Но наказал меня бог. За мою жалость. В Интернете обнаружил крик души. Ещё одна девочка просила помочь деньгами, для больной мамы. Видно совесть грызла меня, обвиняя в гибели девчушки, в причинах инвалидности её братика. Сэкономил тысячу рублей, повёз девочке. Дитя вышло из дому, передал деньги, тут меня и взяли.
– Беги!
– кричу ребёнку,
– Деньги менты заберут, как вещественное доказательство!
Поздно. Девочку остановили, деньги отобрали. А меня скрутили. Суд. Многие помнят знаменитый суд над педофилом! Сексуальные преступления, совершённые в отношении детей в тот год участились. Государственная Дума закон о кастрации преступников рассматривала. Я попал под раздачу. Кастрировали меня не только медикаментозно. Хирург Николаев, работник Главного разведывательного управления, скальпелем, вырезал все мои гениталии. До суда. Чтобы перед начальством отчитаться. Но судья, селянка Анжела, активная баба Красносельского района города Санкт-Петербурга меня, по знакомству, оправдала. Оказалось, что не педофил я. Радостный адвокат меня поздравлял,
– Раны не опасны! До свадьбы заживёт!
Злой прокурор до Верховного суда России дошёл,
– Педофила оправдали!
– кричит. Действительно, как можно оправдать педофила? Суд Верховный оставил вердикт в силе. Со всего размаха очистил меня от греха Верховный, оправдал на всю Россию. Ну, спасибо! Бомжи с помойки во дворе к себе зовут, приглашают,
– Глядите, правдолюбец! Евнух идёт! Эй, кастрированный! Айда по бабам!
Я против кастратов этих, против клиники, где меня оскопили, судебную тяжбу веду. Клиника оказалась фальшивою, хирург исчез. Медсестру Веселову судят, та утверждает, что ассистировала при операции аппендицита. Как правду найти? Да и кому нужна, кастрированная спецслужбами, правда? Озлобился я, переменился. Уголовным жаргоном изъясняюсь. Писклявым голосом. Стишки о России сочиняю,
Родина моя Россия,
Словно Солнце красное.
Добрая, красивая.
Присмотрелся – насрано!
По телевизору показали, как американцы в один день с десяток русских шпионов отловили. Говорят, что это были нелегалы из Службы внешней разведки. Из СВР. Сотрудники СВР рекорд установили. Книга рекордов Гиннеса от зависти лопнула. Директором СВР является Мишка Фрадков. Получи Фрадков скандал!
Мысль одна мне стала докучать.
Мишку мне Фрадкова бы поймать.
Учинить ему допрос,
Кулаком под самый нос,
– На кого работаешь, барбос?
Стишки я начальнику ГРУ послал. Генерал полковнику Александру Васильевичу Шляхтурову. Пускай порадуется! Переслал на электронный адрес официального представителя Главного разведывательного управления «Шляхтуров собака точка ГРУ». Никакого ответа. Смотрю, адрес-то написал неверный, «Шляхтуров пёс смердячий точка с запятой ГРУ». Вот куда завела меня злоба! Не вижу реального адреса.
Про директора ФСБ Александра Васильевича критическая частушка не сочиняется. Этот генерал мелких террористов отлавливает. Делом занимается. Но когда в России, в двадцать первом веке, взорванная электричка с россиянами летит под откос, я, голосом евнуха, бормочу,
– Бортников ты кто, Бортников или Абортников?
Не спецслужбы в России, а государственный абортариум!
Имена и события вымышленные.
Совпадения фамилий является случайным.
2 октября 2012 г.
Президент палаты номер шесть
В петербургском больничном дворе тихо. Левое крыло лечебного здания, которое рассматриваю, с евро-окнами. Семиэтажное российское строение отдано для больных различных возрастов. Третий этаж крыла лечебного учреждения заселён пожилыми подданными России. Принимая близко к сердцу проблемы государства, россиянин, к старости, обретает реальную сердечную болезнь. В ком сердце чутко, тому прожить не шутка. Недостаточная сердечность чиновников правительства Путина, ведёт к острой сердечной недостаточности добропорядочных россиян. Заболел человек, пришла беда. Открывай страж, евро-калитку рая или евро-врата госпиталя.
