Печь не подвела печника. Огонь, жадно лизнув бересту, весело затрещал в смоляных лучинках. Потом милостиво принял полено , другое, и вот уже печь загудела, наливаясь теплом. Плита, покрытая ржавчиной, стала медленно накаляться. Я поставила на плиту кастрюлю с водой, и потащила к столу тяжеленную сумку с продуктами. Вот чем - чем, а отсутствием аппетита я не страдала никогда. И не собиралась страдать в будущем.
Кто бы знал - как трудно распаковать сумку с продуктами! Мне казалось, что каждый кулек весил, по крайней мере, центнер. Я тянула их из сумки, и почти рыдала в голос, благо слушать меня было некому. Помогать - тоже. А ведь еще надо было взгромоздить их на полки деревянного шкафчика, что занимал всю дальнюю стенку кухни. А я уже сейчас устала так, будто весь день таскала кирпичи.
Между тем, печь раскалилась. И вода в кастрюле бодро забулькала. Я выдрала пакет с рожками, булькнула часть их в кипяток. Размешала. Выволокла из другой сумы банку с тушенкой и щедро приправила мясом почти сварившиеся рожки. Слава богу, скоро будет обед. Или ранний ужин. Солнце уже скатывалось за верхушки деревьев, и в моем тереме быстро темнело.
После ужина, подкинув в печь еще несколько поленьев, зажгла "Лампияду Керосиновну" и побрела в другую, так сказать, комнату.
Красавица печь поделила мою избушку на две не совсем равные половины: крохотную кухоньку и комнату побольше размером. У печи - широкий лежак из толстых досок. На него мужики свалили матрацы. Подушки, одеяла и прочие постельные принадлежности. Вдоль стены - стеллаж, заполненный книгами. Это Артем ухитрился перетащить почти всю мою библиотеку фэнтэзи. А окон в доме оказалось три - два, выходящих на юг, и одно, смотревшее на восток. В углу, между окнами - примостился угловой стол, заваленный пачками бумаги, ручками, карандашами, красками.... Тут же стояла коробка с рукоделием. Все, что смогли, собрали и приперли за тридевять земель. Но это я рассмотрю завтра. А сейчас.... Я спихнула на пол узлы, с трудом расстелила толстенный матрац, кое- как расправила чистую простыню, уложила взбитые подушки. Пододеяльник напялить не сумела. Махнула рукой. Одну-то ночь я и так переночую.
Выбралась в кухню, подбросила в печь еще несколько поленьев. Добралась до лежака, разделась. Улеглась, прикрутив огонек в керосинке. Первый день моей зимовки прошел. Вопрос - долго ли я тут протяну? Вопрос второй - зачем мне все это нужно? Резюме - ну, и дура же я!
Язычок пламени в керосинке угас. В печи медленно догорали поленья. Все. Сплю....
Глава вторая.
Вообще-то, тот год я помню плохо. Так у меня бывало всегда - после неимоверного напряжения сил приходило забвение. Даже не так - не забвение. Просто события вдруг подергивались дымкой, становились неважными, далекими. Будто и не со мной происходило. Я переставала жить прошлым, не думала о будущем. Я была здесь и сейчас.
Помню, что осень стояла долгая, сухая и солнечная. Далеко убредать в лес я не могла - сил не было. Но бродить по полянке вокруг избушки мне никто не запрещал. Я и бродила. Неподалеку нашла никем не тронутый брусничник - переспевшие ягоды гроздьями свисали со стебельков, почти ложась в мох. Я обрадовалась. Брусника - самая ценная ягода! Собирала её сначала горстями. Объелась. Потом освободила ведерко. И вот теперь у меня в подполье прятались десятка три полулитровых баночек с моченой ягодой. Благо, тушенки мне друзья навезли на целую зиму. Набрела на опята. И увешала сени снизками сушеных грибов. Дом весь пропах грибами, ягодой, травами. Я не Бог весть какой травник, но кое-что все же знаю. Так что запаслась и ими. А уж не набрать спелых кедровых шишек и вовсе было бы стыдно. Жизнь моя стала "дневной"- вставала с восходом солнца, спать укладывалась, едва сумерки переходили в ночь. И чувствовала, что мне становится легче дышать. Словно сваливались с уставших плеч тяжеленные камни долга, обязанностей, чьих-то требований....
