— Остановитесь, северяне! Не лейте братской крови! — воздел посох Доброгост. — Пусть боги за нас всё решат. Куда уж нам, малым да слабым...
И сникли даже самые решительные, спрятали оружие, вернулись за столы. Вполголоса молиться светлым богам — вот и всё, на что они отважились. Более храбрые их сородичи остались лежать под Экзампеем. В «пекле» пьяными голосами затянули песню во славу бога-медведя. А за стеной уже раздавался не только звериный рёв, но и раскаты грома: то ли первая гроза бушевала, то ли и впрямь боги сошлись в битве.
Когда медведи двинулись на Зореславича с Ларишкой, Ардагаст спокойно взял в правую руку меч, а в левую — чашу, в которой уже вспыхнуло золотое пламя, и направил чашу на медведя. Ларишка же попросту швырнула в медведицу факелом и следом выхватила кривой меч и акинак. Но факел погас, словно попал в тёмную грозовую тучу, а не в густой мех. У медведя же шерсть только задымилась. Не простые звери выбрались из преисподнего мира...
Не привыкшие к отпору звери поначалу только ревели, отмахивались лапами и пятились, пока не отошли к пролому. Ардагаст даже крикнул им: «А ну, пошли вон!» И тут вдруг пасть медведя озарилась синим светом, и из неё с грохотом ударила молния. Ударила, но не достигла цели. Золотой свет, бивший из чаши, внезапно превратился в сияющую, почти прозрачную завесу, и молния лишь разлилась по ней синим потоком, будто дождь по слюдяному окошку. Медведица ударила молнией в тохарку, но золотистая преграда стала только шире. Звери стали обходить царя и царицу с боков. Тогда те стали спиной к спине. Золотистый купол теперь покрывал их со всех сторон, и синий огонь тщетно разливался по нему.
Ардагаст рассчитывал, что звери в конце концов вымотаются и отступят. Но Ларишка, которой быстро надоело отсиживаться под золотой завесой, да ещё среди оглушительного грохота, метнула акинак в грудь медведице. Клинок из индийской стали вошёл в тело чудовища по рукоять. Заревев ещё страшнее, медведица зашаталась и упала. Тохарка, издав сарматский клич «Мара!», выскочила за пределы золотого купола, взмахнула мечом... Но махайра лишь скользнула по густому меху внезапно поднявшейся медведицы, а в следующий миг Ларишка едва увернулась от ударившей в неё молнии. Акинак, похоже, не задел сердца. Теперь царице осталось рассчитывать лишь на собственную быстроту. Она прыгала вокруг разъярённой и удивительно живучей медведицы, избегая молний и пытаясь достать зверя махайрой.
Ардагаст только скрипел зубами, не в силах помочь жене. Он продолжал сдерживать медведя, ещё яростнее сыпавшего молниями. Попробовать достать зверя мечом? Но что будет, если в клинок, высунувшийся за золотую преграду, ударит молния? А сколько могут глаза и уши выдерживать это грозовое буйство? Они с Ларишкой ведь не Громовичи из небесной дружины Перуна... Взгляд Зореславича внезапно упал на львиноголового идола, и из груди сам собой вырвался крик:
— Великий Лют! Я, лютич, зову тебя!
Но не древний зверь, а люди, сохранившие древнее знание, услышали его зов.
В это время русальная дружина билась на насыпи с ведунами и роксоланами. Снова, как в Милограде, мечи звенели о мечи, жезлы с травами в навершиях скрещивались с жезлами, увенчанными черепами. Внезапно со стороны леса раздался шум: рычание, вой, хрюканье, рёв, треск ветвей. Из чащи появились десятки зверей: медведи, волки, росомахи, вепри, туры, зубры, олени. Все они воинственно ревели, трубили, мычали, готовые смести всё и всех на своём пути. Позади шагали двое косматых остроголовых великанов, подгоняя зверей древесными стволами. Но даже лешие не смогли бы разом вселить во всех зверей в своём лесу боевую ярость, если бы не чары колдунов, собравшихся на Медвежьей горе. Только львов не было в этом зверином войске. На могучих и бесстрашных зверях, посвящённых Ладе и Даждьбогу, чёрные колдуны не рисковали пробовать своё искусство.
Увидев звериную рать, выходящую из леса, Вишвамитра сразу вспомнил, как под стенами Таксилы жрецы Шивы пустили в ход оружие пашупата — полчища зверей и демонов, подвластные Шиве Пашупати, Владыке Зверей. Вспомнил и сразу понял замысел Чернобора. Сначала уничтожить русальную дружину, с которой не смогли справиться даже опытные бойцы, защищавшие насыпь. Потом обрушить звериную рать на стан росов. Пусть животные гибнут — лишь бы посеяли беспорядок, панику, а главное — страх перед лесом и его хозяевами.
