Кроме книжного шкафа и стола в кабинете небольшой чертежный «кульман», этажерка для рукописей, диван и два кресла. На стене карты Европы и обоих полушарий нашей планеты. В верхней перекладине двери два крюка с кольцами, на которых Дмитрий Михайлович по утрам регулярно делал гимнастические упражнения.

Дмитрий Михайлович был необычайно трудоспособным человеком и, несмотря на огромную занятость, находил время для семьи, с любовью занимался воспитанием детей.

Елена Дмитриевна вспоминает:

«…По квартире разносились звуки музыки, топот и смех детей. Мы, дети, очень любили папу и всем своим существом тянулись к нему. Излюбленным местом для нас являлся его письменный стол. В любое время можно было с шумом ворваться в кабинет, чтобы поделиться своими горестями и радостями. Папа снимал очки, закрывал на мгновение рукой глаза, как бы переходя из одного состояния в другое, и с ласковой улыбкой включался в нашу ребячью жизнь.

Часто в эти моменты на его столе появлялись стенные газеты, плакаты, рисунки, книги и тетради. Папа давал советы, что-то подрисовывал, подкрашивал, поправлял, пояснял ход задач. И всегда охотно, как бы сильно он ни был занят.

Нередко можно было видеть моих младших сестренку и братишку, тогда еще совсем маленьких, пристроившихся на конце его письменного стола и занятых рисованием, раскрашиванием или еще каким-нибудь делом. Если они, увлекшись, „распространялись“ дальше по столу, папа безропотно отодвигал свои бумаги и продолжал углубленно, работать. А когда, не найдя общей точки зрения по какому-нибудь „принципиальному“ вопросу, брат с сестрой начинали громко спорить или силой доказывать свою правоту, папа взывал к маминой помощи. Сам же никогда не говорил им, что они ему мешают.

Когда мы жили в лагере академии, папа не забывал принести нам с полевых занятий или какой-нибудь редкий цветок или камышинку, а то даже полевого мышонка или ежа. И все это делалось с единственным желанием порадовать нас.

Папа любил животных, и они отвечали ему тем же. Собаки имели обыкновение спать у его ног, а кот — на письменном столе, под лампой. Когда же нам, детям, удавалось притащить домой клетку с птицами или аквариум с рыбками, то папа немедленно предоставлял живым существам свободу. Птицы, весело чирикая, начинали летать по всей квартире, а рыбки, помахивая хвостиками, плавали в ванне, нарушая все мамины планы.

Помнится, как в один мартовский день папа, к великому ужасу и удивлению мамы, принес огромную ветку тополя и, поставив ее у окна, удовлетворенно заметил:

— Ну вот, теперь птицы будут чувствовать себя совсем хорошо, как в лесу.

…Папа был большим оптимистом, веселым, жизнерадостным человеком, любящим и понимающим шутку и умеющим остро, но беззлобно посмеяться над кем-нибудь из своих друзей или знакомых. До сих пор мы с подругой вспоминаем, как однажды, когда мы готовились к экзамену, папа, увидев наши грустные физиономии, спросил:

— Что это у вас, девочки, вид, будто вы лягушку проглотили?

И в искусстве он любил легкое, веселое. В последние годы ему мало приходилось читать художественную литературу, но его всегда радовал хороший юмористический рассказ или фельетон в газете. Никогда я не забуду его неудержимый смех, когда он начинал читать рассказ Зощенко, который начинался так:

„У купца Еремеева сперли енотовую шубу…“.

Папа был страстным почитателем таланта Рины Зеленой. Как бы ни был занят, узнав, что у микрофона эта актриса, он откладывал все в сторону, подходил к радиоприемнику, а потом, смеясь до слез, сам пытался имитировать то, что услышал.

Папа отлично стрелял и очень гордился этим. У него долго хранилась газета „Фрунзевец“, в которой была помещена его фотография с надписью: „Наш военкор Д. М. Карбышев выбивает 66“.

