"Эмми?" - громким шепотом спросила мама.
"Да, да. Все хорошо. Ты знаешь, она приезжала ко мне сразу после того, как появилась в Пуэбло, и упомянула о встрече с Моникой, но ни слова не сказала про тебя".
"Быть может, она не хотела расстраивать тебя?"
"Я ничего не понимаю, мама. Я не знала о ее болезни. А тебе она рассказала об этом?"
"Да".
"Что?" Я резко выпрямилась в кресле и взмахнула руками, отводя их от своего лица. "Почему ты мне не сказала?"
"Эмили, какое бы это имело значение?" Я снова вздохнула и посмотрела в окно. Элисон копошилась на своем участке, ее жакет раздувался под усиливающимися порывами ветра, но она продолжала собирать отлетевшие в сторону ветки.
"Нет!? И если быть совсем честной, теперь я никогда не смогу простить себя за это, никогда! Я погубила свой последний шанс, мама! Я снова его погубила! Она нуждалась во мне, а меня не было рядом с ней. Я бросила Бет! Снова!" От нахлынувших на меня эмоций, мой голос начал дрожать.
"Как это понимать, Эмми? Снова?" - удивленно спросила мама.
"Не обращай внимания. Послушай, мне сейчас необходимо кое-что сделать. Прежде чем ты позвонила, я собиралась заказать билеты через интернет".
"Знаешь, вообще-то крайне полезно и удобно иметь вторую линию, отведенную под интернет. Я все еще уговариваю твоего отца, провести нам такую".
"Для того чтобы никто не смог прервать твою игру в Солитер?" – усмехнувшись, выговорила я.
"Эй, не трогай это, детка. Я, к твоему сведению, чемпион среди соседей".
Я лишь хихикнула.
"Так в какое время? Когда?" - спросила я уже серьезным голосом.
"Что именно? Похороны? Ух, повиси немного. Я сейчас уточню", - Френсис Томас на секунду затихла, и на заднем фоне я услышала шелест газеты. "Окей, вот. В понедельник. Погребение начнется в три часа".
"Где?" - я затаила дыхание.
"Кладбище Первопроходцев". Я снова прикрыла ладонью глаза.
"Ладно. Созвонимся позже, мам", - я нажала на кнопку отбоя на телефоне и сильнее, чем следовало бы, бросила трубку на стол.
* * *
"Думаю, что похороны моей прабабушки прошли неплохо. Знаешь, я не очень хорошо помню ее. А где бы ты хотела быть похороненной?" - спросила я у Бет, карабкаясь на самую верхушку спортивно-игрового комплекса. Сидя на качелях, она поковыряла гравий кроссовкой, а затем схватила руками тяжелые цепи качелей по обе стороны и принялась крутить их вокруг оси до тех пор, пока они не стали похожи на скрученную перед самым ее носом веревку.
"У "Первопроходцев". На старейшем кладбище в Пуэбло".
"В самом деле?"
"Ага. И я никоим образом не хочу быть похороненной где-либо ещё. Ни за что!" - воскликнула она и выпущенная из ее рук цепь стала раскручиваться обратно, пока качели не замерли в равновесии. Бет усмехнулась. "Ты когда-нибудь была там?"
"Нет", - произнесла я и, повиснув на перекладине головой вниз, принялась раскачиваться в стороны. Мои волосы рассыпались подо мной веером, а руками я смогла дотронуться до земли, которая раньше мне казалась недосягаемой.
"Нам следует съездить туда", - голосом, полным ожидания, произнесла Бет.
"Зачем? Ах!" - воскликнула я и напрягла мышцы живота, подтягиваясь обратно вверх.
"Потому что. Там так спокойно. Это прекрасное и наполненное историей место".
"Хм", - ответила я с задумчивым выражением и, пожав плечами, добавила. "Ладно. Когда-нибудь мы съездим туда".
* * *
Бесконечная пробка на дорогах этим пятничным днем действовала мне на нервы, и с каждой минутой я начинала раздражаться все больше. Издав возмущенный, полный негодования стон, я повернула свой Таурус в сторону бокового съезда, решив добираться до места назначения объездным путем. Этот город меня просто поражал. Независимо от дня недели и времени суток все главные магистрали были переполнены машинами, и все это безумие, творящееся на дорогах, в конечном счете перестало меня удивлять, потому что фактически я и сама имела к этому непосредственное отношение.
