— Не горюй, Саша! Всей ротой заметили и оценили твои таланты. Ведь как хорошо разместились на ночевку, да еще с чаем. Смотри! — во всех хатах дымят самовары…

— Чай это еще не все, важно, с кем ты его пьешь, тогда и настроение будет соответствующим…

Подошел я к старшине роты сержанту Сухину и, получив разрешение, отправился через дорогу в хату, где живет молодка.

Захожу. Чистая горница освещена керосиновой лампой. За столом сидят дедушка и бабушка молодки. И еще одна пара стариков — по одежде видать, эвакуированные. Все очень пожилые. Здесь же и Катерина Ивановна. На столе, накрытом белой скатертью, весело шумит самовар. В плетеной хлебнице нарезанный крупными ломтями хлеб. В небольшой миске мед. Кувшин с молоком. Общество пьет чай.

— Добрый вечер! — сказал я, поклонившись всем, и снял шапку.

— Добрый вечер! — отвечают хором.

— Раздевайтесь! — приглашает Катерина Ивановна. — Садитесь вот сюда, — показывает она на свое место.

— Вот хорошо, что пришли. А то у всех постой, а у нас никого. Хоть напоим вас чаем с медом, да новости послушаем…

— Спасибо!

— Бабушка! Налейте гостю чай, — просит Катерина Ивановна и выходит из горницы…

— Не беспокойтесь, бабушка, — говорю я, — успеем еще…

Мне наливают чай, накладывают мед, подвигают хлеб.

— На фронт, сынок? — спрашивает один из стариков.

— На фронт! Воевал под Москвой, там меня ранило. Выздоровел, а теперь опять на фронт.

— А немцы, они небось страшные? — спрашивает бабушка помоложе.

— Техники у них много, бабушка, — отвечаю я. — Танков, орудий, самолетов — вот они и прут.

— А мы с бабкой эвакуированные, — говорит второй старик. — Из-под Бобруйска. Может слышали про такой город?

— Как же, знаю.

— Что делают изверги с нашим народом! Я вот еще под началом генерала Куропаткина с японцем воевал. Но такого не было…

— Одно слово — антихристы, прости господи, — говорит бабка постарше и мелко крестится.

— Бають люди, будто у них и рога на голове?

— Нет, бабушка, — засмеялся я, — это у них на касках выступы такие сделаны. Рогов у них нет. Но фашисты хуже всякой скотины и даже зверя!

— Думаете вы, солдаты, все-таки одолеть немца или как? — опять спрашивает первый старик.

— Обязательно одолеем, дедушка! Такого еще не было, чтобы немец над русскими верх брал. Поднатужимся и одолеем…

— Далеко зашел немец, — говорит другой старик. — Это ж сколько его обратно гнать придется!

— А что, сынок, — наливая мне очередную чашку, спрашивает бабка помоложе, — и девушки с вами воюют?

— Воюют. Врачи, сестры, санитарки, связистки. Есть и снайперы и разведчики. Хорошо воюют!

— И как они, бедные, среди вашего брата все время толкутся! — говорит бабка постарше, — я б, наверное, не выдержала.

— Молодые, выдерживают. Надо ведь, — отвечаю. — А где это Катерина Ивановна?

— Да с мужиком своим. По ранению попал в госпиталь, что в нашем селе. Узнала она и выпросила долечиваться к себе. Вот и возится с ним, как с дитем. Из постели не выпускает.

— Спасибо за угощение, — говорю я им и встаю. — Очень приятно с вами время провел.

— Да посидите еще, успеете, — просят старики.

— Спасибо. Не могу. На один час отпросился. — Попрощавшись со всеми за руку, я вышел.

А у ворот меня встретил Павлов.

— Что, Саша, так быстро?

— Да старики там одни, — засмеялся я, — а молодка со своим мужиком в горнице сидит. Однако чаю с медом попил…

— Хороший ты хлопец, Сашко, — улыбаясь заключает Вернигоренко, — и откровенный, и самокритичный.

О приезде Р. Я. Малиновского на Сторожевский плацдарм я уже писал в книге «На разных фронтах». В ней освещены главным образом вопросы боевой готовности, которых мы тогда в ходе работы касались. Просматривая свои записи сейчас, я подумал о том, что у современного читателя вызовет, наверное, интерес и личность Родиона Яковлевича. Ведь для командира любого ранга умение найти путь к сердцу солдата не менее значимо, чем его воинский талант. С этими, мыслями я и решил вернуться к встрече с Малиновским в ноябре 1942 года.

