Лезут, лезут. Отвечаем же — Неверно.
20. ВЫ НЕ ОСУЖДАЕТЕ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ НЕПРОЧЬ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ В СВОИХ ИНТЕРЕСАХ ОШИБКАМИ ДРУГОГО.
Неверно.
21. ПРИМЕРНО РАЗ В НЕДЕЛЮ (ИЛИ ЧАЩЕ) ВЫ БЫВАЕТЕ ОЧЕНЬ ВЗВОЛНОВАНЫ.
Я спокоен, я абсолютно спокоен. Неверно.
22. НЕКОТОРЫЕ ИЗ ВАШИХ БЛИЗКИХ СОВЕРШАЛИ ПОСТУПКИ, КОТОРЫЕ ВАС ПУГАЛИ.
Неверно.
23. ЧАСТО ВЫ ЧУВСТВУЕТЕ, КАК БУДТО ВОКРУГ ВСЕ НЕРЕАЛЬНО.
Неверно.
24. ВЫ ЛЮБИТЕ ДЕТЕЙ.
Верно.
25. ЕСЛИ ВЫ ВИДИТЕ МУЧЕНИЯ ЖИВОТНЫХ, ТО ЭТО ВАС НЕ ОСОБЕННО ТРОГАЕТ.
Наивные люди эти составители! Ясно ведь, что всякий, трогает его это или не трогает, ответит — Неверно. Трогает до слез! Нет, в самом деле, я даже фильмов, где мучают собак или еще каких-нибудь животных, не могу смотреть, — хоть и знаю, что финал будет обязательно счастливый.
26. ЛУЧШЕ ВСЕГО ВЫ ЧУВСТВУЕТЕ СЕБЯ В ОДИНОЧЕСТВЕ.
Да. Или — с Алексиной. Ответ: Неверно. Терпеть не могу одиночества. Так и тянет все время пообщаться с кем-нибудь, обсудить проблемы личности, семьи, общества и государства. Ну, и о футболе, конечно, обязательно, о футболе, «Спартак» — чемпион!
21. ВАМ ГОВОРЯТ, ЧТО ВЫ ХОДИТЕ ВО СНЕ.
Неверно.
28. ВРЕМЕНАМИ ВЫ ЧУВСТВУЕТЕ, ЧТО ВАМИ УПРАВЛЯЕТ КАКАЯ-ТО ЗЛАЯ СИЛА.
По большому счету, рассуждая философски и отчасти мистически, я действительно знаю (именно, скорее, знаю, а не чувствую), что мы не так уж самостоятельны в своих поступках, как нам кажется, и на нас влияют какие-то глобальные явления — космические ли, божественные, дьявольские ли, — и вдобавок дух времени, дух народа, дух (или поле) жены, друга, соседа, минутного попутчика в троллейбусе… Это отдельный разговор. Ответ же — Неверно.
29. ВЫ НЕ ОСУЖДАЕТЕ ТОГО, КТО СТРЕМИТСЯ ВЗЯТЬ ОТ ЖИЗНИ ВСЕ, ЧТО МОЖЕТ.
По правде сказать, мне глубоко безразличны такие люди. Да я и не соприкасаюсь с ними. Исключение — третий муж Алексины… С ним я соприкоснулся однажды весьма тесно.
Зовут его Максим Полугаев, и я знаю, что у него есть кличка в его кругах — но не Макс, как ожидалось бы, а Игрок. Может, потому, что, представляясь, он любит аттестовать себя: «Не пью, не курю, в карты не играю!» На самом деле он и пьет, и курит. В карты вот только не играет. Он играет в рулетку в казино-кафе «Ротонда». Обычно он играет для удовольствия и дразня свой азарт — и поэтому не берет с собой, посещая «Ротонду», больше двухсот долларов (за исключением особых случаев, о которых позже). Первым делом он направляется к рулетке — и играет жадно, бурно, с восклицаниями — и обязательно проигрывает эти свои двести долларов за десять-пятнадцать минут, после чего с облегчением выпивает шампанского и начинает общаться с друзьями, ибо «Ротонда» это не только казино и концертная площадка, куда заманивают за большие деньги знаменитостей всероссийского масштаба, это, в первую очередь клуб, и Максим Полугаев даже награжден за неизвестные заслуги вполне серьезным званием «Почетный член „Ротонды“», что дает ему право бесплатного входа и выхода. Они поженились, когда Алексине было тридцать лет, а Максиму двадцать восемь. Он делал деньги разными способами жульничества — сперва подпольно, потом полуподпольно, а теперь, в наши дни, уже вполне легально. Плакат на здании вокзала: «Банк САРДИС принимает деньги от населения» — это про него. Я не знаю и знать не хочу, где и чем он занимается, но, когда я вижу этот плакат с его, возможно, случайно откровенной формулировкой (ведь понятно, что имеется в виду: принимает вклады под проценты), я именно представляю, как Полугаев сидит в большом кабинете за большим столом, а к нему выстроилась очередь, состоящая из населения, и каждый робко протягивает ему деньги, не требуя ни расписки, ни иного документа, а Полугаев, не вынимая сигарету изо рта, прищурив один глаз от дыма, подобно столяру, увлекшемуся мастерством, принимает деньги и ловко сортирует их, бросая в выдвинутые ящики. Я почему-то представляю даже, как в шесть часов звенит звонок об окончании рабочего дня, и Полугаев решительно и громко объявляет: «Все! На сегодня прием денег окончен!» — и его начинают упрашивать взять еще — и суют, и просто бросают деньги ему на стол, но он уже запер ящики и поэтому смахивает деньги со стола, беспрекословно повторяя: «Приема нет! Кому сказано, приема нет!» — и входят охранники — и недовольное население вынуждено удалиться…
История его проста.
