Девдас смолк, вновь испрямил свой стан, и медленно ощупав спину Даши, вроде ощущая стянутость мышц даже через материю плаща, в который она была обряжена, неспешно исследовал подушечками пальцев верхние и нижние ее конечности. Он немного развернулся, и, сместив руки на голени ее ног, принялся разминать правую, а после левую, наконец, продолжив разговор:
– Вы правильно отметили. В теле велесвановца находятся два этих мышечных органа. Они также связаны с единственным легким, и осуществляют свою работу в едином ритме. Сие необходимо, дабы мы могли дышать в воде и в межзвездной среде, но поколь в вас данные схемы общей работы не созданы, не сориентированы. В понимание велесвановца вы воспитанник, ссасуа, в понимание человеческом, токмо дитя. Вам в ближайшие колоходы придется не только обучаться нашему языку, способностям, но и расти. Это можно считать благом, что вы хотя бы знаете перундьаговский, абы он являлся родным человеческой ветке вашей системы.
Дарья слушала Девдаса очень внимательно и более не проявляла присущей ей враждебности ведения диалога. Ибо для себя осознала, что ей впервые в жизни свезло и она, (не важно как сознание, или как диэнцефалон) попала к расе, где может быть пригодятся врожденные, воспитанные в ней качества, а именно: трудолюбие, ответственность, дисциплинированность (как не странно), порядочность, честность, весьма отодвинутые в закоулки собственной совести у солнечников. Вместе с тем некоторые понятия из рассказа Девдаса для нее остались не выясненными. К ним относилось и само понимание времени, которое по привычке Даша соизмеряла с движением Земли вокруг Солнца и вокруг своей оси, и теперь хотелось уточнить, сколько же примерно земных минут в минуте на Велесван. Однако она не стала выспрашивать, предположив, что такое, вероятно, ассаруа не знает, вряд ли оно ему вообще надо. Ведь в сравнение с Велесван, с системой Дюдола-тиара и сами солнечники, и их система считалась малоразвитой. Впрочем, итак становилось ясным, что движение Велесван вокруг своей оси было ощутимо более медленным, удлиняя и без того длинный день.
– Перундьаговский родным является не для всех землян, солнечников, – пояснительно дополнила, немного погодя, Дарья. – Эта только наш народ, русский, говорит на нем. Все остальные народы говорят на других, порой очень даже сходных с ним, языках.
– Тогда, нам, видимо, повезло, что вы родились в этом народе, – негромко отозвался Девдас и тотчас смолк. Ибо в следующий миг голова Даши энергично дернулась назад, так сильно отозвалась в ней проскочившая внутри боль, а судорога внезапно скрутила мышцы на груди, отчего стало невозможно дышать. Открыв широко рот, бурсак также мгновенно узрел выступившего, словно со стороны пролегшего по поверхности мхов луча Рашхат, голубоватого пятна, не только поглотившего пространство кругом, но и утопившего в своем цвете осознание себя, как личности, боль и скрученность конечностей.
Глава пятнадцатая
Дарья приходила в себя медленно, много раз, и каждый из них рывками. Не всякий, впрочем, из этих осознанных раз помня происходящее. Однако низменно любое пробуждение сопровождалось сначала бледностью голубоватого пятна, затем рыхлостью его полотна, лишь после стекающими вниз отдельными капелями воды. Голова от боли и тело от судорог теперь болело нестерпимо, так, что вскоре и массирующие движения пальцев Девдаса стали вызывать приступы острой боли и корчи, потому от них пришлось отказаться. Иногда, особенно, в моменты и вовсе мгновенного возвращения сознания и такой же стремительной его потери, Даша слышала игру струн гуслей. И это не просто играли на одном таком инструменте, а сразу и на многих, впрочем, какофонии не создавалось. Звук хоть и долетал издалека, всяк раз соответствовал мелодии, поэтому также попеременно бурсаку слышалась мелодия его народа, родного края, земли Русской, Земли. Слышалось напевное звучание планеты Земля.
