периодически смеялись.

- Коля, тебя Галя ищет.

- Скажи, сейчас приду.

- Нет уж, сам скажи, я с Сережей останусь.

- Ладно, ребята, я побежал, - произнес Коля, раздавив окурок в пустой консервной банке, которая служила пепельницей.

- Я тоже пойду, - поддержал его Паша, и они вместе пошли по коридору в комнату девочек, из которой уже неслась какая-то ритмичная музыка. Ребята танцевали в комнате, но места всем не хватало, и приходящие на звуки музыки парни и девушки начинали танцевать прямо в коридоре. Кто-то взрывал хлопушки, кто-то размахивал зажженными бенгальскими огнями, кто-то пил вино из граненых явно столовских стаканов. Темно-коричневый дощатый пол коридора был засыпан конфетти и бумажными гирляндами. В занесенных снегом окнах отражались фигуры танцующих. В воздухе стоял запах табачного дыма, вареной картошки, хлопушек и вина, откуда-то приносило легкий запах салата. Сережа посмотрел на Сэсэг так, что у нее замерло сердце. Он в последнее время часто смотрел на нее таким взглядом.