Когда охотники подошли к спуску, собаки уже радостно плескались в воде, истово и самозабвенно отдыхая от двухдневной погони. Ловушки, установленные у ручья, приводились в действие вручную и, разумеется, не были использованы на уставших обезвоженных животных. Одна из них сработала в тот момент, когда к воде спустился первый охотник - опытный лучник и хозяин одной из собак, вызвавшийся помочь Борбасу и Фоку отыскать 'вампира'. Широко растянутая петля, спрятанная в высокой траве, неожиданно стянулась вокруг его ног, а прижатая к самой земле берёза вдруг выпрямилась, поднимая крестьянина в воздух. Охотником он был опытным и матёрым и потому в последнее мгновение всё-таки успел выхватить лук, висевший у него за спиной. Но верёвка подняла его за ноги вверх головой и потому все стрелы тотчас выпали из колчана, который крепился несколькими ремнями к бедру.
Борбас и второй охотник, вызвавшийся помочь дворфу, тотчас попытались выхватить оружие. Но ни один из них не успел - сеть, висевшая на ветвях той самой берёзы, ствол которой, так естественно, как показалось охотникам, мгновение ранее лежал на траве, полетела вниз. Для ускоренного падения по её краям крепились тяжёлые камни, а петля, соединявшая их, стала затягиваться сразу же, как только камни коснулись земли. Всё это проделывалось вручную, спрятавшимися в считанных метрах от водопоя злоумышленниками. Борбас и второй охотник тотчас оказались накрепко прижаты друг к другу тугими верёвками сети. Вместе с ними в ловушке оказался и Хок, в первое же мгновение бросившийся спасать крестьянина попавшего в петлю. Если бы он просто остановился или не переходил на бег, то дворфу и второму охотнику не было бы так тесно в сети, так как они оказались бы в ней лишь вдвоём и быть может в таком случае они смогли бы достать оружие и вовремя разрубить верёвки.
Но вышло так, что на свободе остался лишь один Фок. Сообразив, наконец, что они попали в засаду, крестьян выставил перед собой заострённый осиновый кол - единственное своё оружие ближнего боя, если не считать старого и порядком уже затупившегося ножа, спрятанного в сапоге. Лук Фок предпочёл не вытаскивать, понимая, что в густых зарослях он в лучшем случае успеет сделать только один выстрел. Оказавшись в сети, в первые мгновения Борбас сфокусировал взгляд на Фоке, искренне считая, что он их последняя надежда на спасение. В глазах крестьянина он явственно различил страх, смятение, но и вместе с ними некую решимость, готовность к действиям. Это понравилось дворфу и он понял, что Фок может выиграть для них несколько драгоценных секунд. Учитывая сноровку и силу Борбаса этого могло быть достаточно.
Нападавшие не заставили себя долго ждать - уже через несколько мгновений после того, как сеть надёжно стянула собой троих крестьян, из-за кустов выбежали вооружённые люди - по два человека с двух сторон. Самый здоровый из них размахивал двуручной железной булавой с острыми шипами - оружием, способным устрашать лишь одним своим видом. Другой, чуть поменьше в размерах, но двигавшийся гораздо быстрей и уверенней, в правой руке сжимал среднего размера кистень, а левой закрывал себя круглым деревянным щитом. Таким же щитом был экипирован третий нападавший, в правой руке которого чернела рукоятка боевого топора. Четвёртый стоял чуть поодаль, выцеливая Фока заряженным арбалетом. Все, кроме арбалетчика были облачены в затвердевшие кожаные доспехи, а их головы защищали шлемы, укреплённые тремя стальными пластинами, две из которых пересекались на макушке, а третья защищала основание.
Борбасу не понравилась их экипировка. Это были опытные матёрые разбойники, а то и воины, явно промышлявшие какими-то нехорошими, но прибыльными делами. Фоку не справиться ни с одним из них, а уж с четырьмя сразу и подавно. Дворфа удивил тот факт, что арбалетчик, державший Фока на прицеле, не спешил стрелять в него, хотя промахнуться с такого расстояния было почти невозможно. Выходит, крестьяне нужны им живыми. Ужасная и почти невозможная догадка вдруг посетила Борбаса. Это были работорговцы. Им нужны были живые люди, которым в будущем предстояло стать рабами где-нибудь на востоке или на южных островах.
