Новоселье случилось еще на заре неудавшейся карьеры конструктора Кузиной, буквально в первые дни ее прихода на предприятие. Тогда она, вообще, не могла понять, о ком рассказывает пожилая седовласая дама, проведшая ночь с бигуди на голове. Маруське показалось, что дама стянула бигуди, а расчесаться забыла. Во время ее красноречивого доклада скрутки на волосах потрясывались в такт. Уже после поняла, что дама всегда приходит с такими буклями на голове, покрывая голову косынкой или шапкой, в зависимости от времени года, а в стенах любимого предприятия аккуратно расчесывает волосы и активно сбрызгивает их лаком. Никакой косметикой Тараканова не пользовалась, лишь водила помадой по губам. С годами оттенки помады становились приглушеннее, а лицо бледнее и бледнее. Только во время нападок на коллег, княжна розовела. И скидывала несколько лет со своего уважаемого возраста. Мария считала, что она нарочно цепляется ко всем - заряжает свою батарейку, обещавшую в скором времени окончательно "умереть" без возможной замены.

Доцеплялась, - мысленно вынесла вердикт Кузина. Отлепилась от двери завхозовой каморки, налила из кулера воды в чашку и вернулась на свое место, про себя напевая одну из песен мюзикла "Чикаго": он сам нарвался, он сам нарвался, и в этом нашей нет вины. Да будь вы сами на нашем месте, вы поступили бы так, как мы.

Голова начинающего сыщика работала четко. Все легче легкого, Тараканову убил кто-то из нас. Княжна поймала коллегу на крючок - узнала что-то... очень нехорошее, компрометирующее приличного на вид человека, и начала его завуалировано шантажировать. Он устал от ее намеков-недомолвок и отправил к заждавшимся на том свете родственникам.

Маруся сверлила взглядом кульман, за которым работала княжна, и цедила теплую воду из чашки. Во второй раз пропела про себя слова песни из "Чикаго" и закончила вслух, четко выговаривая фразу:

- Я сняла со стены дробовик и прострелила ему башку.

Естественно, никто из присутствующих не подумал, что это продолжение слов песни, пропетой про себя. Они приняли всё, как признание, и уважительно-сочувствующее уставились на "убийцу". Только Денис Бледнов удивленно протянул:

- Так нашу бабушку застрелили?

- Понятия не имею, - передернула плечами Мария Витальевна. До нее, наконец, дошло, что она опростоволосилась, а коллеги сделали поспешные выводы. - Товарищи дорогие, вы в своем уме?!

- А ты? В своем? - насмешливо спросила Евдокия Кабачкова. Маруся приятельствовала с ней на работе, вне работы они не пересекались. С разницей в несколько дней девушки устроились на предприятие, и это обстоятельство их сразу сблизило.

- Вчера пересматривала мюзикл "Чикаго", и теперь песни из этого мюзикла крутятся в голове, - нашлась Кузина и, отступив от ненужной темы, высказалась, - может, уберем отсюда кульман, чтобы глаза не мозолил.

- Я не против, - поддержала ее Кабачкова. Другие тоже были не против, но переложила действия по разбору чертежной доски и ее увозу за пределы конструкторского бюро на плечи завхоза Панченко.

- Кстати, - вспомнила сыщица, - кто-нибудь знает, куда подевался Владимир Иванович?

- Я отвела его в медпункт, - напомнила Нелли Павловна Волнова, сердобольная женщина предпенсионного возраста. Она мечтала поскорее уйти на пенсию, чтобы всю себя посвятить любимым внукам, которых у нее было трое или четверо, все давно сбились со счета. Шеф не загружал работой конструктора первой категории, большую часть рабочего времени она вязала носки своим внукам и давала дельные советы начинающим и не особо сообразительным сотрудникам. В свое время она "хватала звезды с неба", но вмешались обстоятельства, пришлось расставить прерогативы. Преданность профессии ушла на задворки. Перемены начались с беременности дочери, еще совсем молоденькой девятнадцатилетней девушки. Она едва не лишилась первенца. Беременность протекала тяжело, мать опекала ее, не давала ступить и шага без нее. Будущая бабушка поняла свое главное призвание, но бросить прибыльную работу не могла. Следующая беременность дочери, а потом и невестки, проходили гладко, но мать и свекровь в одном лице это не успокоило. Бабушка получилась из нее просто сумасшедшая.

