В самой большой комнате длинного дома, украшенной по стенам головами оленей, зубров, туров, вепрей, увешанной медвежьими и рысьими шкурами, за большим столом сидели знатнейшие лесовики — суровые, длинноволосые, без бород, но с длинными вислыми усами. На одном конце стола расположились рядом оба князя. Радвила, по прозвищу Рыжий Медведь, и впрямь напоминал медведя — большого, неуклюжего и с виду добродушного, но способного натворить много страшных дел. Совсем иначе выглядел хозяин городка — Гимбут. Тёмные волосы, редкие среди голяди, мрачное лицо с резкими чертами, недоверчивые, колючие серые глаза. Было жарко натоплено, и Радвила распахнул кафтан и расстегнул рубаху, обнажая поросшую рыжим волосом могучую грудь. Но угрюмый чёрный, подбитый рысьим мехом кафтан Гимбута оставался запахнутым.

Против князей сидел старик в белой жреческой одежде, с неостриженными волосами и бородой, семь раз опоясанный расшитым священными знаками поясом, — Ажуол, верховный жрец голяди. Он служил Перкунасу-громовнику, которого здесь почитали в облике медведя. Мудрого и рассудительного жреца племя уважало. Но для князя и его дружины гораздо больше значило слово жреца в чёрных одеждах, носившего жуткое имя Визунас. Так звали дракона, что пожирает души мёртвых, не сумевшие выбраться с помощью медвежьих и рысьих когтей на гору к богу неба. Гимбут с дружиной исправно поклонялись Перкунасу, как и всё племя. Однако Громовник мог дать телесную силу, мужество, победу — но не ту таинственную, колдовскую силу, что воздвигает избранных воинов над простыми. Этой силой Смерти владел и наделял ею Поклус. Его многознающий слуга Визунас справлял для князя и самых близких к нему дружинников страшные обряды, кончавшиеся людоедскими пиршествами.

Сейчас главный жрец сидел рядом с Медведичами, на которых почти все глядели с недоверием и даже враждебностью.

— У вас в Черной земле что, воевать разучились? Или нас хотите в засаду заманить? — Радвила смотрел на них насмешливо, словно на не умеющих как следует врать мальчишек. — Так мы и засады не побоимся. Только вас поведём связанных. И если что... пустим на мясо! — Он загоготал на всю комнату. — Вашими медвежьими половинами я бы и сам полакомился. А остальное пусть возьмёт себе Гимбут. Ума от вас не наберёшься, так хоть силы прибавится.

Собравшиеся покатились со смеху.

   — Да они просто лазутчики, — презрительно скривился Гимбут. — Небось гадаете, зачем мы оба здесь, да ещё с войском? Скажу. Мы собрались в набег как раз на вашу Чёрную землю. И подставлять ради вас, трусов, головы под сарматские мечи не собираемся. Да! Вы, венеды, трусы и сарматские рабы, и ни на что больше не годитесь.

   — Мы трусы? — взревел Бурмила. — Кто так думает, пусть выходит и бьётся хоть с одним из нас двоих! Кто кого одолеет, тот того и съест! Били мы ваших родичей будинов и вас побьём!

Собравшиеся возмущённо зашумели. Некоторые вскакивали, хватались за оружие. Радвила поднялся и сбросил кафтан, всем своим видом показывая, что готов драться не только с Медведичем, но и с настоящим медведем. Шумила бросил отчаянный взгляд на Визунаса. Тот спокойно встал, по-особому взмахнул рукой — и вдруг словно могильным холодом дохнуло на всех, заставив притихнуть самых буйных. Взгляды всех невольно обратились к жрецу. Его худое бесстрастное лицо обрамляли рано поседевшие волосы, падавшие на покрытые чёрным плащом плечи. На чёрной рубахе были серебром вышиты три черепа — человеческий, бычий и конский — и две змеи.

   — Вы, драчливые петухи, ещё ни поняли, кто и зачем пришёл в лес? Этот Ардагаст — не просто сармат и явился не только за данью. Он не ищет ни добычи, ни рабов на продажу. Зато ему уже покорились три сильных племени. Теперь они будут воевать только с его врагами, почитать только его богов. Откуда у него, безродного бродяги, такая сила? Боги восстали друг на друга, вот что! У него чаша бога Солнца. Вот кто хочет сделать нас рабами своей Огненной Правды! Она, к примеру, не велит людям ни почитать Тьму, ни вкушать мясо людей.

