В машине скорой помощи Геворгу не дали опомниться и тут же принялись расспрашивать об обстоятельствах его инвалидности, в какой больнице его оперировали и какой диагноз поставили. Юноша старался отвечать предельно чётко, но порой забывался в радостном кураже, и повторял свою историю снова и снова, припоминая новые детали, и пускаясь в пространные объяснения. Его давно уже никто не слушал: врачи тоскливо глядели в окна, за которыми стеной валил сверкающий в свете фар мокрый снег. А юноша всё бормотал себе под нос, что тогда в огнях несущейся на него машины он увидел свою смерть так же ясно, как можно видеть отражение в стекле. Геворг бормотал это полусонный, сморённый успокоительным и пережитым стрессом, и едва ли сам понимал, какую чушь он несёт...

Юношу положили в хирургическое отделение больницы имени Ры́дыгера по улице По́двал, которая расположилась в престижном районе города на берегу одного из многочисленных рукавов реки Одры. Почему-то на этот раз больница показалась Геворгу не таким уж плохим местом: его не резали и не кололи иголками, хорошо кормили, а из окна открывался чудесный вид на засыпанные снегом, склонённые к тёмной воде деревья. Фактически, не было никакой нужды держать юношу под присмотром: на снимках, сделанных сразу после поступления в отделение и присланных из Тыргу-Теуша - не было никаких изменений: ни улучшений, ни ухудшений. Врачам оставалось только радоваться за парня, который снова начал чувствовать свои ноги, и помогать ему с реабилитацией.

После года бездействия мышцы на ногах значительно ослабли, каждое движение отдавалось болью и тяжестью, но всё это было неважно, потому что теперь Геворг знал наверняка: рано или поздно он поднимется с кресла. Единственное, его мучило чувство ужасной вины за эту неприкрытую радость и облегчение. Он не мог простить себе, что в тот вечер в отделении полиции он напрочь позабыл о Сарсвати и о своей миссии спасти её. Днями напролёт он не отходил от поста медсестры, выпрашивая сделать ещё один звонок в полицию или в деканат университета, чтобы узнать, не слышно ли чего-нибудь о профессоре.

К облегчению Геворга, полиция взялась за это дело, и опасения юноши быстро подтвердились - женщину похитили. Когда полиция пришла с ордером, чтобы обыскать её квартиру, там всё оказалось перевёрнуто вверх дном. Правда, ни записки, ни предложений о выкупе не обнаружилось, но после тщательной проверки Лебовски выяснил, что профессор Морана не покидала страну, как утверждали её коллеги. Из всех родственников Сарасвати живыми остались только дальние - тётушки и дядюшки, живущие где-то в северной Англии. На официальный запрос они ответили, что не поддерживали близкого знакомства с двоюродной племянницей.

Все указывало на то, что женщину действительно похитили, или же она ввязалась в какую-то сомнительную аферу, о которой полиция пока не подозревала. В любом случае, Раду Лебовски взялся за поиски Сарасвати с завидным рвением, чем немало удивил своих флегматичных коллег.

Раду был самым молодым офицером, когда-либо поступавшим на службу в Ворцлавское отделение полиции. И, несмотря на уже завидный опыт ведения расследований, даже спустя семь лет коллеги продолжали относиться к нему, как к мальчишке, всячески поучая и ставя себя в пример. Лебовски в чём-то симпатизировал коллегам, однако следуя их примеру, единственное, на что он мог рассчитывать - это обрюзгнуть к сорока годам и стать скучным бумажным клерком. Ворцлав же представлял собой образец маленького старинного городка с его безупречной репутацией, поэтому серьёзных нарушений порядка в нём практически не возникало. Так что загадочное дело об исчезновении профессора университета заинтриговало Раду. Он как ищейка "встал в позу", и всё своё время посвятил расследованию, вгрызаясь в дело с упорством питбуля.