Я знала, что по пятницам в это время Ребекка проводила занятия по химии и, скорее всего, должна была находиться в лабораторном кабинете. Она наверняка найдет для меня пару свободных минут, если я заскочу к ней по пути к торговому центру.
В моих мыслях снова и снова вертелся тот недавний разговор с матерью, состоявшийся всего пару часов назад. Он продолжал выворачивать меня наизнанку, порождая новые вопросы. Я не могла поверить, что Бет рассказала маме о своей болезни, но ни словом не обмолвилась о ней со мной. А ведь было время когда-то, и я всегда была первой, к кому она обращалась. Первой, чтобы обо всем узнать, и первой, чтобы ее утешить. Я с горечью осознала, что это время кануло в небытие еще много лет назад. Затем мои мысли опять вернулись обратно к тому дню в парке. Возможно, что она пригласила меня туда, чтобы рассказать о себе? Неужели это мое безразличие и отстраненность заставили ее удержать свой язык за зубами? Это были те вопросы, на которые я уже никогда не смогу получить ответы.
Тяжело вздохнув, я вытащила СD из держателя и вставила его в дисковод автомагнитолы. Стоило лишь услышать чарующий голос Сары Брайтман, который убеждал мой разум расслабиться, и мои нервы сразу же стали понемногу успокаиваться. Когда заиграла композиция "Это все, что я прошу" в дуэте с Клифом Ричардсом, я начала подпевать этому ангельскому голосу. Я прибавила громкость, и мелодия из "Призрака Оперы" заполнила собой все пространство салона машины, заставляя меня впервые за эти два дня потеряться в себе и забыть о Бет.
* * *
"Черт, как ты можешь слушать эту ерунду?" - удивленно вскинув брови и уперев руки в бедра, поинтересовалась я, наблюдая за Бет, которая с наслаждением слушала оперу с закрытыми глазами, а ее брови, то поднимались, то опускались в такт аккордам из Травиаты[8]. Когда ария подошла к своему завершению, она глубоко вздохнула и нажала на кнопку "стоп" на своем кассетном плеере, а затем с вопросительным взглядом повернулась ко мне.
"Ты когда-нибудь слушала оперу?"
"Нет".
"Подойди сюда". Она запустила трек и одновременно схватила меня за руку, чтобы предотвратить мой побег из ее комнаты. Мужской бархатный тенор заполнил своим голосом маленькую комнату, а заодно и мои уши.
"Это отстой!"
"Нет, Эм. Неужели ты не слышишь?"
"Слышу и считаю, что это отстой!" Я пыталась вырваться из ее рук, но Бет крепко держала меня в железных тисках своего захвата.
"Нет, ты не слышишь, Эм. Почувствуй это. Позволь музыке войти в тебя и заполнить изнутри". Она вновь повернулась ко мне лицом. "Закрой глаза". Я уставилась на нее как на сумасшедшую, протестующе скрестив руки на груди. "Пожалуйста! Ради меня! Сделай, как я прошу, и, если тебе не понравится, ты никогда больше не будешь слушать это. Хорошо?"
"Ладно, уговорила", - тяжело вздохнув, я закрыла свои глаза.
"А теперь вслушайся в то, что он пытается до тебя донести своими словами", - сказала Бет тихим и задумчивым голосом у самого моего уха.
"Я не понимаю, о чем он поет. Это же на итальянском".
"А тебе и не нужно понимать его слова, Эм. Почувствуй саму музыку и все те эмоции, что скрываются за ними".
По-прежнему уверенная, что Бет потеряла свой разум, я все же вслушалась в музыку, и внезапно на меня снизошло понимание того, о чем только что говорила Бет. Я ощутила, как странное давящее чувство пробежалось по моей спине и внезапно мою грудь начало распирать от нахлынувших чувств, как будто я только что глубоко вздохнула, хотя была вовсе не в силах дышать. В те мгновенья, когда его голос возвышался в страданиях, поднимались и мои брови, а сердце трепетно сжималось. Я чувствовала его боль от потери. И, прежде чем смогла что-то предпринять и прекратить это, я ощутила, как пара слезинок просочилась из-под моих век и медленно заскользили по щекам, тут же вслед за ними последовала ещё одна пара. И так без остановки. Гипнотическое напряжение от музыки все возрастало, его голос то поднимался ввысь к небу, то падал вниз, медленно затихая и исчезая вдали. Так продолжалось до тех пор, пока звенящая тишина в моих ушах осталась единственным, что я смогла расслышать.