- Плевать! - Волк сжал пальцы в кулак, подаваясь вперед. - Я хочу вернуться домой, ясно тебе? Я хочу увидеть жену, увидеть своих детей и жить своей жизнью! Ты хоть представляешь, что такое иметь семью, одинокий ты урод? Ты хоть знаешь, как мне больно при одной мысли о том, что мои дети остались без отца, хотя я все еще жив? А-а-а!..

Он прервался, хватаясь за развороченную грудь.

- Ничего ты не знаешь... - успокоившись, пробормотал он и закрыл глаза. - И если не хочешь мне помочь, то отлично. Если все, что я сделал для тебя, это пустой звук, то прекрасно! Тогда я сдохну здесь. Нет-нет, можешь не напрягаться, просто засыпь мой труп снегом или скорми его свиньям, мне без разницы.

- Ликаон...

- Йен. Меня зовут Йен, ясно тебе?

- Йен, - прочистив горло, сказал Август, - мне честно жаль, но я не могу...

- Заткнись. Ради бога заткнись и помоги мне спасти эту несчастную женщину. Сам-то ты снова не сможешь сделать нихрена!

- Она мертва...

- Молчи. Ты слышишь, как бьется ее сердце? А я слышу. И если бы ты был один, она бы точно погибла, но ей повезло, что кроме тебя, идиота, здесь есть еще и издыхающий Волк, способный передать ей остаток своих сил для заживления ран. Вытащи из меня это все!

- Ты не выдержишь.

- Выдержу! - рявкнул оборотень. - Я пережил одну смерть, и трижды оказывался на краю гибели, и сейчас выживу. Выдергивай, быстрее!

Кивнув, Август принялся вынимать из его тела клинки и болты, глубоко засевшие в ранах, и Ликаону оставалось только терпеть боль и проклинать этого человека, что стоит на пути к его семье.

Действительно, в нем была его последняя надежда, и только его кровь, бессмертная кровь, могла взаимодействовать с Амнелом и разорвать ткань миров для создания одного единственного портала прочь отсюда. Кроме него кандидатов больше не наблюдалось.

Попытавшись подняться, Ликаон вдруг ощутил слабость и стал падать на локтях, но Август успел его подхватить и поднял на ватные ноги, едва способные удержать тело в вертикальном положении.

- Поднеси меня к ее шее, ну же! - зашипел на него Волк.

- А она после этого не?..

Ликаон чуть не расхохотался.

- Разве тебе это важно? Она умирает, олух, и каждая секунда на счету.

Тот смутился и послушно опустил его рядом с лежащей в снегу женщиной, чья грудь уже почти не шевелилась. Волк стиснул зубы, стараясь не упасть в обморок, и подполз чуть ближе.

- Нет, не станет, - глухо ответил он переминающемуся с ноги на ногу Августу. - Она или выживет, или умрет.

Охотник вдруг осторожно положил руку ему на плечо.

- Спасибо, - тихо прошептал он, украдкой озираясь по сторонам: люди не могли не заметить жестокой схватки и сейчас, наверное, уже строчили доклад властям. - И мне действительно жаль.

Волк лишь фыркнул в ответ.

- Не жаль, - выдохнул он сквозь зубы. - Никому из вас не жаль, и я не требую. Не нужна мне ваша жалость... Я всегда был один, один и сдохну. Невелика беда для мира.

Выпустив клыки, Ликаон вздохнул. Он убрал с ее шеи налипшие волосы и осторожно куснул в шею, закрывая глаза. А потом вдохнул и замер, ощущая, как тускнеет в голове разум, и тело медленно погибает, освобождая его от уз плоти.

Перед смертью он ни о чем не думал. Он мог лишь радоваться тому, что сделал все, что только мог сделать, пусть и вышло все криво и до боли глупо. Он надеялся, что план сработает...

Йен Рейнгольц уснул в последний раз и больше никогда не проснулся.

Кто не задумывался о смерти? В конце концов, всем когда-нибудь настанет каюк, даже бессмертным, которые так и хвастают своей неуязвимостью. Все умрут, все умрет, и Смерть пожнет свои плоды, не взирая на то, как хорошо ты от нее прячешься.

Лично я побывал во многих странах. За свои сорок лет с копейкой лет я облазил какие только можно уголки света, и видел столько культур, что у любого историка сварились бы мозги, возьмись он описывать все мелочи верований нашего многочисленного народа.

