— Кто хочет свободы и сытой жизни, тот должен побыстрее записаться в РОА! Смотри, не опоздай! А опоздаешь — на себя пеняй!

Из Берлина в помощь вербовщикам прибывали кипы фашистских антисоветских газет: «Клич», «Новая доба», белоэмигрантское «Новое время».

Не помогли лазутчики, вербовщики, агенты, провокаторы, газетки. Военнопленные выдержали не только словесную и печатную Психическую атаку, но и пытки в гестапо, издевательства в подвале казино.

Особое «внимание» проявляли фашисты к Карбышеву. Не удалось склонить его к прямой измене — пусть хоть чем-то, хоть мелочью опорочить его в глазах остальных пленников.

Офицер Е. М. Синьковский присутствовал при таком эпизоде.

У генерала Карбышева внезапно исчезла фуражка. На другой день к нему пришел комендант лагеря и заявил, что ему стало известно об этой пропаже, и предложил генералу пройти с ним на склад и подобрать себе там фуражку.

— Неудобно ходить генералу без фуражки. Пойдемте, помогу вам в беде.

На складе не нашлось генеральской фуражки Красной Армии, на полках лежали различных размеров головные уборы немецко-фашистских войск.

Тогда комендант предложил:

— Господин генерал! Сами видите, на складе, к сожалению, сейчас нет того, что вам нужно. Но генерал всегда остается генералом! Поэтому я готов вам помочь. Предоставляю вам право на свой вкус выбрать любую нашу генеральскую фуражку, нашего вермахта. Да, да, я разрешаю. И носите ее, как говорят русские, на здоровье!

Взгляд Карбышева быстро скользнул по стеллажам. В одном углу он заметил сваленные в кучу советские армейские пилотки. На некоторых из них были даже пятиконечные звездочки. Дмитрий Михайлович подошел к этой куче, взял одну пилотку, расправил ее и, надев на голову, сказал по-немецки коменданту:

— Господин полковник, посмотрите сами: неправда ли, пилотка мне к лицу куда больше любой немецкой генеральской фуражки?

Поблагодарив за оказанную возможность возместить пропажу, Карбышев ушел со склада.

А вот что писал капитан А. К. Ужинский о встрече с Карбышевым в Хаммельбургском подполье:

«…В марте в Хаммельбург была доставлена из Замостья очередная партия военнопленных. В этой партии оказался и Д. М. Карбышев.

Мне довелось много слышать о нем еще в академии, изучать его труды и теперь очень захотелось увидеть его. Меня познакомили с ним. Дмитрий Михайлович припомнил, что перед началом войны встречался с другими слушателями на строительстве укреплений у западной границы. Прощаясь, я рассказал Карбышеву, что среди узников ходят слухи, будто фашисты хотят выведать у него состав нашего бетона, идущего на строительство дотов. Дмитрий Михайлович рассмеялся:

— Тайна нашего бетона в нас самих. Передайте, капитан, товарищам, чтобы они были стойки как бетон, и тогда никаких наших тайн враг не узнает.

С первых же дней пребывания в Хаммельбурге Д. М. Карбышев связался с руководителями подпольного движения сопротивления. Я почувствовал это по одному факту.

В то время готовился побег из лагеря большой группы военнопленных. Поскольку я работал в мастерской игрушек и возглавлял там подпольную группу, генерал Г. И. Тхор и майор Н. Ф. Панасенко поручили мне изготовить компасы для всех участников побега. Один компас, вмонтированный в футляр от часов, я преподнес генералу Тхору.

Но вот встречает меня Дмитрий Михайлович и говорит:

— Компасы-то вы делаете неплохие, а конспиратор из вас неважный. Для чего часовой футляр? Как спрячете его при обыске?

И тут же посоветовал делать сердцевину стрелки не из алюминия, а из меди, чтобы она была надежней. На другой день об этом же сказал мне и Г. И. Тхор. Стало ясно, что он советовался с Карбышевым»[11].

