Тёмнокожий мужчина сорвал несколько таких веток и связал их между собой, соорудив некое подобие пояса. Этот пояс он вскоре затянул на своём животе. Сделав это, мужчина одобрительно хмыкнул и принялся срывать ещё несколько веток с куста.
Всё это время он что-то мычал себе под нос, издавал какие-то нечленораздельные звуки, а иногда и кричал. Ему явно нравился собственный голос. И в какой-то момент этот голос вдруг стал спокойнее, а издаваемые им звуки превратились в нечто гораздо более связное. Существо заговорило. Сначала медленно и неуверенно, затем всё быстрее и твёрже. Всякий сторонний наблюдатель, если бы в этот момент он был бы рядом, понял бы, что к существу окончательно вернулся разум. Собственно, основным отличием между разумными и неразумными видами, по мнению жителей поверхности, является умение превращать свои мысли в слова - то есть разговаривать. Впрочем, вряд ли кто-либо из наземных народов смог бы понять - о чём говорит этот темнокожий мужчина, ибо язык на котором он пытался объясниться сам с собой был неведом им, как он не ведом и нашим слушателям. Существа же, способные понять его, никогда по достоинству не оценят эту историю и убьют рассказчика прежде, чем он произнесёт первое слово.
Новые ветки, заимствованные у леса незваным гостем, вскоре были прикреплены к закреплённому на животе поясу таким образом, что пах и зад тёмнокожего мужчины оказались закрыты несколькими слоями листьев. Завершив работу над импровизированной набедренной повязкой, он впервые улыбнулся, удовлетворённый завершённым делом. Последним ловким движением обеих рук тёмнокожий мужчина подтянул пояс повыше, и потуже затянул его, надёжно закрепив над самым пупком. Проделывая эту незамысловатую операцию, он неожиданно остановил взгляд на собственном запястье. Его вдруг смутило, что на фоне его тёмной обсидиановой кожи явно выделяется и другой цвет, причём очень контрастный. Этот был ярко-красный цвет. На запястье правой руки тёмнокожего мужчины был нанесён рисунок - житель поверхности без колебаний узнал бы в нём изображение молодой рождающейся луны. Причём небесное светило было не одиноко на чёрной коже - сквозь пустую сердцевину полумесяца проходило лезвие прямого сверкающего меча. А прямо над ним чуть выше и ближе к сгибу руки красовались четыре руны. Вероятней всего эту изящную и примечательную татуировку темнокожий мужчина заметил гораздо раньше, ещё когда в первый раз осматривал себя. Однако тогда он не придал ей значения, не в силах отличить осмысленный рисунок от грязи, травы и листьев, обильно прилипших к его мокрому телу. Сейчас же мужчина, омытый холодным дождём, со всей ясностью всматривался в это изображение, одновременно любуясь им, как любуются красивой картиной и пытаясь понять его смысл. И если рисунок луны, вероятно, никогда не виденной им ранее, ещё и вызывал вопросы, то в мече он с лёгкостью узнал смертоносное оружие, которое разумные существа используют для убийства себе подобных. Четыре красных руны, расположенных рядом с рисунком тоже были хорошо знакомы темнокожему мужчине. И хотя значения написанного ими слова он совсем не понимал, он легко смог прочитать его.
'Да - Бра - Го - Нэс'.
Глава II Дела семейные
День близился к закату, когда на горизонте показался всадник. Маленькая, чуть заметная точка, появившаяся на самом стыке извилистого серпантина дороги и вечернего неба, по мере приближения приобретала очертания человека на загнанном жеребце. Взмыленный рыжеватый конь благородных пород неторопливым шагом приближал своего хозяина к цели.