Например, на Равнине чаще всего встречаются люди, верящие в Рай и Ад, в Господа и Дьявола, а чуть дальше на юге живут племена Тику, поклоняющиеся языческим богам-близнецам Рорку и Торку. Кажется, они представляли собой в их понимании день и ночь, добро и зло, и Тику делили абсолютно все вещи на принадлежность либо Рорку, либо Торку. Жизнь их была проста до крайности, и они выглядели... счастливыми? Нет. Скорее необремененными.

Я не спорю, они в чем-то правы. За последние лет пять-десять я много пересмотрел свои убеждения и сошелся на том, что добро и зло, светлое и темное все-таки существует, но они сплетаются между собой и порождают краски, о которых мы даже не могли мечтать. В веровании Тику оборотная сторона медали заключалась именно в этом порочном абсолюте, не раз становившимся камнем преткновения, из-за чего разгорались межплеменные войны, в ходе которых погибала треть всего населения южан.

Но разве церкви Равнины лучше? Да, они выглядят цивилизованными, но в свою очередь очень часто за словами священников стоит не вера в их бога, а корыстное желание обогатиться или заполучить над людьми власть, окутывая их паутиной лжи и обмана.

Если обычаи Тику можно открыто считать варварскими и устаревшими, то необычайный прогресс "Господа и Дьявола" заставляет меня только с печалью качать головой и наблюдать, как честные и добрые (впрочем, не всегда) люди жертвуют последнюю краюху хлеба церкви, надеясь на благословление и иллюзорную мечту "все станет лучше, надо только потерпеть" и "после смерти я попаду в Рай, где буду счастлив".

А инквизиция?

Я наблюдал за ними. Я слышал, как кричат от боли женщины, задыхаясь от дыма, идущего у них из-под ног, и видел изуродованных мужчин, которые едва выползали из темниц, угодив туда за обвинение в колдовстве, даже если они не умели читать!

А еще земля: почти все лорды и леди тех земель, желая захватить еще хотя бы один жухлый участок земли, использовали эту веру и уничтожали фермеров, освобождая тем самым желаемое.

Впрочем, вера всегда подразумевала кровь и обман. Я не могу отрицать, что нередко она спасает людей и помогает им жить дальше, но мое сердце каждый раз обливается кровью, когда я вижу, как это великолепное создание человеческого разума используется во вред.

Однако, что же все-таки есть смерть? Рай или Ад? Забвение или перерождение? Вечные муки или вечное молчание? Этот ответ мы получим только тогда, когда вздохнем в последний раз и погибнем.

Август, этот редкостный инфантильный дубень, всегда говорил, что умеет выживать. Я же сейчас скромно заявлю, что умею жить даже в смерти. Ну разве не прелестно?

И если нашего бессмертного великана с удивительно маленьким... мозгом частенько спасала удача, то я всегда полагался на свой ум и просто удивительное чувство юмора, не раз открывавшее мне замки на дверях и сердцах прекрасных дам. Ну, это я вру. Двери я обычно открываю ломом.

Однажды я уже был мертв, и вспоминаю тот миг предательства и смерти с дрожью в голосе, но тогда мне помогли вернуться даже против моей же воли, но теперь все изменилось: я остался один.

В первый раз я не помнил, что со мной происходило в тот год, когда мое тело по крупицам вбирало витавшие в воздухе осколки души, и теперь случилось то же самое. Сначала меня окутала тьма, полная боли и отчаяния, а потом все оказалось таким далеким, что мне стало все равно. Я просто отдался погибели и отпустил себя.

А потом очнулся. Нет, я не ожил - в конце концов, дважды такое счастье привалить не может, - а просто очнулся, ощущая, как прохладный ветер из открытого окна нежно обдувает лицо, и в глаза светит ненавистное - и такое прелестное, просто жуть! - солнце.

Значит, все сработало?

Мир передо мной зашатался. Я поднялся (при всем при этом я даже не чувствовал, что шевелю ногами!), прошел к стулу и сел, переводя взгляд на зеркало. Оттуда на меня смотрела Селеста - слегка потрепанная, с красными от бессонницы глазами и красивым, слегка опухшим лицом, но, тем не менее, живая.