Буквы на холодильнике были странными. Таких Майкл еще ни разу не видел. Их и было всего три, но что именно они означали, он не знал. Они были не выведены, а неряшливо наклеены и толщиной были в мышинную руку.

Тот кто приклеил их в незапамятные времена, сильно заботился о долговечности. Мысль была крамольной.

Что-то тихо треснуло совсем недалеко.

Майкл вспомнил последние слова Такальоса. Неужели тот был прав, когда говорил о большой беде?

Краем взгляда Майкл уловил тень мелькнувшую за холодильником, но не предал этому значения и подошел ближе. Может там внутри что-то есть? Какая-нибудь таинственная древность. Что-нибудь удивительное, что можно показывать гостям, потом поставить на полку и иногда протирать тряпкой.

Огромный черный кот с тремя рядами острых зубов возник перед Майклом.

- Вот он, мой конец, - услышал Майкл собственный голос. - Так рано?

Земля, Нью-Анджелес

Юлий Блюнк смотрел на восторженные лица приспешников и вспоминал как две недели назад впервые услышал Голос.

Одинокий он лежал в кровати и чисто гипотетически размышлял о самоубийстве. Мысли эти прерывались потоком жалости к себе, и тонким ручьем надежды на мщение. Впрочем, все это впадало в русло реки давно привыкшей к ядовитым стокам, и потому спокойно уносящей Юлия Блюнка в объятия сна.

- Ты услышал меня! - сказал Голос.

- Здравствуй, Шизофрения, - подумал Блюнк.

- Хозяин я твой. Твой Мастер и Повелитель.

Не имевший особых способностей Блюнк имел удивительный дар подчиняться чужой воле.

- Да, Мастер.

- Ты выполнил волю мою!

- Выполнил? Какую?

- Издалека я пришел и не межквантовой понять тебе сущности всей.

- Какую волю я выполнил, Мастер.

- Ты подчинил мне Вселенную всю твою.

- Уже?

- Скоро.

- Но, почему я.

Блюнк не знал, что за тысяча триста лет до него тот же вопрос задала такому же Голосу одна девушка, которую успели вовремя сжечь.

- Потому что ты будешь избран.

- Скоро?

- Уже.

Большинство других людей на месте Блюнка сильно огорчились бы подобному разговору, и немедленно обратились к психиатру. Но Блюнк был не из таких. С самого детства он чувствовал свою избранность. На самом деле где-то в глубине своей сложной (не как у простых людей) души он подозревал, что ему уготовано нечто подобное. И потому он со спокойным сердцем погрузился в глубокий почти здоровый сон...

- Мастер! Учитель! Повелитель! - кричали приспешники.

Один из них, маленький толстяк обладавший харизмой гусеницы, вышел вперед и произнес:

- Повелитель, мы привели нескольких новых членов нашего братства. Яви им чудо, и развей их сомнения.

Толстяка звали Баррит. Его запястья были изрезаны аккуратными не очень глубокими шрамами, каждый из которых соответствовал одному отказу. Став приспешником Блюнка он добрался до потолка своих представлений о счастье. Всю жизнь он мечтал быть вторым, тенью чужого величия, парнем, что во время разборки стоит за спиной авторитетного хозяина и дополняет его слова своими, менее политкорректными. Он никогда не пытался проломить этого потолка, потому что опасался за голову.

Баррит стал раздвигать толпу, указывая где кто должен стоять, и вскоре создал безлюдный каньон между Повелителем и обугленным предметом в противоположном конце зала. Когда-то этот предмет был манекеном, на котором висела табличка: "Человечишко".

Юлий Блюнк медленно развел руки в стороны, поднял голову и закрыл глаза. Прошло несколько секунд прежде чем он начал чувствовать как вливается в него Сила. Зал затаил дыхание.

Блюнк воздел руки. Веки его были опущены, но перед его взором сияла ослепительная белизна реликтового света. Неведомое входило в него, наполняя тело.

Пальцы Блюнка задрожали, из глаз потекли слезы. Он завыл привычным фальцетом, но голос его становился вне ниже и ниже, пока не загудели стены. И огненный шар вырвался из его груди, пролетел через все помещение и врезался в бывший манекен как раз туда, где была раньше табличка.