Гимбут стиснул руки. Его лицо застыло. Слова князя падали тяжело, как удары молота:

   — Из всех лесных племён только у нас, голяди, самые благородные воины и жрецы едят человеческое мясо. Если мы не станем это делать, мы уже не будем голядью. — Голос его гневно возвысился. — Кто позволил этому Ардагасту делать нас сарматами?

   — Вас сделают не сарматами и не венедами, а такими же ублюдками без рода и племени, с нечистой кровью, как он сам. Не будет ни голяди, ни литвинов, ни нуров, а только рабы Солнца и Солнце-Царя. Он приведёт с юга своих венедов, они будут сводить наши леса под пашню, и непокорным станет негде укрыться. Он станет водить вас в походы на край света именем Солнца, и вы не сможете сказать «нет», ибо у вас не будет бога, противящегося Солнцу, — сказал Визунас.

   — Если такова воля светлых богов, не должны ли мы, смертные, ей покориться? — медленно произнёс верховный жрец.

   — Кроме светлых богов, есть ещё и тёмные, и они не уступают силой светлым. Выбирайте же, воины леса, пока не поздно, ибо Огненная Правда не позволит вам даже выбирать!

   — Огненная Правда не запрещает, а велит каждому сделать выбор, — возразил Ажуол. — И карает того, кто избрал зло.

   — Что есть зло? — с вызовом усмехнулся жрец. — То, что неугодно богу. Какому богу? Тому, которого ты избрал. Я, Визунас, всю жизнь служу Поклусу и праведен перед ним. А ты, Ажуол, кому служишь — Солнцу или грозному Перкунасу? Когда Перкунас сотрясает небо своей колесницей и покрывает его тучами, куда девается солнце?

   — Огонь един, — покачал головой жрец, — в солнце и в громе, в месяце и звёздах. Скажи лучше, куда девается твой бог, когда Перкунас мечет в него громовые стрелы?

   — Вот-вот, — подхватил Радвила. — Мы же не боги и даже не черти. Каково нам лезть в битвы богов? Чаша, что у Ардагаста, говорят, хоть кого сожжёт.

Все выжидательно глядели на двух жрецов. О Медведичах словно забыли. Казалось, крыша длинного дома расступилась, и в небе встали громадные фигуры богов, готовых к битве, с невиданной силой оружием в руках.

   — На небесный огонь у нас есть другой — пекельный, — довольно улыбнулся Визунас. — Верховный жрец Чернобор нашёл способ вызывать его в этот мир. В прошлом году мы, жрецы Подземного, собрались в Черной земле и Чернобор на наших глазах сжёг целый лес. Сам Пекельный явился поглядеть и остался доволен. Я — один их тех, кому доверена тайна пекельного огня! В этом огне сам Ардагаст сгорит, а его чаша расплавится.

   — Это дело! — хлопнул рукой по столу приободрившийся Радвила. — Поджарим всех его сарматов в железных панцирях с конями вместе!

   — А потом поедим жаркого. — Хищная улыбка тронула хмурое лицо Гимбута.

   — Всех поджарим! Сами поедим и волков накормим степняками! Дорогу в наш лес забудут! — зашумели, загалдели разом воины двух племён.

   — А что огонь пощадит, всё вам достанется: мечи, кольчуги, панцири, золото, серебро, каменья. Да ещё целый обоз дани с двух земель! — подлил масла в огонь Шумила.

   — Стойте, безумцы! — воздел двоерогий кривой посох Ажуол. — Вы пойдёте дорогой чёрной, путём Вельняса! Вспомните: если чёрт прячется за дубом, Перкунас разбивает дуб, если за зверем — убивает зверя, если за человеком — разит человека.

   — Не пугай зря, почтенный жрец! — отрезал Визунас. — Перкунас с Солнцем не всегда ладит. Незаметно, чтобы Громовник помогал Ардагасту. Сейчас зима, Перкунас не гремит. Зато Кавас, Чёрный бог войны, всегда поможет нам.

   — Так спросите же богов, угоден ли ваш поход?

   — Уже спрашивали, и гадание было удачным.

   — Гадали о набеге на Дебрянщину, а не о битве с росами.

   — Так что, ещё одно гадание? — вмешался в спор жрецов Радвила. — И новые жертвы, конечно? Знаю я ваши штучки! Нет уж, идём на Чёрную землю, как решили, и будем бить всякого, кто посмеет выйти против нас: хоть сарматов, хоть чертей!

   — Черти против нас не станут: мы — воины Вельняса, главного чёрта! — громко произнёс Гимбут, обнажил меч и вонзил его перед собой в стол. — Я, Гимбут, князь голяди, клянусь обречь в жертву Пекельному Ардагаста, царя росов, и всё его войско!