сделали все, что смогли.
Я кивнул, колени грозились подогнуться под тяжестью печали. Мы сделали все,
что смогли. Слова крутились в голове снова и снова. Так ли это? Можно ли было сделать
больше? Я должен был остановить ее и не дать уйти. Мне следовало прислушаться, когда
она сказала, что расстроена, вместо того, чтобы обвинять ее в нерациональности. Жизнь с
Эйвери была пределом моих мечтаний, и теперь я позволил ей ускользнуть сквозь пальцы.
Прекратив шаркать ногами, обратил внимание, что Эштон вела меня вдоль
коридора мимо палат, где за каждой дверью скрывалась собственная трагичная история.
- Все будет хорошо, - заверила меня Эштон.
Я кивнул, принимая ложь. Мне неоднократно приходилось успокаивать этой фразой
отцов и мужей. Базовые слова, которыми медицинский персонал облегчал чувство вины.
Очень непросто ощущать бессилие, когда оказание помощи является основой работы.
Если мы не в силах помочь людям, какой тогда в нас толк?
Я толкнул дверь, к которой меня подвела Эштон. Словами прошлого не изменить.
Эйвери лежала на кровати, словно просто на просто уснула. Ее светлые волосы
разметались по подушке, на лбу по линии роста волос красовались пурпурные
кровоподтеки.
Вокруг мониторы издавали устойчивый ритм, и я обернул ее руку своей, бережно
сжал пальцы, будто она была настолько хрупкой, что могла рассыпаться и выскользнуть из
моих рук. Мое тело затрясло от первого из многих рыданий, из глаз потекли слезы, капая
на укрывавшее ее одеяло.
- Я не должен был отпускать тебя.
Губы приникли к тыльной стороне ее ладони, после чего прижал к своей щеке и
закрыл глаза, представив улыбающееся лицо жены в день нашей свадьбы.
- Ненавижу видеть тебя в таком состоянии. Ненавижу видеть твою боль. Я добавлю
этот пункт в список, хорошо? – Я попытался выдавить улыбку, ощущая себя полностью
сломленным. И откинул несколько непослушных прядей с ее лица.
Наша с Эйвери жизнь из мечты превратилась в сущий кошмар, от которого никак не
получалось избавиться. Мы словно оказались в подвешенном состоянии, на время
отстранены из ада. Ее глаза двигались под трепыхавшимися ресницами, но не сделали
попыток открыться. Частота ее сердечных сокращений увеличилась, когда я прошептал
«люблю тебя», но и это не пробудило ее от глубоко сна. У меня не было сил отказаться от
нас. Я отказывался отойти в сторону.
Я приходил к ней каждый день и ждал. Ждал невозможного: какого-то знака,
взгляда в мою сторону… в надежде, что и грешникам доступны чудеса.
Глава 23.
Эйвери.
Глаза отекли и болели от долгого созерцания пейзажа за окном. Ланч нетронутым
стоял на столике, а Дэб сидела в кресле, делая вид, что читает журнал.
Раздался стук в дверь, и в палату вошли две женщины в белых халатах в
сопровождении тощего санитара.
Дэб поднялась.
- Эйвери, познакомься с врачами, о которых я тебе говорила. - Она указала на
брюнетку, волосы которой спадали до плеч кудрявыми локонами. Ее полные губы
блестели естественным оттенком, дополняя смуглую теплую кожу. - Это невролог, доктор
Ливингстон.
- Приятно познакомиться, - сухо ответила я.
Следом Дэб указала на маленькую коренастую женщину с теплыми карими глазами
и седыми волосами.
- А это, доктор Брок.
Доктор Брок заговорила первой, осветив палату своей улыбкой.
- Я так рада с вами познакомиться, Эйвери. Вы, должно быть, огорчены,
оказавшись в подобной ситуации, но, если бы вы поделились с нами подробностями,
возможно, тогда мы смогли бы помочь.
- Вы не сможете мне помочь. – мрачно заявила я.
Доктор Ливингстон выступила вперед.
- Мы бы хотели попытаться.
Дэб проверила показатели на мониторе и кивнула мне.