Так прошел сентябрь. В октябре осыпалась с деревьев листва, драгоцен-ным ковром укрыла мою поляну. Трава окончательно пожухла, лес наполнился еще более звенящей тишиной. Даже барабанная дробь дятла растаяла в синеве небес. Возле моего дома не мелькали ни звери, ни птицы. Или это я была слепа? Замечала только чьи-то таинственные следы у родничка, что все так же весело пел свою песенку, падая вниз с пятисантиметровой высоты. Я все смотрела на ручек и мечтала, что однажды пойду за ним вслед и посмотрю - куда это он так торопится.
Вечерами, устав от бесконечной прогулки, я запирала двери тяжелым брусом, растапливала печь, и зажигала керосинку. Готовила ужин. Потом устраивалась поудобнее на своем лежаке и бездумно смотрела в потолок. Книги, краски, нитки и спицы все так же сиротливо лежали на своих местах. Я ничего не хотела. Слушала, как шуршат по крыше лапы кедра, угадывала в тишине шелест осыпающихся листьев. И думала о том, что, кажется, растворяюсь во Вселенной. Становлюсь ее частью. И ничто человеческое уже не волнует меня....
Я не плакала и не молилась. Сон приходил сам. И я спала, будто проваливаясь в радужную круговерть. Снилось ли мне что-то? Не помню. А утреннее солнце ласково будило меня тонким лучиком. Я вставала. И день начинался заново.
Постепенно холодало. Ночами земля покрывалась инеем, травы позва-нивали на ветру застывшими росинками, деревья будто сбивались в тесные стайки, жались друг к другу в ожидании снега. Утренники сменялись мороз-цем. А потом и снег пришел. Сыпался то мокрой крупкой, то громадными пушистыми хлопьями. Ручеек, бегущий от родничка, покрылся прозрачным льдом. Тайга засыпала. Я все реже выбиралась в лес. Чаще лежала на своем лежаке. И если б не необходимость топить печь - так бы и окаменела, как старый дракон. Но.... Жить захочешь - и с лежака сползешь. Вот и я - сползала. Заполнила дровами сени. Заполнила водой все подходящие емкости. И целыми днями шелушила кедровые шишки, мечтая, как буду зимой грызть орешки.
А вскоре у меня появилась квартирантка. Нет, сначала в уголке появилась дырочка. И оттуда по ночам выбиралась шустрая серая семейка. Шуршала в помойном ведре, погрызла часть пакетов. Крупы пришлось подвесить к потолку. Но однажды, возвратясь с вечернего обхода, я увидела на столе не до конца перелинявшую ласку. Как она попала в дом? Не знаю. Но, пообедав серыми захватчиками, она осталась со мной. Благосклонно принимала кусочки мяса, часто подолгу сидела у моей ноги, глядя вместе со мной в догорающие угли. А потом и спать приспособилась на соседней подушке. Так прошел ноябрь. Декабрь отметился бурными снегопадами. В короткий промежуток времени моя избушка превратилась в сугроб. Я только очищала от снега окна и двери. Да еще протаптывала ежедневно дорожку к родничку.
Я не знаю - что и как сложилось бы в моей жизни. Может быть, я бы запросилась обратно, не выдержав испытания одиночеством. Может быть, свалилась с какой-нибудь хворобой, и мои друзья уволокли меня в реальный мир. Они ведь почти ежедневно выходили на связь, пытаясь определить мое душевное состояние. И даже прилетали пару - тройку раз в гости. Привозили свежие продукты, мясо, овощи.... Но улетали обратно, успокоенные моим свежим видом. А как ему не быть свежим, если я целыми днями шлялась по лесу?!
Но тут пришло Новогодье. Я люблю этот праздник, хотя последние лет пятнадцать встречаю его в одиночестве. Украшаю жилище если не елочкой, то хотя бы сосновыми ветками. Развешиваю по потолку и стенам гирлянды и снежинки. Накрываю праздничный стол. И выпиваю бокал шампанского. И долго сижу у топящейся печки, силясь высмотреть в пламени грядущие события своей жизни.
Итак, наступил тридцать первый день декабря.... Мы вместе с лаской хлопотали вокруг праздничного стола. Вернее -я готовила праздничные салаты и накрывала стол, выносила на холод шампанское, убирала избушку, украшая стены и окна резными бумажными снежинками - с гордостью могу сказать, что мало мне встречалось равных в нелегком деле вырезывания снежинок из папиросной бумаги. Развешивала по углам цветные бумажные цепочки - еще одно умение из детства. А ласка каталась на моем плече, крепко цепляясь остренькими коготками за ткань футболки. Печь я натопила на совесть - не люблю холод. А уж в Новогоднюю ночь и вовсе желала насладиться теплом.