Насколько было известно дворфу, 'цивилизованные' рабы из западных королевств, ценились очень высоко, во всяком случае, в восточных странах, где в детстве удалось побывать Борбасу. В Кармеоле, Бортноре и в большинстве других государств полуострова торговцев людьми приговаривали к смертной казни и, как правило, вешали на всеобщее обозрение неподалёку от больших городов. Правда, как думалось дворфу, их уже давно истребили - во всяком случае, деревья, на которых они раньше иногда болтались, уже много лет украшали лишь собственные листья. И о проблемах рабства жители королевств сегодня вспоминали лишь, слушая рассказы путешественников, осмелившихся побывать в восточных городах или изучая летописи эреонорской эпохи.
Так или иначе, но для Борбаса, родившегося далеко в глубине материка и повидавшего тысячи рабов и их хозяев, эта тема не была какой-то экзотикой, как для любого другого кармеолца. Дворф знал, что это такое и предпочёл бы погибнуть в бою, чем стать имуществом какого-нибудь аристократа или торговца.
Тем временем, разбойник, вооружённый кистенём уверенной кошачьей походкой приблизился к Фоку, следом за ним шёл тот, что был с топором. Арбалетчик продолжал держать крестьянина на прицеле, но сохранял дистанцию. А вот первый разбойник, тот, что был самым здоровым, ринулся к охотникам, застрявшим в сети. Понимая, что нельзя больше терять ни секунды, Борбас изо всех сил напрягся, пытаясь освободить или хотя бы просунуть в одну из ячеек руки. Хок жалобно завыл, второй охотник, прижатый к дворфу, тоже напрягся, а первый продолжал беспомощно болтаться в полтора человеческих роста над землёй. Лук без стрел оказался в его руках бесполезной палкой.
- Это работорговцы! Беги Фок, расскажи о том, что увидел! - взвыл Борбас от собственного бессилия. Дворф понимал, что убегая, крестьянин задержит разбойников лучше, чем, если вступит с ними в неравный бой. Однако к удивлению дворфа Фок и не думал убегать. Он никогда не бросал в опасности своего несмышленого братца и на этот раз не собирался делать исключение.
- Во славу Темпуса! Сразимся же! - неожиданно громко закричал Фок и бросился на разбойника. Этот крик заставил дворфа причмокнуть от удивления и на мгновение забыть о своём нелёгком положении. Бога войны в королевствах почти не чтили, оставляя эту сомнительную привилегию варварам Ярнборийских гор. В Эльмарионском пантеоне, статуя Темпуса, как и положено, стояла наравне с монументами других богов, однако сложно было увидеть, что бы ей кто-то поклонялся. Жрецы Темпуса проповедовали войну ради самой войны без всякого смысла и цели. Война рассматривались ими, как способ существования, как некая другая версия жизни, не предусматривающая созидания - только силу, смерть и разрушение. И такая версия жизни не нравилась жителям королевств. Они предпочитали строить, творить и развиваться, прибегая к войне лишь в случае необходимости. Борбас целиком разделял эти взгляды и жизнь, проповедуемая жрецами Темпуса, ему тоже не нравилась. Справедливости ради надо сказать, что Темпус не был злым богом, как, разумеется, и не был добрым - его интересы начинались и заканчивались там, где начинались и заканчивались сражения. Богу войны было глубоко наплевать на то, какие цели преследуют те, кто эти сражения затевает. Ему могли поклоняться в равной степени люди, защищавшие свой дом от вероломных захватчиков и существа на этот дом нападавшие. Темпуса интересовал лишь звон мечей.
Крик Фока удивил не только дворфа. Приближавшийся к ним здоровяк с булавой на пару мгновений остановился и с интересом посмотрел на крестьянина, призвавшего себе на помощь древнего и могучего бога войны. Этих мгновений хватило Борбасу для того, чтобы нечеловеческим усилием всего тела и воли освободить одну руку, просунув её в ячейку сети. По счастью он был дворфом, а не человеком. Этой рукой Борбас в одно мгновение освободил руку застрявшего с ним в сети охотника, просунув её в ту же самую ячейку. Рука человека была тоньше и пролезала дальше, чем рука дворфа, а потому Борбас не думая позволил ему занять захваченную ячейку сети.
