Но в школу суждено ему было войти не скоро. Полыхала вторая мировая война, которая самым непосредственным образом сказалась и на Нигерии. Войска метрополии на разных фронтах несли потери. Чтобы каким-то образом их восполнить, Лондон объявил набор жителей своих колониальных территорий в английскую армию.
Тай Соларин, один из немногих грамотных нигерийцев-призывников (учебу его бесцеремонно прервали), был направлен в летную школу. После ускоренной подготовки он стал вторым пилотом на «Ланкастере» — четырехмоторном английском бомбардировщике. Экипаж оказался в самой гуще сражений в Европе. Вылет следовал за вылетом. Однажды во время бомбежки гитлеровских объектов в самолет попал зенитный снаряд. «Ланкастер» подбросило, словно мячик. Соларин ударился головой о штурвал, потерял сознание. Очнулся от свиста и грохота, бросил беглый взгляд на командира. Тот бессильно обвис на штурвале. Соларин позвал борт-механика, вдвоем стащили командира с сиденья.
Было не до раздумий. Один из правых моторов дымил, прыгали на приборах стрелки. «Ланкастер», надрывно завывая и заваливаясь на крыло, стремительно, как подраненная птица, несся к земле.
Соларин потянул штурвал на себя, выровнял машину. И все же «Ланкастер» вел себя не так, как хотелось пилоту:
рыскал из стороны в сторону, клевал носом, терял скорость. С трудом удерживая самолет, Соларин решил садиться за линией фронта при первой возможности, Плюхнулись на лесной поляне. Вслед за пилотом из кабины выбрались уцелевшие борт-механик и радист, стали хлопать по плечу своего спасителя, сумевшего посадить на грунт тяжелую подбитую машину.
Соларин шагнул к опушке, устало присел, опершись спиной о дерево, стянул с головы взмокший шлем. Вокруг вновь защебетали притихшие, напуганные гулом моторов птицы, с безоблачного неба ярко светило июньское солнце, рядом с деревом, в траве, пилот разглядел незнакомый цветок. На тонком стебельке между двумя сердцевидными листочками улыбалась гроздь белых крохотных колокольчиков. Нижние малютки-звездочки уже распустились, а самые верхние еще спали.
Подошел радист. — Не ранен, случаем?
— Посмотри на эту прелесть! — Соларин протянул руку к цветку.
— Мейфлауэр[2] это, — пояснил радист. — Удивительное растение. Не поверишь: вся полянка от одного корневища-ползуна. К тому же страсть, как живуч! Ни одна трава, даже мох, не может вытеснить его с облюбованного места. Да, вот что. Радировали с базы: подмогу нам выслали.
Через неделю «Ланкастер» поднялся в воздух.
Сколько еще было у Соларина таких опасных для жизни полетов… Когда война окончилась, Соларину предложили неплохую работу: механиком на одном из английских заводов. Но у бывшего пилота были другие планы. Он решил, чего бы ему ни стоило, поступить в университет. В министерстве колоний Соларину цинично сказали, что университетский диплом для него не обязателен. Категоричный отказ не остановил Тая. Единственный пальмовый плод в костре не затеряется. Пусть он и будет этим самым единственным члодом. Соларин не отступался, и ему в конце концов как участнику войны разрешили учиться в Манчестерском университете. Позже он перевелся в Лондонский университет.
Годы учебы пролетели быстрее, чем предполагал бывший летчик. Он просиживал за учебниками, в редкие свободные часы бывал в музеях, театрах. В 1951 году, после окончания университета, друзья предлагали Таю задержаться в Лондоне на месяц-другой, отдохнуть от напряженной учебы, вкусить прелести столичной жизни. «Среди дворцов и удовольствий нет все же родины милей», — напевал Соларин в таких случаях слова из оперы Клари «Миланская девушка». Получив диплом, он через несколько дней выехал в Нигерию.
Две подружки — «А я чего знаю!»
…После туманного, промозглого Лондона в Лагосе в первое время казалось душно. В остальном Соларин не чувствовал различия. Если бы не пышная тропическая зелень, смуглая кожа соотечественников, могло показаться, что он и не уезжал с Британских островов. Все здесь, особенно в центре города, было на английский манер: богатые магазины, отели, банки, конторы страховых компаний, реклама Даже автомобилям, как на английских дорогах, предписывалось соблюдать левостороннее движение. Лагос казался огромной витриной — витриной западного образа жизни, тенью Великобритании.