- Мастер! Учитель! Повелитель! - кричали приспешники, а толстяк Баррит стоял на коленях, глядел на хозяина и плакал.

Глава третья

Куб, клетчатая кепка и холодильник

Земля, Нью-Анджелес

Клетчатую кепку подарила Груму его любимая мама, но друзьям он сказал, что отжал ее

в темном углу у некого бухгалтера. С детства Грум умел убедительно врать и, на самом деле, не живи он в бедном квартале и не свяжись с дурной компанией, то он имел бы все шансы стать неплохим актером. Успешным актером.

Но где-то в возрасте четырех лет мировоззрение Грума встало на рельсы грядущей асоциальности. Произошло это в тот день, когда он увидел как старшие ребята привязывают к задней клешне кошки веревку с жестяными банками. Они смеялись, и маленький Грум решил, что это действительно смешно. Ему был четыре и он не знал, что часто точка бифуркации начинается с чувства юмора. Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу тебе кто ты.

За три дня до этого вечера Груму стукнуло двадцать и друзья подарили ему бластер, стрелявший фотонами со смещенным спином.

У Грума было два кумира - Крэг Стервятник и Зубочистка Рош. Зубочистку сожгли в том месяцы копы во время неудачного налета на гигамаркет. А Крэг взял сегодня Грума на дело.

- Смотри, - сказал он, - Сегодня решится подходишь ты нам или нет. Поэтому говорить будешь ты. А мы понаблюдаем.

Грум нервно закивал.

Они стояли в переулке и из темноты следили за прохожими. Первым появился высокий накачанный парень широкая походка которого говорила о недавней службе на крейсере. Он был трудной и бесполезной добычей. После него была парочка арктурианцев. Грум знал, что бойцы из арктурианцев никакие, а дорогие коммуникаторы, которые те открыто несли в руках, делали их удачной добычей. Грум шагнул было к ним, но ощутил на своем плече тяжелую руку Стервятника.

- Это иностранцы. Не хочешь же ты, чтобы на нас повесили целый департамент полиции. Усохни и жди.

Прошло еще несколько существ - здоровых и спортивных, а те что послабее шли группами, да к тому же на таком расстоянии от переулка, что не давали никаких шансов их в него заманить.

- Ты не думай, пацан, - сказал Рэдж Щенок, - Всегда найдется лох, который потеряет бдительность или чтобы пощекотать себе нервы пройдет как раз тут. Вот увидишь.

И Щенок оказался прав. Не прошло и часа, как под свет фонаря вышла жертва.

Груму показалось, что жертва ведет себя слишком уж подозрительно, но жизнь научила его не бояться попусту, поменьше думать и не зацикливаться на мелочах. Человек шел медленно, почти касаясь рукавом пиджака заплесневевшей стены, в конце которой ждали его Грум, Стервятик и Щенок. Он был маленьким, толстым и лысым, с красной кожей вокруг крохотных глаз. Но человек выглядел бодрым и веселым, что совсем не шло его облику.

Выглядело это так, будто в оркестре синхронно фальшивило несколько музыкантов, которым кто-то перевернул ноты. Не было в облике будущей жертвы некой жизненной правды, убедительности, словно режиссер дал актеру не ту роль. Грум чувствовал это, как может чувствовать только несостоявшийся актер.

Когда жертву отделяло от него несколько шагов, Грум вышел из тени и произнес первое, что пришло в голову:

- Ты. Есть что почитать?

- Не-ет, - дрожащим голосом произнесла жертва и Грум почувствовал как фальшивит этот испуг.

- А если найду?

Коротышка нехорошо улыбнулся, вдруг поднял руки, закрыл глаза и забубнил на незнакомом языке. Потом что-то сильное и невидимое стало толкать Грума прочь от незнакомца. То была словно овеществленная харизма. Парень поймал себя на мысли, что пятится добровольно.

А затем мир вокруг Грума стал меняться. Исчезли стены и земля, небо и облака, прохожие и Стервятник с Щенком. Но не это больше всего напугало Грума. Стали попадать наполнявшие его еще недавно смыслы. Он не замечал их раньше, как не замечал сердцебиение и воздух. Они, кстати, тоже исчезли.