Сад же, в ответ на воркотню Дома, шелестел о том, что у старой яблони опять подломились ветви от груза яблок, что вишенник совсем обнаглел без пригляда, и уже выбрался за границу угодий. Что пырей заполонил всю землю, а жуки - щелкуны не дают жизни приличным растениям. И пионы совсем одичали. Цветы стали мелкими и невзрачными. Виноград почти погиб без обрезки, и вряд ли переживет эту зиму без укрытия. Листья смородины скрутили бесчисленные колонии тли, и нет спасения от полчищ черных мелких муравьев...
Так и шептались два одиноких старика - с ранней весны и до самых морозов, засыпая на долгую морозную зиму, и боясь не проснуться совсем. Или проснуться в одиночестве, оставшись без собеседника. Ведь даже старый домовой Митрич давно покинул стены пустого дома. Отправился побродить по свету, втайне надеясь, что найдет-таки своему Дому Хозяина. А еще лучше - Хозяйку.
Но годы шли и шли, а Хозяева так и не появились.
Глава третья
-Тадам-тадам-тадам-там-там - там-тадам-тадам -там-там...
Трудно передать словами музыку. Особенно когда у тебя нет музыкального слуха, а петь хочется. Просто потому, что день хороший. Что нет сегодня косого холодного дождя, а наоборот, светит нежаркое сентябрьское солнышко, ласково шелестят желтеющей листвой деревья, и пряно пахнут увядающие шафраны.
Село встретило меня легким шумом, незаметной суетой и удивленными взглядами людей, которые теперь должны стать моими односельчанами. Я хорошо знаю это село. Здесь я родилась когда-то - довольно давно. Выросла. И уехала в город. Чем я занималась там - дело десятое. Училась. Работала. Служила. Заработала мизерную пенсию, серьезную болячку, и одиночество. Издержки профессии. В городе остались два моих хороших друга, сын с женой и маленькой внучкой. А я уехала сюда.
-Поправлять здоровье - сказал Артем.
-"Умирать" - додумала я. Мне повезло - у Темки в этом селе остался дом. Я его помнила. Добротный двухэтажный особнячок в глубине сада. Там еще был широкий деревянный балкон на высоких столбах. Столбы были украшены резьбой, из сада на балкон вела широкая деревянная же лестница, перила которой летом обвивал узорной листвой дикий виноград. От автовокзала до домика идти довольно далеко, почти на окраину, но доплетусь. Должна доплестись.
Так вот - о доме. Когда остро встал вопрос о моем месте жительства - оставаться в Городе и дальше я не хотела - Артем наморщил лоб, почесал затылок...
-О! У меня же дом есть! Помнишь? Правда, я там уже лет двадцать не был. Как родителей похоронил, так и не был больше. Давай я его тебе подарю?
-А давай.
Поскльку мои друзья имели некоторый вес в нужных местах, документы были оформлены в три дня. Еще три дня ушли на сборы. Пара дней на дорогу. И вот я выхожу из автобуса. Беру за ручку свой чемодан на колесиках. Потопали?
И мы потопали. Шла я неторопясь. Осматривалась. Вглядывалась в лица встречных людей. И никого не узнавала. Слишком давно меня здесь не было. А жизнь, раньше неспешная, размеренная и устоявшаяся, сменилась торопливостью, погоней за благами, деньгами... Старики вымерли, молодежь умчалась в города. Остались лишь те, кому ехать некуда, да и незачем. А на смену наехали другие - из бывших союзных республик. Так что знакомых у меня здесь практически не осталось. И хорошо. Меньше будет любопытных. Больше шансов влиться в жизнь села, не привлекая излишнего внимания. Не планировала я широкую общественную жизнь вести. Мне этого в прошлой жизни хватило с избытком. Теперь я жаждала тишины и осмысления своего бытия. Пусть считают меня дачницей. Дом стоит на отшибе, ближние соседи метрах в пятистах, так что желанное мне одиночество гарантировано.
А вот и дом - теперь родной. Я стою у накрепко запертой калитки и удивляюсь - надо же! За столько лет никто не позарился на заброшенный дом? Отпираю калитку - Артем как-то умудрился сохранить пяток ключей на позеленевшей от времени медной цепочке. Вхожу. Закрываю калитку. И - как отрезало - меня окружает тишина. Даже шелеста ветра не слышно, хотя в наших степях ветра - незаменимое явление. А тут - тишина! Дорожки не видно под зарослями самых разных сорняков - от мелкой жгучей крапивки до могучих - почти в мой рост стеблей осота. М-да, работы предстоит море. Но не сейчас. Сейчас - в дом бы пробраться. Но сначала - ритуал.