Эта «тень» встречалась Соларину на каждом шагу, неотступно следовала за ним. Под видом альтруизма, под предлогом приобщения к современной цивилизации нигерийцам повсюду, где это было возможно, внушали: все, что не английское, — плохое, что лучше английского нет ничего на свете. Хочешь иметь вещь — покупай английскую, потому что с ней ничто не сравнимо. Одеваться лучше всего «а ля Бритиш». Говорить тоже надо по-английски, и чем лучше человек знает английский, тем быстрее он добьется признания в обществе. Нигерийкам и не следовало помышлять об агого, ауйойо, ипако эледе и других традиционных элегантных прическах (прически, состоящие из многих рядов косичек с проборами между ними. — Ю. Д.). Местные женщины должны походить на англичанок: распрямлять свои кудряшки или носить парики из прямых волос. К тому же заставляли стыдиться своей кожи — сочно-черной, считающейся у африканцев символом здоровья и жизнеспособности. Ну а цвет кожи изменить просто: на вездесущей рекламе, предлагающей какой-то крем, трижды появлялось лицо нигерийской женщины, каждый раз все светлее и светлее.
Прозрение наступило быстро, будто кто сдернул с его глаз радужную пелену. Жизнь на родине раскрывала перед ним все новые свои стороны. Он узнавал не только фасад Нигерии, но и ее изнанку.
Стоило хотя бы отойти чуть в сторону от роскошного центра Лагоса, и взору открывалась совсем иная картина: скопище невзрачных сооружений из обрезков досок, фанеры, ржавого железа, мало похожих на жилье. Рядом мастерские ремесленников, лавочки с неброским дешевым товаром, ребятишки с коростой на голове, очереди у колонок за питьевой водой…
Соларин все больше убеждался воочию, что сущность деяний иноземных хозяев в стране не в альтруизме и приобщении ее жителей к современной цивилизации, а в интересах наживы и жестоком угнетении.
В годы недавней войны Нигерия была одним из главных поставщиков Великобритании. Каучук, олово, колумбит, вольфрам, пальмовое масло, хлопок, земляной орех и многое другое вывозилось в Англию. Миновали тяжелые времена, и у нигерийцев появилась надежда: теперь они, дескать, смогут использовать свои товары для собственных нужд. Не тут-то было. Поток сырья и продовольствия в Англию нисколько не ослабел. Соотечественникам Соларина доставались лишь крохи с господского стола. Видимо, не без намека появилась в Африке притча о том, как лев «благородно» делился с кроликом обедом, полученным ими в дар от доброго духа джунглей. «Поделим обед по-братски! предложил лев кролику. — Ты откусишь кусок, я — кусок, снова — ты, за тобой — я. И так до конца».
Пожалуй, одним из самых порочных последствий английского господства была изоляция нигерийских народов друг от друга. Заморские правители разделили страну на три области. Причем, Северная область, где правили консервативные по натуре эмиры, противившиеся каким-либо малейшим преобразованиям, в несколько раз превосходила по территории две другие области, вместе взятые. Местные жители не смели и помышлять о переезде в другую провинцию, поскольку их посчитали бы там «чужаками». Каждая из областей была отделена от других перегородками, как ствол бамбука.
Нигерийцам насильственно навязывали чуждую культуру, лишили права писать, создавать литературу на родных языках, соблюдать свои обычаи и традиции. Верна, видимо, пословица: «Возьми человека за обе руки, и куда Денется его сила». Заморские правители крепко держали страну за обе руки.
Эту хватку Тай Соларин вскоре испытал на себе.
Он шел в школу, куда его определили, с радужными надеждами. Наконец-то сбылась мечта. Он учитель! Надежды обернулись глубоким разочарованием. Уже одно расписание уроков повергло его в уныние: «История Великобритании», «Литература Великобритании», «География Великобритании»… Детям следовало внушать мысль, что у Нигерии нет своего прошлого, своей культуры. История страны началась якобы с того времени, когда шотландский исследователь Мунго Парк добрался до порогов Каинджи на Нигере, а до этого все было погружено во мрак. Школьники знакомились с историей Европы, Англии, изучали войны Алой и Белой Розы, династий Тюдоров и Стюартов и не имели никакого представления о «культуре Нок», древних Ифе и Бенине.