Вскоре стало возможным разглядеть и самого путника. Это был молодой человек, лет двадцати - двадцати двух. На взгляд опытного наблюдателя он был слишком худым для того, чтобы определить в нём благородного рыцаря, но и вместе с тем слишком жилист для мирного простолюдина. Другими словами - он был среднего телосложения. Длинные волосы угольного цвета опускались до самых плеч, закрывая лицо юноши, когда тот, задумавшись или задремавши, Природа наделила молодого человека большим и гладким лбом, на котором ещё не появилось ни одной морщины, прямым носом c длинной переносицей, которую еще ни разу не ломали, широкими скулами, придающими некоторое благородство внешности своего хозяина и, наконец, объемными густыми бровями, верно ставшими на защиту добрых, хрупких, беззащитных, доверчивых и, пожалуй, слишком наивных, даже для столь юного возраста, глаз. Впрочем, ни по виду юноши, ни по разговору с ним нельзя было сказать, что он необразован или глуп от природы. Скорее наоборот - интеллект и мысль странным образом сочетались в нем с наивностью и великодушием, что создавало некую таинственность образу юноши и, вероятно, привлекало к нему людей. Это внимательный наблюдатель при большом желании мог прочитать и в его взгляде.
Одежда всадника была неброской. Легкий кожаный доспех с пластинчатыми наручами и мягкими удобными перчатками плотно обтягивал тело юноши. Он фиксировался и подгонялся специальными ремнями, благодаря чему не доставлял лишних неудобств в путешествии, как пешком, так и верхом на лошади. Доспех обладал несколькими карманами - для стальных пластин или для всякого барахла и, надо сказать, был изрядно поношен, грязен и местами порван. На ногах никакой защиты у юноши не было, если не считать толстых сапог, сделанных из кожи и меха. Широкие серые штаны, настолько запыленные, что сложно было определить материал, из которого они были сшиты, дополняли картину. На поясе у молодого человека висел кинжал, а к луке его седла был пристегнут длинный рыцарский меч.
Когда всадник, наконец, подъехал к усадьбе, контрастно возвышающейся на фоне окружающей дикой местности, подобно некоему маяку цивилизации, его уже поджидали двое слуг. Они горячо поприветствовали юношу и тут же открыли ворота, чтобы пропустить его внутрь. Один из слуг - приветливый пожилой мужчина приятной наружности, сняв поклажу с коня, передал её второму - молодому смуглому черноволосому парню. Тот тут же взвалил мешки с вещами всадника на плечи и понес их в дом. Когда молодой слуга удалился, старик заговорил с юношей:
- Этерас! Вы обещали, что уедите всего на одну-две недели, а пропали на два месяца! Ваши благородные родители не могут найти себе места, они не спят и почти не едят. Мы уже собирались отправить людей на ваши поиски. Идите же быстрее, успокойте их вестью о своём благополучном возвращении.
Старик говорил вежливо, однако в его голосе слышались и явные нравоучительные нотки. Зная, что его собеседник человек далеко не самый безнравственный, он всегда пытался призывать его к совести, что чаще всего, учитывая опыт и житейскую мудрость, у старика получалось. Однако в этот раз молодой человек лишь расплылся в широкой улыбке и, положив руку на плечо слуги, ответил:
- Мой дорогой Аристар! Я тебе искренне благодарен за твоё беспокойство о здоровье моих родителей! Но не стоит преувеличивать - я задерживался и раньше, ведь никто не знает, что может случиться с ним в дороге. Кроме того, я не оговаривал конкретных сроков моего путешествия, а только предположил, что оно может занять одну или две недели, но, как видишь, немного ошибся. Пришлось побывать в незапланированных местах, но поверь мне, оно того стоило. Если бы ты знал, что я нашел, Аристар! Мне бы сейчас мог позавидовать сам знаменитый Эрокко Бейли, который двести лет назад наткнулся на гробницу последнего Эреонорского короля!
Голос у юноши был твердым, уверенным и слегка низковатым. Было в нем что-то и от познавшего всякое циничного мужчины и от наивного глупого юноши. Хотя последнее все же больше читалось в его глазах, чем в произношении.