Я никогда не думала о себе, как о ведьме или знахарке. Знания откладывались после прочтения массы книг. Память была избирательна и нахальна, совершенно не считаясь с моим мнением. Запоминала то, что считала нужным. Странные тексты могла пересказать дословно, а самые обыденные - вспоминала с трудом. Вот и сейчас выползло из глубин подсознания...
Я встала у калитки, прикинула - в какие стороны кланяться. И начала с запада. Потому, что там стоял Дом.
-Здравствуй, Дом - батюшка! Пришла в твои стены, под твою крышу странница - на долгие годы поселиться. Прими с добром, буду тебе доброй Хозяйкой, буду тебе верной. А придет черед уходить - передам права другой.
Поклонилась Саду. Поклонилась калитке.
-Спасибо, что впустила, матушка!
И калитка негромко скрипнула, будто отвечая мне. Я огляделась. И увидела, что травы на тропинке будто поредели, сквозь них стало можно пройти.
Изгибистая дорожка провела меня до крыльца. Я замечала в траве кусты пионов, загустевших от времени. Пожелтевшие дорожки ирисов с проплешинами от уже погибших растений. Искривленные стебли еще каких-то растений... Нет, с садом я буду знакомиться завтра. А сейчас в дом...
Крыльцо... Я помнила его, как помнит взрослый, что ребенком не раз сиживал на высоких деревянных ступенях. Тогда от только что помытых досок поднимался легкий парок, ступени были выглажены ногами и руками так, что хоть голой попой елозь - ни одной занозы не поймаешь. Сейчас же они были пыльны. Перила - потрескались и облупились. И уже не скажешь - в какой цвет красили их раньше. А вот и дверь. Добротная дверь из плахи. Заржавевший замок. Если не откроется сразу - значит, Дом не признал меня. Придется вновь кланяться и договариваться.
Однако замок поддался. Не сразу, будто призадумавшись, но все же решил впустить. Я улыбнулась. Похоже, Дом сильно соскучился по людям, раз не показывает характер. Я-то помнила - в свое время он и дверью мог наподдать за шалости, и косу прищемить, и подол зажать... Ничего, я постараюсь, чтобы он вспомнил. И признал. Нам долго быть вместе, потому, что возвращаться в город я не хочу.
Темные сени - окна во всем доме закрыты ставнями изнутри и снаружи. Дверь в кухню. Ставлю чемодан в сторону. Включаю свет - надо же, электрики не позаботились обрезать провода... Ладно, с этим завтра. А пока... Старый деревянный стол пуст и покрыт тонким слоем пыли. Старый электрический самовар на резном деревянном буфете. За стеклами буфета - пустота. Раковина, покрытая серым налетом, но вода в кране присутствует. Не испортились трубы за столько лет.
Я обхожу Дом. Включаю свет во всех комнатах. Их три, не считая кухни. Из кухни на второй этаж ведет деревянная неширокая лестница. Её ступени едва слышно поскрипывают под моими шагами, но я уже уверилась - целые. А наверху - комната одна. Но какая! Огромная, восьмиугольная. И одна стена сплошь стеклянная. Сейчас она закрыта, но я - то помню, что там есть стеклянная дверь, что ведет на деревянный балкон. Вот только прохладно в доме. Еще бы - окна закрыты, солнце не проникает. Да и печь не топлена два десятка лет... когда-то в этом доме жила большая семья. А теперь...
Не будем о грустном! Теперь - это мой дом. Я уже чувствую его своим. Вот еще пару обрядов проведем, и будет он моим полностью. А пока - тряпку, ведро с водой и вперед, Хозяюшка, порядки наводить. Но сначала - поставить самовар, сходить в сад и открыть окна в нижних комнатах.
Дом вздрогнул, когда в него хлынул свет. Солнце уже скатывалось к закату, и его лучи были едва ощутимы, но все равно - свет! Пыльный - потому, что стекла все в пыли, но все равно свет! Легкие шаги по старым половицам. И в том месте, где кухня - приятная суета. Кто-то обметает полынным веником стены. Полынь только что сорвана, и ее запах словно бы разгоняет долголетний застой воздуха. Ах! Створка кухонного окна, чуть скрипнув, подалась под настойчивой рукой, распахнулась, впуская аромат все еще цветущего под окном душистого табака. Эти цветы любила прежняя хозяйка, и сад бережно хранил растения, позволяя им ежегодно возрождаться из осыпающихся семян. Табак переродился, измельчал, но все же цвел...
