И вот наконец-то подошел срок моего выпускного вечера.
За четыре года отца я видела лишь несколько раз, летом или на Рождество. Он присылал поздравительные открытки на день рождения (обычно вовремя), чеки на оплату обучения (всегда с задержкой и обычно на вполовину меньшую, чем оговаривалось, сумму). Я чувствовала, что стала еще одной строкой в списке его обязательств. Не ожидала, что он приедет на мой выпускной вечер, представить себе не могла, что он вспомнит. Но отец позвонил мне за неделю до торжественного дня, чтобы сказать, что собирается приехать. Вместе с новой женой, которую я до этого ни разу не видела.
– Я не уверена... мне кажется... – промямлила я.
– Кэнни, я твой отец, – напомнил он. – А Кристина никогда не бывала в Принстоне!
– Вот и скажи этой Кристине, что пошлешь ей почтовую открытку с видом Принстона, – сердито бросила мать.
Мне ужасно не хотелось говорить ей о том, что отец собирается приехать, но я не смогла найти в себе силы отказать ему. Он произнес магические слова, главные слова: «Я твой отец. После всего, что произошло, его отстраненности, дезертирства, новой жены и новых детей, я, похоже, все равно жаждала его любви.
Мой отец, с новой женой и детьми, прибыл во время торжественного собрания кафедры английского языка и литературы. Я получила одну из премий на конкурсе литературных произведений, но отец появился уже после того, как меня вызывали на сцену. Кристина оказалась миниатюрной блондинкой с крепким, спасибо аэробике, телом. Дети напоминали ангелочков. Мое цветастое платье от Лауры Эшли в общежитии смотрелось очень неплохо. Теперь же оно выглядело как чехол для мебели. А я сама – как диван.
– Кэнни, – мой отец оглядел меня с головы до ног, – я вижу, ты оценила кухню Принстона.
Я прижимала к груди гравированную табличку.
– Премного тебе благодарна.
Отец посмотрел на новую жену, как бы говоря: «Теперь ты веришь, что она очень уж обидчива?»
– Я просто хотел тебя подразнить, – добавил он, а его новые восхитительные дети смотрели на меня, широко раскрыв глаза, словно на животное в зоопарке для крупняка.
– Я... э... достала вам билеты на церемонию. Упоминать о том, сколько на это пришлось положить трудов, не говоря уже о ста долларах, которые были у меня совсем нелишними, я не стала. Каждому выпускнику полагалось четыре билета. Администрация Принстона не брала во внимание потребности тех из нас, чьи родители развелись и кому требовались билеты на мачеху, отчима, новых сводных братьев и сестер и так далее. Отец покачал головой:
– Напрасно. Мы уедем завтра утром.
– Уедете? – повторила я. – Но вы пропустите выпускную церемонию!
– У нас билеты в «Сезам-Плейс»[29]
, – чирикнула его маленькая жена Кристина.
– «Сезам-Плейс»! – повторила маленькая девочка на тот случай, если я не расслышала.
– Так что в Принстоне мы, можно сказать, проездом.
– Тогда... э... хорошо. – И внезапно я уже глотала слезы. Как могла кусала губу и с такой силой прижимала к себе табличку, что потом полторы недели на животе держался синяк размером восемь на двенадцать дюймов. – Спасибо, что заехали.
Мой отец кивнул, шагнул ко мне, будто собирался обнять, но лишь взял за плечи и легонько потряс, как поступают тренеры со спортсменом, не отработавшим на все сто. «Прибавь, парень», – говорил этот жест.
– Поздравляю тебя, – сказал отец. – Я тобой горжусь. Но когда он целовал меня, его губы не коснулись моей кожи, и я знала, что все это время он думал только об отъезде.
Каким-то чудом я пережила церемонию, сбор вещей, долгую дорогу домой. Диплом повесила в спальне и начала думать, что делать дальше. Продолжать учебу не представлялось возможным. Даже с работой в столовой, со всеми этими тарелками, которые я очищала от остатков яичницы с беконом, за мной оставался долг в двадцать тысяч долларов. Вот я и начала искать работу в маленьких газетах, которые брали выпускников колледжей, и провела лето в поездках по Северо-Востоку в стареньком мини-вэне, который купила на деньги, заработанные в департаменте обслуживания студенческих столовых. Садясь в автомобиль, чтобы ехать на собеседование, я всякий раз говорила себе, что больше не буду лабораторной крысой отца. Буду держаться подальше от стержня, за нажатие на который можно получить гранулу сухого корма. Это могло принести мне только несчастья, а их в моей жизни и так хватало.
