Все это были так называемые главные дисциплины. Но и другие предметы Карбышев знал не хуже. Он получил высшую оценку по тактике, топографии, физике, химии и по требуемым трем видам черчения — фортификационному, топографическому, архитектурному — по 12 баллов. По артиллерии и строительному искусству — 11, русскому языку — 11, французскому — 9, немецкому — 8. Средняя оценка по всем дисциплинам составила у штабс-капитана Карбышева 10,92 балла. Его зачислили в списки принятых в академию первым.

Учеба в академии была рассчитана на три года — младший и старший классы и дополнительный курс. Последний предназначался для подготовки офицеров корпуса военных инженеров.

Чтобы получить право быть оставленным на дополнительный курс, слушатель должен был при двенадцатибалльной системе оценки знаний иметь не менее десяти баллов в среднем и не менее восьми по каждому предмету.

«В младшем классе, — вспоминает В. М. Догадин, — изучались преимущественно теоретические дисциплины и было очень мало проектов. Лекции занимали ежедневно по четыре часа.

Классные комнаты находились на втором этаже Михайловского замка, со входом из спального зала.

Между классами — комната дежурного штабс-офицера, заведующего слушателями. Они называли его в шутку „классной дамой“.

Практические занятия по химии проходили на третьем этаже в специально оборудованной химической лаборатории.

Столы в классах стояли в три ряда. Дмитрий Карбышев занял место в первом ряду посредине класса.

Мы были разобщены и не знали друг друга: все приехали из разных частей, вместе встречались только на лекциях, а жили на разных квартирах частных домов.

Зато после весенних экзаменов, на практике по геодезии, проводившейся в районе Парголово — Белоостров, к северу от Петербурга, мы несколько сблизились — все офицеры жили во время съемок в деревне Юкки.

Жизнь у нас была напряженной и трудной. За один месяц каждому предстояло выполнить большой объем мензуальной, глазомерной, инженерной и геодезической съемок.

И вот здесь-то всех поразил Карбышев. Он обладал особым умением выполнять чертежи, артистически работал чертежным перышком.

В то время как мы, наводили на план горизонтали очень осторожно специальным кривым рейсфедером, вращающимся по оси, Дмитрий Михайлович обходился обыкновенным чертежным пером. В его руке оно оживало и безошибочно бегало по листу ватмана.

В ответ на наше единодушное восхищение он только заметил:

— Что ж тут удивительного? Ведь я около года зарабатывал себе на хлеб этим делом.

Но он нам тогда не сказал, почему это так случилось. А мы, конечно, не стали его расспрашивать.

В программе старшего класса академии также главенствовали теоретические предметы. Проектированием мы занимались только по строительному делу и по сводам.

И вот при составлении проекта свода Карбышев опять выделился из общей среды, показал удивительную работоспособность и склонность к детализации. Да еще вдумчивую обстоятельность при решении технической задачи.

Я навсегда запомнил тот день, когда мы принесли профессору показывать чертежи сводов. У каждого из нас проект занимал половину ватманского листа, не больше, а то и меньше.

Карбышев подготовил столько вариантов свода, что чертежи его едва поместились на двух ватманских листах. Если бы мы не готовили этот проект одновременно, я бы никогда не поверил тому, что можно одному человеку столько успеть за одну ночь.

Всех поразила такая работоспособность. А он в ответ на наше изумление тихонько посмеивался и бросал в наш адрес в равной мере острые и добродушные реплики.

Готовность Карбышева выполнять задания педагогов тщательно, обстоятельно и быстро была исключительной.

У меня сохранился „Список с баллами офицеров старшего класса Николаевской инженерной академии по результатам годичного экзамена за курс 1909–1910 учебного года“. Из него видно, что в старших классах приходилось изучать 32 предмета. При этом следует иметь в виду и жесткие требования: при сдаче экзаменов не допускались никакие переэкзаменовки. Офицер, не выдержавший какого-либо экзамена, независимо от того, в каком классе он состоял, должен был возвращаться в свою часть. А если он хотел продолжить учение в академии, то обязан был держать снова вступительный экзамен в младший класс. Не зря по этому поводу профессор (одновременно и академии и Технологического института) доктор чистой математики Б. М. Койялович пошучивал:

— У меня две категории учеников — приблизительно одного возраста, одинакового развития и одних знаний. Но в институте редкий студент с первого раза выдерживает испытание. А в академии мне редко и с большим трудом удается „срезать“ одного офицера.

Вот почему у слушателей было мало времени для развлечений и отдыха.

Весной 1910 года офицеры старшего класса выехали в крепость Ковно для участия в тактико-фортификационных занятиях под руководством генерала Ипатовича-Горанского.

Потом нас распределили по крепостям для практики. Карбышев, Борейко, Максимов и я остались в Ковно. К этому времени сумма баллов по главным предметам у Дмитрия Михайловича составляла 264,1, а средний балл — 11,68. По вспомогательным предметам соответственно — 118,4, при среднем — 10,7. Лучших оценок ни у кого не было.

В те времена существовали особые книжки со списками всех строевых офицеров, а также военных инженеров по их чинам и в порядке их старшинства в данном чине. Этими списками в масштабе всей России руководствовалось Главное инженерное управление при назначении на вновь открывшуюся вакансию. Книжки продавались свободно в магазинах и в шутку их называли „книжками честолюбия“.

Все офицеры старшего класса, перечисленные в вышеуказанном списке, считались окончившими академию и получали право носить академический значок.

Но до списка и значка в дополнительном классе, где занимались исключительно проектированием, предстояло разработать одиннадцать проектов по самым различным областям техники. В том числе по фортификации — крепость и форт, по гражданскому строительству — крупное здание, а также проекты по мостам, электротехнике, водопроводу и канализации города, по отоплению и вентиляции, по атаке и обороне крепостей.

Чтобы слушатель усердней занимался теми предметами, которые особенно нужны военному инженеру, была принята специальная система оценки: все предметы делились на главные и вспомогательные. Баллы, полученные по важным предметам, таким, например, как проект по фортификации, при выводе среднего балла вычислялись с коэффициентом „3“. А за проекты по строительному делу — с коэффициентом „2“. Следовательно, отметка по фортификации значительно влияла на средний балл, что заставляло нас серьезнее заниматься специальными военными дисциплинами.

На третьем году обучения лекций читалось значительно меньше, и мы, слушатели дополнительного курса, еще реже встречались друг с другом, проводя большую часть времени на своих квартирах за чертежами и расчетами.

Весной 1911 года наши проекты рассмотрела экзаменационная комиссия. Председателем ее был профессор Константин Иванович Величко, тот самый, которому принадлежал проект крепости Порт-Артур. Его внимание привлек разработанный Карбышевым проект крепости и форта. Проект признали лучшим. Дмитрий Михайлович получил за него премию имени генерала Кондратенко, героя Порт-Артура.

Устные экзамены Карбышев также сдал лучше всех.

В итоговой ведомости дана следующая оценка его знаний по окончании академии:

„…Фортификационные проекты, речные и морские сооружения, воинские здания, санитарно-строительное дело, отопление и вентиляция, архитектурные проекты, проектирование машин и подъемных механизмов — 12 баллов;

Проекты фортов и батарей — 11,8;

Строительные проекты — 11,7;

Проекты крепостей, водоснабжения и гидравлика, статика сооружений, проектирование тепловых двигателей — 11,5;

Инженерная оборона государства, проекты сводов — 11,3;

Проектирование и строительство мостов, проект по водоснабжению, дороги, проекты центрального отопления и вентиляции, термодинамика, тепловые двигатели — 11;