Старший лейтенант А. С. Санин вместе с другими военнопленными Хаммельбургского госпиталя отмечали 62-летие Дмитрия Михайловича:

«… Это был торжественный, хотя и очень скромный вечер. Готовились к нему около трех недель. От каждого обеда что-нибудь обязательно оставляли для праздничного стола. Выбор, правда, был скудный, картошка в мундире, иногда кусочек маргарина да немножко повидла в бумажке.

Наконец, 26 октября 1942 года поздно вечером, когда из госпиталя ушли все гитлеровцы, в палату санитаров вошел Дмитрий Михайлович — подтянутый, чисто выбритый и даже веселый. Мы усадили его на почетное место, и вечер начался. Горячо поздравив Дмитрия Михайловича с днем рождения, пожелали ему доброго здоровья, долгих лет жизни и счастья. Вместо вина в кружки налили холодный кофе. Потом начались воспоминания о мирной жизни, рассказы о планах, которые нарушила война, но к исполнению которых мы намеревались вернуться после разгрома фашизма.

Беседа затянулась далеко за полночь. Дмитрий Михайлович был весел, разговорчив, а когда уходил от нас, сердечно благодарил за скромные подарки и товарищеский ужин. Этот вечер каждый из нас запомнил на всю жизнь. Тогда мы еще ближе узнали Дмитрия Михайловича, еще раз убедились в том, какой он замечательный человек, простой и душевный, беспредельно любящий Родину, твердо уверенный в неизбежности победы над врагом»[12].

Герой Советского Союза, защитник Брестской крепости, майор П. М. Гаврилов вспоминает об одном характерном эпизоде:

«Осенью 1942 года в Хаммельбург для усиления вербовки советских военнопленных приехал власовский генерал в гитлеровской форме, с нарукавным знаком „РОА“. Накануне его приезда Карбышев, Тхор, Михайлов побеседовали с пленными.

Договорились: если вызовут кого-либо из строя, то всем взяться за руки и не выпускать вперед малодушного.

Так и поступили.

Генерал-предатель долго витийствовал перед строем, сулил „златые горы и реки, полные вина“. Напоследок скомандовал:

— Кто готов с оружием в руках бороться против большевиков — пять шагов вперед!

Никто не сделал ни шагу.

Генерал побагровел, повторил команду:

— Пять шагов вперед!

Опять никто ни шагу.

И тут генерал Тхор неожиданно и громко крикнул:

— Господин фашистский холуй! Желающих нет и не будет, убирайтесь вон!

В строю на левом фланге раздался свист, его поддержали в середине и на правом фланге. Вербовщик РОА ушел освистанный, как тенор, задавший, козла».

Дошла в Хаммельбург и радостная весть об окружении и разгроме армии фельдмаршала Паулюса под Сталинградом. Ее привез попавший в плен командир 17-й танковой бригады майор П. С. Махура.

17-я бригада входила в состав 26-го танкового корпуса 5-й танковой армии, которой командовал генерал Романенко, и принимала участие в прорыве фронта гитлеровских войск южнее Усть-Хоперской. Здесь она стала гвардейской. Махура командовал группой прорыва и, тяжело раненный, обожженный, контуженный, попал в руки гитлеровцев.

Карбышева отважный танкист знал с 1939 года по Москве. Это было после возвращения Махуры из Испании. Как и Тхор, он сражался в Интернациональной бригаде и, возвратившись в Москву, прочел в Академии моторизации и механизации[13] лекцию о форсировании реки Эбро республиканскими войсками в районе Флико-Аско. На лекции присутствовал Карбышев. Он работал тогда усиленно над своим трудом «Форсирование рек» и весьма заинтересовался этой операцией. Дмитрий Михайлович попросил Махуру подробно рассказать, какие меры применили республиканцы для обеспечения переправы.

Махура передал тогда генералу любопытные подробности об одной военной хитрости, которая удалась республиканским саперам. Они навели над Эбро для форсирования этой реки три моста — два постоянных под водой, а один ложный — над рекой. Фашисты бомбили видимую переправу, а о подводных понятия не имели.

В Хаммельбурге Петр Махура поделился с Карбышевым новостями с фронта.

А новости были ошеломительными. Армия Паулюса разгромлена. Поражение полное.

— Судный день фашистской Германии настал, — сказал Дмитрий Михайлович друзьям. — Слава советского оружия восторжествовала!