- А разве могли они что-то сказать, когда ты лизал им гланды?

- Вообще-то, гланды лизали мне.

На красивом лице Селесты отражается страх. Глаза становятся огромными. Она боится за меня. С одной стороны, я ей благодарен. А с другой, мне стыдно. Но глубоко-глубоко в душе мне жаль, что все произойдет у нее на глазах. Я пришел сюда, чтобы кое-кого убить, и, похоже, нарисовался первый кандидат.

Пацан срывает с моей шеи цепочку и бросает на землю. Видимо, предупреждает, что связываться с ним нехорошо.

Подходит Селеста:

- Габриэль, ему всего тринадцать.

Он громко смеется. Все смеются.

- Чушь собачья.

- Это правда. Если ты его тронешь, я вызову копов.

Габриэль поворачивается к ней, хватает за руку, рывком тянет к себе.

- Если ты целуешься с тринадцатилетним, то, может, это мне, на хрен, надо копов вызывать?

Селеста бледнеет и пытается вырваться, но Габриэль не отпускает и злобно смотрит, пока она не вжимает голову в шею. Из-под ресниц Селеста косится на меня. В ее взгляде сплошные извинения. Я смотрю на пацана, который выглядит младше остальных. Не могу понять, входит ли он в эту банду. За происходящим внимательно наблюдает, но ничего не делает.

Внезапно он отворачивается и непринужденно сплевывает на землю. Но я чувствую, как от напряжения на его мышцах туго натягивается кожа. Чего он точно не испытывает, так это непринужденности. Куртка валяется на земле, как будто он только что ее снял. Как будто знает, что сейчас начнутся неприятности.

- Тогда, может, просто налупим ему красное брюхо? – предлагает Габриэль. – Будет знать, как играть в нашей песочнице.

Не успеваю и бровью повести, как трое хватают меня и валят на землю. Если бы из меня уже не выбили все дерьмо, я бы, наверное, поборолся. Ну или хотя бы устроил шоу получше. В общем, пока трое прижимают меня к земле, Габриэль садится сверху.

Поначалу я почти не сопротивляюсь. Красное брюхо – ничто по сравнению с тем, что мне уже приходилось терпеть. Но, когда Габриэль усаживается сверху, что-то внутри меня ломается. Я устал от побоев. Устал от того, что меня вынуждают терпеть вещи, которые я не хочу терпеть. И охренеть как устал, что сверху всегда мужики, которые старше и больше.

Эрл знает, на что я способен. Поэтому сначала связывает меня и накачивает наркотой. Но эти парни ни о чем не подозревают.

Как только я собираюсь действовать, до меня доходит, что никто ничего не делает. Ничего не происходит. Футболка на мне разорвана, и все смотрят на мой голый живот. Даже девочки. У них открыты рты. В глазах застыл ужас.

Внутри бомбой взрывается стыд. Ко мне пытается прорваться Ким, но ее держит пацан в спортивной куртке. Он не похож на остальных. Я понял это, как только увидел всех пятерых.

- Какого хрена? – бормочет Габриэль и вскакивает на ноги.

Я стягиваю разорванные края футболки и поднимаюсь. Тот, что держит Ким, в одно мгновение переключается с чувственной заинтересованности на обжигающее желание. Он хочет меня спасти. Забрать с собой и целовать раны у меня на животе. Обнимать, пока я не стану как новенький. Можно подумать, кому-то такое по силам.

От девушек ощущаю похожую реакцию. Только у них за три секунды похоть сменяется сочувствием. Изо всех сил я стараюсь подавить разгорающийся гнев.

Пацан, чья куртка валяется на земле, встает за спиной у Ким. Он не пялится, как все остальные. Я замечаю у него в руке нож. Кому он собрался помогать? Мне? Или Ким?

Оказывается, от потасовки открылись самые свежие и глубокие раны. На футболке видны два длинных и тонких кровавых пятна. Взгляды по-прежнему прикованы ко мне.

Наконец Ким отпускают. Она бросается мне шею, а пацан, который ее держал, поднимает мою толстовку и протягивает мне. Ему тоже хочется меня обнять. Причем так сильно, что порыв отдается во мне болью.

Я забираю толстовку и отворачиваюсь. Пацан красивый до одурения, но его желания не по адресу. Были бы мы одни, я бы сказал ему, что когда-нибудь появится тот, кто ему нужен. Хотя это было бы ложью. Никто не появится, и меньше чем через два года он покончит с собой. Габриэль обо всем узнает и изобьет его до полусмерти. Этот поступок приговорит его к вечности в аду. Потому что по его вине умрет невинный человек.