…Вместе с Родионом Яковлевичем продолжаем наш путь по ходу сообщения. Тихо. Впереди встретивший нас командир 8-й роты 78-го полка старший лейтенант И. И. Ленский. У стыка с траншеей переднего края он останавливается и снимает фанерную указку, на которой чернильным карандашом написано — «Осторожно! Вражеский снайпер!»

— Что случилось? — спрашивает Малиновский. — Снайпер в отпуск уехал?

— Так точно, — отвечает Ленский, — в бессрочный! Вчера Голосов и Серовикова постарались, а то прямо прохода не стало. Чуть зазеваешься и готов, или убит, или ранен…

— Вы в курсе дела, как это им удалось? — заинтересовался Малиновский.

— Да! Голосов рассказывал… Все очень просто. Видите бугорок, — показывает он рукой на небольшую высотку перед вражеской траншеей, — за ним и устроился снайпер. У него там две позиции. С фронта их не увидишь. Сделает с одной позиции выстрел и сразу на другую. Голосов и Серовикова следили за ним несколько суток. Вчера они еще затемно устроились против позиций снайпера и стали ждать. Он появился на рассвете. Серовикова выстрелила, но, видимо, не попала. Снайпер скрылся и вскоре показался на второй позиции. Там его Голосов и прикончил. Буквально через 15 минут, в отместку, гитлеровцы открыли по нашему району сильный минометный и пулеметный огонь. «Чего это немец разозлился?» — недоумевали гвардейцы. А когда узнали, в чем дело, сразу определили: «Салют устраивают по своему снайперу. Что ж, мы не против — пересидим».

Мы заходим в хорошо замаскированный дзот. В нем станковый пулемет «максим» со стрелковой карточкой на щитке. Ведет наблюдение молодой командир. Три пожилых гвардейца поднимаются и четко принимают строевую стойку.

— Первый расчет первой пулеметной роты. Командир расчета сержант Малиновский!

— Смотри! Не родственник ли мне? — с удивлением спрашивает Родион Яковлевич. — Откуда родом?

— Из Новосибирска!

— Нет. Значит однофамилец… Ну покажи мне, тезка, ориентиры и какое до них расстояние? Проверю бой пулемета…

— Ориентир-1 — куст — 300 метров.

— Ориентир-2 — валун — 500 метров.

— Ориентир-3 — сломанное дерево — 1000 метров.

— Понял!

Р. Я. Малиновский подходит к пулемету, поднимает крышку короба, вынимает из приемника ленту и проверяет работу частей пулемета.

— Будешь вторым номером, — говорит он командиру расчета и сразу открывает огонь по ориентирам. Пулемет работает бесперебойно.

— Пулемет в отличном состоянии! Ничего не скажешь… Благодарю за службу!

— Служим Советскому Союзу, — с подъемом отвечает расчет.

— Разрешите спросить! Гвардии красноармеец Дерунов! Вы, наверное, в солдатах долго служили? Уж больно здорово с пулеметом управляетесь…

— Служил немало, — подтверждает Родион Яковлевич. — Давно это было — еще в первую мировую… Но что хорошо знаешь — не забывается…

Он пожимает руку командиру расчета.

— Будь здоров, сержант! Останемся живыми, напиши мне, встретимся!

Отдав честь расчету, выходим и продолжаем наш путь.

Начинается минометный налет, невдалеке от нас взрываются мины, запахло пороховой гарью, со свистом пролетают осколки.

— Надо бы переждать, — говорит командир роты, обращаясь к Малиновскому.

— Пожалуй, — поддерживает его Родион Яковлевич, и мы опускаемся на дно траншеи. — На рожон лезть не надо. — Потом немного помолчав, Малиновский продолжает:

— Смерти, конечно, боятся все. Но опасность видят по-разному, в зависимости от боевого опыта. Там, где старый солдат идет не дрогнув, новичок теряется от страха…

Когда налет кончился, мы двинулись дальше. Оглядываясь вокруг, Родион Яковлевич одобрительно замечает:

— Весь плацдарм изрезан траншеями и ходами сообщения. Вот где видно, что такое солдатский труд! Когда вы их успели отрыть?

— Начали работать с начала августа, как только захватили плацдарм…