Слово «евро» означает качество, прогресс. В больнице сердечники у нас под присмотром медсестёр, евро и азиатского происхождения. Больные лечатся у грамотных и неграмотных петербургских врачей. Российские врачи, в своём большинстве, молоды, но не активны. Умные доктора бедны. Богатые врачи медлительны и бестолковы. Лечащиеся у таких докторов сердечники, седы, лысы, почти все старые или богатые. Больные и доктора страдают, они умирают и выздоравливают.
Поднявшись на три этажа, отворив крепкую дверь палаты, что под номером шесть, я вхожу «в сени», в тамбур. Налево остаётся дверь в не запирающийся, с оторванным стульчаком, безоконный сортир. Прямо – вторая входная дверь – картонная, ведёт в обширное помещение, где расположены кровати. Слева от входа находится вешалка с уличными куртками. Осень. Отопительный сезон в Санкт-Петербурге начался, в палате жарко. Широкое евро-окно с длинным подоконником, от стенки до стенки, освещает тёплое больничное жилище. Пасмурный петербургский свет, льющийся из окна, настроения не приподнимает. Ночью свет фар автомобилей озаряет потных «сердечников». Душно спать в Петербурге.
Потепление климата отодвигает наступление российской зимы к декабрю. Словами классика скажу, что в тот год прекрасная погода стояла долго на дворе. Зимы ждала, ждала природа, не выпал снег и в декабре. Сейчас ноябрь 2019 года. Болящий, бывший страж офиса, крымчак-татарин, лежащий на пути в туалет, слушая своё сердце, просыпается раньше всех. У сердца есть уши. Сердце – вещун. Но в своё сердце не влезешь. Татарин мрачен. У кого на сердце ненастно, у того и в ясный день непогода. За татарином и пациенты, находящиеся в палате номер шесть, хмуро восстают ото сна. Осенняя тёплая погода требует у сердечно больного, у мордатого Петра Пинжакова чистых действий по открыванию створки петербургского евро-окошка. Действуя чисто, лечишь сердце. От чистого сердца и выздоравливают, и болеют все, и плосколицые чухонцы, и мордва. Мордатый россиянин не всегда мордвин. Не важно лицо какое, было бы сердце золотое. Пётр Пинжаков, веры православной, по национальности вепс, ходячий больной, перенёс операцию стентирования сосудов сердца. За ежедневное открывание окна, красномордый Пинжаков получил прозвище «Пётр первый».
Свежий, прохладный воздух, не всякому приятен. Больные оторваны от дома, от родных. Без друга – на сердце вьюга. Чтобы от сквозняка не простудиться, печально спящие у евро-подоконника, закрывали оконные створки. Ржа железо ест, а печаль сердце. Рады бы люди открыть окно и приоткрыть своё сердце, но душа мёрзла. Больным при открытом евро-окне холодно. Другие сердечники, ходячие или нет, мусульмане или христиане, бедные или богатые, что спали вдали от окна, ворчали, что от батарей парного отопления жарко.
Сердце тепло отбирает, душу смерть жжёт. Отчего приятней умирать, от тепла или от холода? Российскую сердечную недостаточность сопровождает страх. Если у тебя «кишка тонка», тогда хлад страха смерти жарко заползает в твоё российское сердце.
Главное, не стареть сердцем. Холод на сердце не всегда смертелен. Россиян смертью не запугаешь. Мир крутится круг России. В России и смерть красна. Мрачное петербургское утро проходит. Днём российские больные сердечно общаются, открывают евро-окно, отпирают души, мирно спорят. Днём в палате у окна прохладно, у двери – душно. Душа охлаждает, душа согревает, а сердце сердцу весть подаёт. После завтрака не богатый, но умный врач, своим присутствием, вселяет надежду.