Я поворачиваюсь к Габриэлю, который мрачно на меня пялится, и понимаю, что могу спасти пацана. Могу убить Габриэля прямо здесь и сейчас. И он никогда не побьет друга за то, что другу неподвластно. Друга, который еще не знает, что нет ничего плохого в том, чтобы испытывать влечение к представителю того же пола. Это не грех. Иначе каждый гей, которого я видел, был бы обречен на ад. А если такое и случается, то ничего общего с образом жизни не имеет. 

Но кто знает, спасет ли это пацана от самоубийства? Вряд ли тут можно сказать что-то наверняка. А значит, есть риск. Сегодня у меня еще одно дело, поэтому я решаю не вмешиваться. Не хочу, чтобы меня арестовали до того, как добьюсь первой цели.

Все молча смотрят, как мы с Ким уходим. Пацан, чья куртка валялась на земле, тоже сваливает. Через пару шагов он надевает куртку, и я вижу на спине буквы «АМАДОР». Надо запомнить.

- Как тебя зовут? – кричит мне вслед Селеста.

- Александр, - отвечаю я, не оборачиваясь.

И вдруг Ким останавливается и оглядывается на Селесту:

- Его зовут Рейес.

Я вопросительно приподнимаю бровь, а Ким обнимает меня еще крепче.

- Тебя зовут Рейес. Рейес Александр Фэрроу.

Что ж, пусть так.

Мы подходим к краю парка и ждем. Я здесь не просто так, и причина, которая привела меня сюда, сейчас идет по парковой дорожке. Прямо к нам. Это Джиллиан, медсестра, которая понравилась мне в больнице. Если бы она не отнеслась ко мне по-человечески, я бы не стал ее искать. Но она хорошая, и я не могу оставить все как есть. Не могу, и точка.

Джиллиан говорит по сотовому, смеется и понятия не имеет, что ее вот-вот зарежут в собственном доме.

Мы идем за ней, но держимся на расстоянии, чтобы она ничего не заметила. Она все такая же красивая, как мне запомнилось. Темно-русые волосы, широкая теплая улыбка. У дома Джиллиан я оставляю Ким в кустах, а сам встаю у задней двери. Сейчас произойдет то, что я видел в больнице. Санитар влюблен в Джиллиан, но она захотела остаться с ним друзьями, и ему такой ответ очень не понравился. 

Но ведь все может измениться. Я надеюсь, что в этот раз так и случилось. Понятия не имею, насколько непреклонна судьба, но подозреваю, что могло произойти множество событий, которые дадут санитару Дональду шанс пойти по другому пути. В конце концов, прошла уйма времени. Может быть, он уже кого-то себе нашел. Или научился спокойнее принимать отказы. А может, и вовсе умер от случайного разряда дефибриллятора. Короче говоря, я надеюсь на любой вариант.

Но, к сожалению, напрасно. Я его чувствую. И он уже в доме.

Дергаю за ручку двери. Само собой, заперто. Толкаю дверь плечом. Как правило, выбить дверь не проблема. Но сегодня из меня уже выколотили все дерьмо, поэтому приходится повозиться. К тому моменту, когда ломаются косяки и дверь поддается, Дональд уже нанес один удар.

Они в кухне. Санитар снова поднимает нож, и Джиллиан кричит, умоляет остановиться. Я подхожу к нему сзади. Джиллиан прижимается спиной к холодильнику и огромными от страха глазами смотрит, как Дональд замахивается, чтобы всадить нож ей в сердце.

- Ты все равно отправишься в ад, - говорю я. – Зачем откладывать неизбежное?

Дональд замирает и оглядывается. Сам помогает мне сломать ему шею.

Джиллиан в панике. Бешено дышит через прикрытый окровавленными руками рот. Дональд медленно оседает на пол, и по пути я прикладываю его башкой о барную стойку.

- Когда ты вернулась, он прятался в твоем доме, - говорю я Джиллиан, уже не обращая внимания на то, как труп сваливается кучей на пол. – Напал на тебя. – Подтягиваю ноги санитара так, чтобы можно было подумать, будто он сам упал. – Ты сопротивлялась. – На столешнице стакан с водой. – Толкнула его. – Выплескиваю воду на пол. – Он поскользнулся. Упал. Ударился головой о стойку и сломал себе шею.