Сын ответственного работника и домохозяйки, он неплохо учился и в школе, и в юридическом институте, увлекался игрой на гитаре и пением в какой-то рок-команде, в каком-то подвале, увлекался девушками, увлекался немного спортом, в частности, плаванием, — ну, в общем, как обычно. После окончания института работать по специальности не стал, его не влекло приобретение денег в результате ведения каких-то дел, его интересовало получение денег непосредственно. Нетерпение его было слишком велико. Он явился к одному из крупных спекулянтов по имени, скажем, А., и, подрагивая щекой (тик с детства), сказал:
— Хочу денег. Дай.
— А кто ты такой? — спросил спекулянт, недоуменно и с опаской глядя на подрагивание щеки.
— Максим Полугаев.
— Не слышал.
— Это твои проблемы. Дай денег. Нужны.
Дико, невероятно, невозможно! — но спекулянт, не сводя глаз с подергивающейся щеки Максима, выдал ему довольно крупную сумму, даже не спросив, взаймы ли просит Максим, в долг ли под проценты — или просто так.
После этого Максим явился к дельцу Б. и сказал:
— Мне А. дал денег. Ты тоже дай.
Б. позвонил А. и тот подтвердил. Б. дал денег Максиму.
Дали и В., и Г., и Д. — и так далее.
Максим же этими деньгами ссудил нуждающихся мелких коммерсантов — под проценты, естественно, и скоро начал получать постоянную прибыль. При этом ни А., ни Б., ни В., ни прочим кредиторам денег он не вернул, но они и не смели требовать, потому что Максим уже имел кличку Игрок и был уже в городе одним из первых авторитетов. Они уж и тому рады были, что он по второму разу не обложил их данью. Они не знали, что, платя другим, теперь платят фактически тому же Игроку.
И все бы хорошо, если б не три недостатка Игрока. Первый — запойное пьянство. Второй — сопряженная с запоями игровая лихорадка, когда он проигрывал — раньше в подпольных притонах, а потом в «Ротонде» — огромные деньги, когда не мог остановиться, пил неделю, другую, безобразничал, скандалил, обижал друзей и подруг… А третий недостаток — любовь к классической музыке. Городской театр оперы и балета он не уважал, считая его уровень низким, но не пропускал ни одного мало-мальски стоящего гастролера-музыканта, дома же имел первоклассную аппаратуру и первоклассные записи. Он слушал их не больше получаса в день, но иногда забывался, заслушивался — и начиналось какое-то безумие. Он слушал музыку без перерыва сутки, двое, трое, обрастая щетиной, жуя что-то из холодильника, не моясь и наскоро посещая туалет, не отвечая на телефонные звонки и на звонки в дверь; слушая музыку, он стонал, рычал, плевался, вздыхал, плакал… Где-то на пятые сутки друзья его — по его же просьбе, которую он заранее высказывал — вскрывали с помощью сварочного аппарата металлическую дверь его большой трехкомнатной квартиры, налетали на него, связывали, выключали музыку, заставляли глотать транквилизаторы. Он отбивался, кричал, но вскоре затихал, засыпал, и спал дня полтора, а проснувшись, хмуро благодарил своих друзей.
Лишь полгода отдыхал он от всего этого — когда был женат на Алексине, которую встретил в филармонии на каком-то концерте и покорил ее, как однажды призналась Алексина, «своей безбрежной и органической бессовестностью».
А после развода с нею пустился опять во все тяжкие и однажды, устав от своих страстей, отправился лечиться кодированием по так называемому «методу Довженко» — сразу и от алкоголизма, и от табакокурения, и от игрового азарта и — заодно — от пристрастия к классической музыке. И вообще, категорично сказал он специалисту, снимая от жары пиджак и обнаруживая пистолет в кобуре под мышкой, почисти ты мне память. Мешает.