Я услышала от брата, что наш отец перебрался на Западное побережье, но не стала узнавать подробности, а добровольно ими со мной никто не поделился. После развода прошло уже десять лет, и у отца отпала необходимость платить алименты. Чеки перестали приходить. Как и открытки на дни рождения и любые свидетельства того, что он помнит о нашем существовании. Люси закончила колледж, на выпускной церемонии он не появился. Когда Джош отправил отцу сообщение о своем выпускном, письмо вернулось со штемпелем «Адресат выбыл». Наш отец переехал, не сказав нам куда.
– Мы можем найти его через Интернет или как-то еще, – предложила я. Джош зыркнул на меня.
– А надо?
И я не смогла найтись с ответом. Если б мы нашли отца, приехал бы он? Волновало его, окончил ли Джош колледж? Скорее всего нет. И мы трое договорились: пусть все так и будет. Если наш отец не хочет нас знать, мы не будем навязываться.
И мы привыкли жить без него. Джош переборол страх перед склонами и полтора года переезжал с одного горнолыжного курорта на другой. Люси на короткое время уехала в Аризону с каким-то парнем, по ее словам, бывшим профессиональным хоккеистом. В доказательство она однажды заставила его снять мост во время обеда и продемонстрировать отсутствие передних зубов.
Такие вот дела.
Я знаю, что поведение моего отца, его оскорбления, критика, развившееся чувство неполноценности причинили мне немало вреда. Прочитала достаточно статей в женских журналах, чтоб понять: столь жестокое отношение оставляет глубокие раны. Встречаясь с мужчинами, я всегда держалась настороже. Мне действительно нравится этот редактор, гадала я, или я просто ищу замену отцу? Я люблю этого парня, задавалась я вопросом, или просто думаю, что он никогда не покинет меня в отличие от моего отца?
И куда завела меня вся эта осторожность? – спрашивала я себя. Я осталась одна. Мужчина, которому я настолько нравилась, что он хотел взять меня в свою семью, умер, а я даже не смогла как следует выказать свое сожаление. И теперь Брюс, вполне возможно, более того, очень даже вероятно, вошел в тот период жизни, когда он может понять меня, посочувствовать тому, через что мне пришлось пройти, потому что сам прошел через то же... но он даже не стал со мной разговаривать. Из-под моих ног словно выдернули ковер, лишили точки опоры. Другими словами, я чувствовала себя так, как чувствовала себя тогда, когда меня предал отец. Все повторилось.
Глава 7
Весы в Центре профилактики избыточного веса и нарушений питания выглядели как телега для перевозки скота. Площадью в четыре раза больше обычных весов, с перилами по сторонам.
Взбираясь на них, я поневоле чувствовала себя коровой, а с сентября приходилось проделывать сие каждую неделю.
– Все это очень необычно. – Доктор К. смотрел на красные цифры на дисплее, показывающие мой вес. – Вы потеряли шесть фунтов.
– Я не могу есть, – ответила я.
– Вы хотите сказать, что стали есть меньше? – уточнил он.
– Нет, я хочу сказать, что меня рвет всякий раз, когда я что-то кладу в рот.
Доктор пристально посмотрел на меня, вновь на дисплей. Цифры не изменились.
– Пройдемте в мой кабинет, – предложил он.
Мы заняли прежние позиции: я в кресле, он за столом, перед ним – мое досье, ставшее заметно толще. Доктор К. еще больше загорел и, возможно, похудел. Прошло шесть недель с того дня, как я в последний раз видела Брюса, и наши отношения развивались совсем не так, как я надеялась.
– Большинство пациентов набирают вес перед тем, как мы начинаем давать им сибутрамин. Напоследок дают себе волю. Вот я и говорю: ваш случай необычный.