И кшатрий велел дружине идти вниз, к южному подножию горы, подальше от крепостного рва, куда собирались загнать русальцев с помощью зверей ведуны. Противники не стали преследовать русальцев: зачем зря рисковать, подворачиваться под рога и клыки разъярённых зверей? Русальцы решили бежать? Поздно, от зверья не уйдут! Индиец надеялся на волчью засаду. Он не знал, что заклинания Чернобора уже открыли врата в нижний мир и к выходу из пещеры спешат могучие звери, самый вид и имена которых люди давно забыли.
Но об этом знал Вышата. Духовным зрением он видел всё происходящее на вершине и в недрах Медвежьей горы. Отдав свой жезл и оружие Милане, он один остался перед рвом. Сосредоточился, перекувыркнулся через голову и встал зверем, которого не видели даже ведуны, кроме как в самых тайных колдовских видениях: львом раза в полтора больше и сильнее обычного, с серовато-жёлтой, как песок, шерстью, очень густой, но почти без гривы и без кисточки на хвосте. Громовой рёв раскатился, заглушая грохот и рёв, доносившиеся из городка.
Робость охватила сердца колдунов. Попятилось, готовое бежать, зверье, уже вышедшее из леса. Обернулся назад Вишвамитра. Короткой гривой и тёмными полосами на боках зверь напомнил ему виденных в Индии тигрольвов. Эти звери-помеси сочетали силу и свирепость обоих грозных хищников, но такой величины не достигал ни один из них. Кшатрий приветственно помахал мечом и жезлом, крикнул: «Харе Кришна!» — и побежал вместе с русальцами вниз, увлекая за собой зверей.
Сердце царя роксоланов загорелось охотничьим азартом. Воззвав к Хозяину Зверей, Роксаг с мечом и акинаком устремился к великому Льву. Но тот вихрем пронёсся мимо него, расшвырял всех на своём пути и одним прыжком оказался на крыше Велесова сарая, а следующим — перемахнул через ограду святилища.
Услышав страшный рёв теперь и с другой стороны, старейшины в длинном доме перепугались вконец. В довершение вместо двух жриц Лады перед ними предстали две львицы: одна — огромная матерая, серовато-жёлтая, другая — помельче, молодая, обычной тёмно-жёлтой масти. Хищницы с рычанием двинулись по столу, расшвыривая и давя лапами горшки и миски. Чернобор, выставив посох, забормотал заклятия. Но Великая Львица усмехнулась, ощерив углы пасти, и вдруг серой молнией метнулась вверх, проломила крышу и выбралась наружу. За ней последовала молодая львица. Оторопелым мужикам осталось лишь сидеть, дрожа и поминая всех богов, тёмных и светлых, лишь бы защитили, не дали погибнуть Черной земле и её достойным мужам.
Увидев на крыше длинного дома серо-жёлтого зверя и учуяв его запах, Великое Медведи взревели ещё яростнее. Они узнали того, кто единственный, не считая людей, не боялся сражаться с ними во мраке пещер. И он тоже узнал их. Оборачиваясь зверем, Вышата обретал не только его тело, но и врождённые навыки и память многих поколений, хотя и не давал никогда зверю полностью овладеть собой. Вот и сейчас в его душе воедино слились ненависть к другому пещерному хищнику и тревога — не только за Ардагаста, но и за северян, которых ждало рабство у зверобогов и их черноодёжных служителей.
Золотистое сияние окружило солнечного зверя. Из медвежьей пасти ударила молния, но вмиг рассыпалась мелкими искрами, столкнувшись с этим сиянием. Словно камень из пращи, Великий Лев перелетел через ограду и с неодолимой силой на лету обрушился на своего лохматого врага, повалил его в снег. Клыки льва вцепились в горло медведя, когти — в его грудь. Но могучие медвежьи лапы тисками охватили бока льва, страшные когти рвали шкуру.
Ардагаст, избавившись от противника, тут же бросился на помощь жене. Та, уклонившись от очередной молнии, полоснула махайрой медведицу по брюху. Кривой меч, не рубивший, а резавший, достал до печени. Медведица, и без того потерявшая много крови, рухнула на тохарку, перед этим ударом лапы выбив у неё из руки меч. Подоспевший Ардагаст двумя ударами меча добил чудовище и с трудом приподнял мохнатую тушу. Ларишка, пошатываясь, встала. В руке у неё был окровавленный бронзовый нож. На брюхе медведицы дымилась и чернела ещё одна рана, словно нанесённая раскалённой сталью. Золотистое сияние окружало одного бронзового коня на рукояти, синее — другого.