Долго уговаривал он меня заняться стрельбой. Наконец настал день, когда мы поехали в тир ЦДКА на занятия стрелковой секции. Придирчиво следил он за моими первыми неуверенными движениями, подробно и терпеливо разъяснял мои ошибки. Уж очень хотелось ему, чтобы я научилась хорошо стрелять. И когда мои пули не стали выходить из черного круга, он был очень доволен.

…Нередко я, в то время школьница, просила папу провести беседу на пионерском сборе, написать передовую статью для стенной газеты, сводить нас на экскурсию в Музей Красной Армии и о многом, многом другом. И не было случая, чтобы он отказался.

…Как радовался папа, когда я вступила в комсомол! День получения комсомольского билета был отмечен у нас как большой праздник».

В этой справедливой характеристике упущено лишь одно — неистребимая жажда Дмитрия Михайловича как можно больше знать, жажда всегда не только учить, но и самому учиться. Об этом напомнила его дочь, Елена Дмитриевна:

«Папа хорошо знал французский и немецкий языки и пользовался ими при чтении технической литературы. Когда ему было около 60 лет, он начал изучать английский язык и относился к этому необычайно серьезно. Мне кажется, что преподавателям редко попадаются такие прилежные ученики».

Дмитрий Михайлович мечтал о том, чтобы его дети получили военное или инженерное образование, посвятили себя защите Родины. Под его влиянием старшая дочь после окончания средней школы поступила в Военно-инженерную академию имени В. В. Куйбышева — туда, где сам Карбышев учился в свое время.

Елена Дмитриевна в 1945 году успешно окончила Высшее инженерно-техническое училище Военно-Морского Флота в Ленинграде, куда был переведен морской факультет, на котором она училась. Ныне она инженер-подполковник в отставке, воспитала двух сыновей. Вторая дочь генерала Карбышева, Татьяна Дмитриевна, окончила Институт внешней торговли и работает экономистом. А сын Дмитрия Михайловича, Алексей Дмитриевич, окончив тот же институт внешней торговли, посвятил себя педагогической деятельности. Он кандидат экономических наук, заведует кафедрой в Московском финансовом институте.

В этой короткой главе пока не сказано о Лидии Васильевне, хотя о ней можно и нужно было бы написать большую книгу — повесть о любящей, преданной женщине-спутнице, подруге воина, испытавшей и то, что выпадало солдату на поле сражений.

Она стала женой Дмитрия Михайловича в январе 1916 года. Когда Карбышева перевели в действующую 8-ю армию Юго-Западного фронта, Лидия Васильевна, медицинская сестра 6-й военно-рабочей дружины, поехала за мужем на передовые позиции. За оказание раненым солдатам первой медицинской помощи под огнем противника во время Луцкого наступления в районе Стохода она была награждена медалью на георгиевской ленте.

Во все последующие годы Лидия Васильевна всюду следовала за мужем, делила с ним все тяготы и испытания походной жизни.

Нередко приходилось жить в землянках или полуразрушенных домах, вблизи от передовой, в зоне обстрела вражеской артиллерии.

Во время бесчисленных переездов Карбышевы брали с собой ящик с книгами Дмитрия Михайловича, чемодан с личными вещами, постельные принадлежности да кое-какую мелкую домашнюю утварь.

Заботливая жена и превосходная хозяйка, Лидия Васильевна и во фронтовых условиях умела создавать на любом необжитом месте домашний уют, окружала мужа заботой и вниманием.

В годы империалистической войны она ползала по-пластунски под огнем противника, спасала раненых, укрываясь вместе с ними в воронках от снарядов и бомб. Она хорошо знала запах земли, истерзанной, исполосованной огнем, пропитанной человеческой кровью.

И она же испытала величайшее горе, по сравнению с которым нет и не может быть ничего горше для любящей женщины.

Только спустя три года после начала Великой Отечественной войны на ее имя пришло письмо. Вскрыв конверт, она вздрогнула. Из конверта выпал небольшой листок бумаги, на котором рукой ее мужа был написан их московский адрес. Его прислал известный читателям П. М. Лычковский, встречавшийся с Дмитрием Михайловичем в июле 1941 года в тылу врага. Но о том, что случилось с генералом после их встречи, он не знал… Ходили самые разные слухи, говорили, что Дмитрий Михайлович погиб.