Состояние пробуждение и беспамятства длились значительное время, потому как в один из таких моментов, когда Дарья вновь смогла узреть перед собой мхи, они полностью потеряли свои цветы и сейчас представляли собой полотнища с голубоватым отсветом. Рашхат же полностью выкатился на небосвод, слепяще освещая поверхность Велесван широкими белыми полосами, с легким лазоревым оттенком. Хотя нижний край его диска все еще касался горизонта, придавая самому небосводу бледно-голубой цвет, на стыке с кронами деревьев смотрящийся сизоватым.
В этот раз сухость стала ощущаться не только на коже, но и во рту, и внутри организма, точно он был обезвожен. Чудилось, что еще самая малость времени и не только кожа треснет, уж так она натянулась (лишившись слизи), но и внутри тела полопаются все органы.
– Пить. Пить хочу, – прошептала, едва шевельнув краями рта Даша, не очень надеясь, что ее услышат, ибо в гроте она была одна.
Тем не менее, стоило ей шепнуть, как Девдас мгновенно возник перед глазами. Он, очевидно, стоял на дорожке, а услышав, юного велесвановца, торопливо подняв парео ступил во мхи, снова опираясь лишь на пальцы ног. Ассаруа, шел в этот раз очень быстро, и было сразу заметно его волнение, нервозность в движениях. Не то, чтобы он не знал, как можно помочь Даше, просто вследствие каких-то причин не мог это сделать, посему и психовал (как сказал бы человек).
Девдас вступив в грот, опять пригнул голову, и, опустившись на колени, присев на вытянутые голени, заботливо заглянув в лицо, сказал:
– Надо потерпеть, бурсак. Пить сейчас нельзя. Это может вызвать новую фантасмагорию, кою вы не сможете перенести. Вам нужен негуснегести Арун Гиридхари, потерпите. Думаю, помощь скоро прибудет.
– Очень пить хочу. Мне, кажется, кожа прямо-таки треснет и полопается все внутри, – чуть слышно откликнулась Дарья, и, не успев услышать чего-то поддерживающего от Девдаса, вновь утонула в боли. От каковой не только появились судороги во всем теле, но и каковая словно располосовала диэнцефалон на множество мелких частей.
В этот раз, Дарья очнулась от легкого сотрясения, будто под ней качнули поверхность земли и растущих на ней мхов, как-то сразу открыв обе пары век. Также мгновенно ощутив туго сведенные корчей конечности, уже на стопах и кистях онемевшие, или только замерзшие. Очень сильно болела голова, и теперь не только сам диэнцефалон, растерзанный на части, но и черепная коробка, и кожа на ней. Сухость кожи казалась столь зловещей, растянутой до того самого последнего мгновения, после коего должны были пойти уже даже не мельчайшие трещинки, а самые настоящие разрывы.
Впрочем, и от боли в голове, и растянутости кожи удалось мгновенно отвлечься. Ибо на дорожке, достаточно четко просматриваемой из грота, Дарья увидела стоящую огромную птицу, по внешним данным, которую можно было бы сравнить с земным страусом. Однако от земного собрата эта птица отличалась более высоким ростом и крупным сложением, слегка удлиненным туловищем. У нее хоть и имелась шея, но она смотрелась более короткой. Сходством же являлась небольшая уплощенная голова с прямым плоским красным клювом и двумя крупными глазами, а также длинные, сильные, и очень плотные ноги с тремя передними и одним задним пальцами. Оперение у птицы было рыхлым, серо-стального цвета. И как показалось Даше, у этого вида не имелось крыльев совсем, вместе с тем оперенными было не только туловище, ноги, но и шея, и голова. Лишь лапы смотрелись кожисто-серыми в мелкую трещинку.
Желая рассмотреть птицу лучше, Даша чуть-чуть приподняла голову, и тотчас вскрикнув от просквозившей и вроде как зазвеневшей в ней боли, вскрикнула. Синяя дымка внезапно пыхнула прямо в глаза бурсака густыми парами, сдерживая само дыхание и застилая видимость. А уже в следующий миг, когда Дарья вновь смогла наблюдать происходящее, вроде втянув и сами пары, и синюю дымку ноздрями или открытым ртом, она увидела лежащий прямо на мхах, впритык к гроту узкий, серебристый ковровый настил. По которому торопливо шагали два велесвановца, первый незнакомый, а следом за ним, Девдас.