Волнова была вторым по списку, после Панченко, человеком в дружном коллективе конструкторского бюро к кому не цеплялась погибшая Тараканова. Поговаривали, что в далеком прошлом между ними случился жесткий конфликт. Подробностей никто не знал. В ту пору Нелли была молоденькой инженершей, а Инга Генриховна зрелой женщиной со стажем и уже с "вредными" привычками. Подробностей никто не знал, но все догадывались, что Нелли вышла победителем в схватке. Инга Генриховна Тараканова начала сторониться своей более молодой коллеги, делала вид, что ее не существует.

Не так давно Тараканова прервала обет молчания, и бросила реплику - дескать, некоторым всё позволено, раз им гендиректор покровительствует.

Народ покопался и выкопал следующее: гендиректор Новляндский в студенческие годы учился у одной группе с супругами Волновыми. Их особых отношений никто не замечал, Нелли Павловна держала дистанцию. Чего не скажешь о навязчивой Инге Генриховне, которая не ограничивалась одним приветствием, постоянно задевала занятого директора, при этом величественно поглядывала на бегущих мимо сотрудников предприятия. В своем тесном конструкторском кругу не упускала момента, чтобы не рассказать о крепкой дружбе с большим начальником. И в очередной раз поделиться воспоминаниями о посещении директорской дачи. Одно и то же по сто двадцать пятому разу. И подчеркивала, что четы Волновых на торжестве не было...

- Пожалуй, я схожу в медпункт, - сообщила громким голосом Кузина. - Проверю, как там наш Владимир Иванович.

Маруся выскользнула из конструкторского бюро, в очередной раз подергала ручку завхозовой двери, в очередной раз принюхалась, приложив нос к замочной скважине. Смесь трех запахов снова заставила ее забеспокоиться...

В медпункте было тихо. Здесь царили привычные медицинские запахи. Дверь в кабинет была распахнута, за столом сидела медсестра Тамара и что-то писала в тетради большого формата. Доктора Звенигородской видно не было.

- Чего тебе? - недружелюбно спросила Тамара, исподлобья взглянув на подкравшуюся Кузину. Маруська часто обращалась к медсестре за помощью - та делала ей инъекции, прописанные гинекологом. Не за спасибо, конечно. Поэтому Тамара благосклонно относилась к появлению пациентки. Но не сегодня.

- Что-то случилось? - спросила Кузина, зашмыгивая в кабинет и устраиваясь на стуле у стола медсестры.

- Нагоняй получила от доктора.

- По делу?

- Если бы. - Тамара понизила голос, - она как с мужем поцапается, так на мне зло срывает.

- А Звенигородская разве замужем?

- Как сказать. У них гостевой брак. Редко встречаются, но метко. Об их общении я узнаю первая... Так чего ты хотела?

- Пришла Панченко сопроводить до места работы.

- Проснулась, он ушел давно. Я ему укольчик сделала, он полежал на кушеточке, сказал, полегчало, и отчалил. Не забыл меня по мягкому месту стукнуть, все как обычно. Значит, оклемался. Ищи его в своих пенатах.

- Кто стукнул по мягкому месту? - не поняла Кузина. - Наш старичок Панченко тебя по мягкому месту?

- Ха, старичок! Все бы были такими старичками. Будто ты не знаешь, что он ходок. Сейчас не то, что раньше, чуть остепенился, но своего не упустит, если женщина того стоит.

- Быть такого не может! Он хороший дядька, порядочный.

- Если он тебя стороной обходит это ни о чем не говорит.

- Пойду, поищу его.

- Пойди, пойди. Настойчивее постучи в его кабинет, может дверь и откроется. Если он... с делами уже управился.

- Тамара, не сплетничай!

- Не сплетничаю я, - обиделась медсестра. - Иди уже, у меня дел по горло.

Болтушка-простушка, - подумала о Томе Маруся. Как бы не злилась, ее словам поверила, потому что Тамара никогда не обсуждала своих пациентов, и не пациентов тоже не обсуждала. - Вот тебе и тихоня Панченко, старичок-лесовичок... А Томкина болтливость мне на руку. Значит, есть в жизни нашего завхоза темные пятна, о которых не всем известно. В число осведомленных личностей входит Тараканова, которая всегда сует нос не в свое дело. Она что-то прознала о темной стороне жизни Панченко и пригрозила поделиться информацией с заинтересованным лицом. Нет, не с женой завхоза - раз он такой любвеобильный, жена о его походах налево осведомлена, не пыхтела в молодости, сейчас и подавно не пыхтит, рукой махнула. Остается муж любовницы. У них гостевой брак. Но брак. Все мужчины собственники, не любят когда берут их собственность без спроса. Могут и шею свернуть. Был Панченко, и весь вышел. И мне кажется, я нашла убийцу Инги Генриховны Таракановой.