Нил хохотал, держась за бока от смеха, дети сдавленно хихикали в ладони и тихо перешептывались. Эмма оценивала учиненный ею бардак, чувствуя себя провинившимся ребенком.

Подняв руки, чтоб показать, что её намерения не несут угрозы, она подбежала к женщинам и наклонилась, чтоб поднять мяч.

- Извините, – откашлялась девушка, вспоминая нужное слово по-арабски. - Āsif! - перебросив мяч с руки на руку, она по-английски добавила. – Мы играем.

Спасение подоспело в лице подбежавшего к ним Ибрагима. Обратившись к молодой женщине, которая, как поняла Эмма, была его матерью, мальчик объяснил, в чем дело. Женщины нахмурились, осуждая подобное легкомыслие, но ничего не сказали, возвращаясь к стирке. Кивнув на перевернутое ведро, блондинка посмотрела на мать Ибрагима:

- Помочь? Можно, я помогу вам принести воды?

Ибрагим быстро понял её и перевёл просьбу матери. Та неуверенно посмотрела на солдата и, к удивлению Эммы, осторожно кивнула. Обрадовано улыбнувшись, Свон подхватила ведро, и они пошли к колонке втроём.

- Ибрагим, – обратилась Эмма к женщине, – он хорошо играет в футбол.

Та озадаченно посмотрела на неё и прижала сына к себе. Тогда блондинка снова назвала Ибрагима по имени и, показав на мяч в руках мальчишки, подняла два больших пальца. Он гордо улыбнулся, когда мать понимающе кивнула.

Когда колонка показалась вдали, Эмма на секунду замерла, увидев Спенсера. Офицер стоял, опираясь на рычаг, как будто охранял ценный ресурс. Подняв подбородок, Эмма шагнула ближе к Ибрагиму с матерью и продолжила путь:

- Простите, сэр.

- Свон, – он не двинулся с места. Скрестив руки на груди, он презрительно оглядел девушку и двух местных, стоящих за её спиной. – Разве вы не должны быть с мистером Дэвисом?

- Я как раз направлялась к нему, сэр. Просто хочу помочь им набрать воды.

- У них, что, рук нет? – спросил Спенсер, подходя к Эмме так близко, что горячее дыхание коснулось её щеки. – Или они не знают, как нажать на рычаг? – блондинке хотелось отступить или моргнуть, но она сдержалась. – Или это твоя подружка? – угрожающе выплюнул он.

- Нет.

- Что «нет»?

- Никак нет, сэр.

- Правда? – хмыкнул Спенсер. – Под её тюрбаном наверняка есть, на что посмотреть.

- Хиджаб.

- Что?

- Это хиджаб, – сжав зубы, Эмма смотрела мимо него. – Сэр.

- Мне плевать, как это называется, солдат! – заорал Спенсер так громко, что Ибрагим с матерью подпрыгнули от испуга. Выхватив у Эммы ведро, он впихнул его в руки женщине и кивнул в сторону колонки.

- Сэр, они наберут воды, и я думаю, мы должны сообщить…

Спенсер рассмеялся:

- Ты думаешь? Вот в чем проблема, Свон. Когда такие, как ты, или такие, как они, начинают думать, – он зло посмотрел на стоящую рядом семью и рявкнул, обращаясь к женщине. – Иди!

Она вздрогнула, и Ибрагим спрятался за мать. Эмма увидела, как к ним, что-то крича, спешит мужчина. Уже по внешнему сходству ей стало ясно, что это отец Ибрагима. Зарычав, Спенсер сделал шаг к женщине и ребёнку. Свон понятия не имела, что он собирается делать, но интуиция подсказывала ей, что ничего хорошего ждать не стоит. Девушка шагнула вперед, закрывая собой мирных жителей и, вытянув руку, оттолкнула генерала.

- Оставьте их, – предупредила она.

Толчок был лёгким, Эмма хотела всего лишь отвести угрозу от семьи, но генерал посмотрел на неё так, будто это прикосновение обожгло его:

- Отставить!

- Прошу прощения, сэр, но…

Спенсер не дал ей договорить. Схватив девушку за ворот кителя, оттолкнул её по направлению к лагерю. Попытавшись оглянуться, Эмма увидела, что отец Ибрагима что-то говорит своим напуганным жене и сыну, оживленно жестикулируя и показывая им вслед. Схватив её за подбородок, Спенсер заставил Эмму отвернуться.

Они пришли к школе. Дети уже разбежались, и двор был пуст, только Кеннеди всё еще дремал в кузове грузовика.

Куда бы они ни направлялись, Свон предпочитала идти самостоятельно. Но каждый раз, когда она пыталась вырваться, генерал крепче сжимал её воротник и толкал вперёд, так что она пропускала шаг, спотыкаясь о собственную ногу. Наконец, он втолкнул её в пустую школу и захлопнул за собой дверь.

Школа не была похожа на те, к которым девушка привыкла. Не было ни доски, ни парт. Честно говоря, больше всего комната, в которой она оказалась, напоминала гостиную. На полу лежал ковёр, у стен стояли несколько стульев, в углу был стол. Последнее, что она заметила, это что в комнате всего одна дверь. Позволяющая войти и, что гораздо важнее, выйти. И сейчас Спенсер стоял между ней и её единственным шансом выбраться отсюда.

Эмма стояла на ковре и смотрела на своего начальника, ожидая объяснений.

- Думаешь, я дурак, Свон? – спросил Спенсер. Он стоял в другом конце комнаты, но эхо усиливало его голос, и казалось, что он рявкает прямо ей в ухо. – Думаешь, что после тридцати лет службы с величайшими людьми, которых я когда-либо знал, тридцати лет, наполненных обстрелами, драками и бомбежками, после побега из плена, ты думаешь, что, выжив после всего этого, я такой дурак, что не вижу, что кругом творится?

- Я никогда так не считала, сэр.

- Ты мне не нравишься, Свон.

- Потому, что я думаю? – даже сама Эмма услышала вызов, скрытый в бесстрастном тоне.

Фыркнув, Спенсер сделал два шага вперед:

- Потому что ты думаешь, что ты особенная. Женщина в армии, под моим началом, – он глумливо усмехнулся, делая ещё один тяжелый шаг. – Некоторые думают, что ты храбрая. Но я, я сразу понял. Лесбуха.

Блондинка осторожно отступила на шаг, но не отреагировала на слова генерала. Не позволить ему одержать верх. Не позволить ему думать, что он влияет на неё.

- Иначе зачем девушке играть в мужском клубе? – он ступил на ковер и теперь был в шести шагах от хрупкой женщины, которая шаг за шагом отступала, чтоб сохранить это расстояние между ними. – Даже жаль, правда, – пробормотал Спенсер. – Такая хорошенькая девчонка так глупо растрачивает себя.

Внезапно Эмма оказалась не здесь. Перед ней не Спенсер, а худощавый мужчина в очках. Её второй приёмный отец, Алан Монтгомери. Он был дружелюбным и любил играть с ней в «Змеи и лестницы». А еще он пробирался к ней в комнату всякий раз, когда жена уходила на ночную смену в прачечной. Она так и не смогла его забыть, хотя отчаянно пыталась выбелить из памяти. Семилетняя беззащитная девочка. Уязвимая. Одна в комнате. И никого, кто поверил бы ей. Никому нет дела до её криков.

Эмма здесь. Ей двадцать один. И, чаще всего, она вооружена до зубов и носит бронежилет. И все равно она всё еще та напуганная маленькая девочка. Уязвимая. Одинокая.