Личность профессора Морана оказалась весьма загадочной. Опросив её коллег по университету и Государственному Историческому Обществу Польши (ГИОП), в котором она состояла, Раду лишь выяснил, что Сарасвати была чрезвычайно замкнутым человеком, полностью посвящала себя работе и много путешествовала по делам ГИОП, годами не возвращаясь в Польшу.

Госпожа Морана владела сразу несколькими домами в разных странах мира, так что ей не составляло труда отправляться в командировки на длительные сроки, тем более что женщина была одинока как перст: ни друзей, ни близких родственников. Раду прозвонил все зарубежные дома Сарасвати, потратив около пятисот злотых, но выяснил лишь, что на время отсутствия хозяйки все они сдавались туристам и находились в ведении разных туристических компаний. Ни одной зацепки, ни одной ниточки, ведущей к Сарасвати Морана! Женщина просто растворилась в воздухе.

Испробовав все имеющиеся в распоряжении Раду средства, он решил вернуться к началу, и его взор немедленно обратился на Геворга Сирумем, который, судя по всему, единственный мог похвастаться близким знакомством с профессором за последние несколько лет.

Связаться с мальчишкой оказалось делом простым - тот сам названивал в участок чуть не каждый день, и с лёгкостью согласился дать Раду показания ещё раз. Лебовски уже допрашивал Геворга, когда тот лежал в больнице, но полицейского не оставляло чувство, будто он что-то упустил, или Геворг чего-то недоговорил... Вообще этот юноша, загадочным образом вставший из инвалидного кресла прямо на глазах у всего участка, вызывал много подозрений и недоумений у Лебовски. Даже тот факт, что именно Геворг первым поднял шумиху об исчезновении профессора, не снимал с него всех подозрений.

Раду допускал, что он просто насмотрелся детективных фильмов, где одарённые преступники шли и не на такие глупости, лишь бы запутать следствие... Но всё же Лебовски терзался сомнениями, и это что-то да значило.

На момент повторного допроса Геворга уже выписали из больницы, и он даже возобновил свои занятия в университете, одновременно сдавая пропущенные по причине болезни экзамены.

Очевидно, ректор благоволил юноше, ведь Раду было достоверно известно, что должников в университете не держали - он сам когда-то пытался закончить Ворцлавский Университет, но из-за неуспеваемости был вынужден перевестись в Высшую Школу Полиции Явора. Этот факт, не имеющий к делу никакого отношения, в глазах Раду почему-то делал Геворга ещё более подозрительным.

Раду не хотел беседовать с парнем в участке, чтобы коллеги не увидели, как он снова плетётся по замкнутому кругу, поэтому предложил встретиться в дешёвом кафе недалеко от университета Геворга. Мальчишка опоздал минут на пятнадцать, зато пришёл на своих двоих при помощи костылей, чем по-детски смущённо гордился. С его лица не сходила улыбка, когда он пожимал Раду руку: видимо Геворга забавлял тот факт, что он возвышается над полицейским на целых пол головы, в то время как раньше едва доставал ему до груди. Это ещё сильнее задело Лебовски, и он начал свой допрос довольно резко:

- Хочу ещё раз прояснить, какие у вас с профессором отношения? По словам коллег, госпожа Морана вела уединённый образ жизни и практически ни с кем не общалась. Как вышло, что ты, Геворг, стал единственным, кому она поведала о своих опасениях? Если между вами что-то было, тебе лучше сказать об этом сейчас.

Геворг заметно смутился после этих слов, но постарался отвечать как можно чётче:

- Мы познакомились случайно ещё до университета, и просто общались. Профессор очень интересная женщина.

- Да, это бесспорно так,- прищурившись, ответил Раду.- Значит, она не упоминала о своих друзьях или бойфренде?

- Нет.

- Это странно, тебе не кажется?.. Ведь она было очень недурна собой, несмотря на свой возраст...

Геворг пожал плечами, и Раду сменил тему.

- По поводу редкого камня, о котором ты говорил, эээ тровант? Так она его назвала? Я навёл справки, но не нашёл ни одного упоминания о драгоценных тровантах.