- Да, - ответила, отсылая ее прочь. - Ты была здесь на протяжении нескольких
часов. - Пойди и найди Куинна, - стоило мне только произнести эти слова, я закусила губу.
Оба врача взглянули на монитор и обменялись многозначительными взглядами.
- То есть я хотела сказать, - с огромным трудом не разрыдавшись, исправилась. –
отдохни.
- Кто такой Куинн? – Поинтересовалась доктор Брок.
Я покачала головой, не в силах ответить.
Дэб подошла ко мне и сжала руку.
- До аварии Куинн был напарником Джоша Эйвери. Она помнит наши с Куинном
отношения.
- А у вас они были? – Спросила доктор Ливингстон.
- Дэб отрицательно замотала головой и тихонько ответила. - Нет. Никогда.
В некоторой степени нахождение в больнице обезличивало частную жизнь. Плохое
дыхание, сексуальных партнеров, грибок ноги, запах половых органов, желудочно-
кишечные шумы, даже бывшие отношения и плохие привычки не могли оставаться тайной
- все указывалось в истории болезни. В больницах доктора играли роль священников, и
недосказанность при «очищении души» расценивалось актом протеста против
собственного здоровья. Но в данном случае, Дэб, скорее всего, почувствовала, что
выступает против моего.
Доктор Ливингстон сделала жест санитару. Он ненадолго покинул палату и вскоре
вернулся с двумя стульями. Врачи присели в изножье кровати.
- Было бы интересно послушать ее ответы во время «МЭГ»
(Магнитоэнцефалография - технология, позволяющая измерять и визуализировать
магнитные поля, возникающие вследствие электрической активности мозга), - сказала
доктор Ливингстон.
Доктор Брок кивнула, все еще глядя на меня с той же обманчиво теплой улыбкой. –
И ваши воспоминания с Джошем охватывают приблизительно два года?
- Да, - меня не покидало ощущение, что надо мной ставили эксперимент, а не
лечили.
Доктор Брок изо всех сил старалась делать вид, что заинтересована в помощи, но
игнорировать блеск их глаза при мысли опубликовать статью в «Медицинском журнале
Новой Англии» невозможно. Мне были понятны их волнение и любопытство.
Становиться свидетелем каких-либо отклонений от нормы удивительное ощущение.
Проявленный интерес не означал отсутствие сострадания к пациентам, но в том
заключалась борьба – найти баланс между первым и вторым – борьба, которую врачи
вынуждены проигрывать.
Доктор Брок скрестила ноги и поудобнее устроилась на стуле, приготовив ручку и
блокнот.
- Что ты почувствовала, увидев Джоша?
Я указала пальцем на ее записи.
- Я не давала согласие на сеанс психотерапии. Никаких записей.
- Понимаю, - произнесла доктор Брок. – В самом конце я с легкостью смогу
избавиться от них, если ты не пожелаешь продолжать.
На меня посмотрела Дэб.
- Но, - продолжила доктор Брок, - случившееся вас явно травмировало. И
стремление осмыслить потерю времени, оплакать Джоша и жизнь, проведенную в
бессознательном состоянии, а также попытки приспособиться под сегодня, завтра или
послезавтра могут сломить вас. Вы уже задумывались над тем, что будете делать при
выходе из больницы?
- У нее впереди неделя физиотерапии, - вместо меня ответила Дэб. – Завтра ее
переведут в реабилитационный центр.
- А после него? – Заметила доктор Ливингстон.
- Я… я не знаю. Мы с Джошем жили у меня. Но теперь я не уверена есть ли у меня
своя квартира.
- Есть, - ответила Дэб, сжав мою ладонь.
- Расскажи поподробнее, что ты помнишь, - попросила доктор Ливингстон. – И
вытекающую из воспоминаний физиологию.
Я нахмурилась.
Доктор Брок напряглась.
- Доктор Ливингстон, если вы не возражаете, думаю, на первом сеансе нам следует
сосредоточиться на эмоциональном состоянии Эйвери.
- Или же совсем не смешивать две абсолютно разные сферы деятельности, -
пробурчала Дэб. – Что по этому поводу думает доктор Уивер?
- Прошу прощения? – резко спросила доктор Ливингстон.