— Сперли, — сказал я Кайретову — как равный равному.
— Тикали-такали, ушли и накакали, — послышался чей-то довольно злорадный голос, но молчание остальных на этот раз не было знаком согласия, каждый представлял свою печаль — если бы у него пропали часы. А может, и искренне все сочувствовали нам.
— Часы поперли, Анатолий Иваныч! — весело сказал Кайретов возникшему в двери физруку.
— Чьи?
— Мои и вон Тошича.
— Ну, и что ты лыбишься? — закричал физрук. — Смешно ему, дураку!
Он сердился недаром — ведь ответственность на нем, это он не проследил, не закрыл вовремя раздевалку. Дойдет до дирекции, скандал будет, родители жаловаться придут, а то и требовать оплатить стоимость часов …
— Так, — сказал он. — Раздеваемся до трусов — и в сторону! Буду всех обыскивать! А вы как думаете? И не стыдно кому-то? Может, сам признается?
Этого поворота я не ожидал. Но признаться не мог, не мог! Даже сказать, что пошутил, — не мог. Потому что — казалось мне — все поймут, зачем я это сделал.
Ребята начали раздеваться.
— Не надо, Анатолий Иваныч, — сказал Кайретов. — Ну, свистнули и свистнули. Это не наши, это из другого класса кто-нибудь.
Или — с улицы парни вертелись с девчонками, я видел, наверно, они.
— А я вам сколько раз говорил — о всех посторонних в школе сообщать! Сколько раз я говорил? — заорал Анатолий Иваныч. — Я один за всем следить должен? Вот и радуйтесь теперь! Найдите их теперь!
— Ладно, Анатолий Иваныч. Замнем, — сказал Кайретов с милой улыбкой, хотя девочек в раздевалке не было.
Я с тоской, ненавистью и любовью любовался им. Ведь не существовало никаких парней с улицы, просто Кайретов спас ребят от позорного обыска.
Анатолий Иваныч подумал, посмотрел на Кайретова (обо мне словно и речи не было) и сказал:
— Замнем?! А потом начнете трепаться, что из раздевалки вещи пропадают?
— Никто трепаться не будет, — твердо пообещал Кайретов.
— Не будет! Ладно… Но теперь каждый урок — дежурного мне по раздевалке! И покуда все не переоденутся, он пусть сидит и смотрит! А потом зовет меня, раздевается — и я запираю. Ясно?
Все с облегчением закивали, загомонили.
Кайретов был в центре внимания, он был победитель, а я так, сбоку припека…
В тот день я задержался, потом проник в туалет, достал часы, сунул их в портфель и пошел к железной дороге.
Я дождался товарного поезда — длинные платформы с низкими бортами, со щебенкой. И бросил на кучу щебенки часы свои и Кайретова.
Через день Кайретов ходил с точно такими ж часами, а через года два у всех почти в классе были часы, купили часы и мне, припомнив без ругани, но с укоризной, потерянные отцовские часы — «Победа», 17 камней, на циферблате кремлевское здание со звездой нарисовано, производства 1937 года.
Никаких политических аналогий, просто — совпадение.
Тридцать два года прожили часы…
* * *
Итак, я понял, что должен испытать себя, не живет ли, в самом деле, во мне прирожденный тайный вор. Я должен что-нибудь украсть — и посмотреть, будет ли меня мучить совесть, а если будет, то насколько нестерпимо.
Я украду что-нибудь несущественное.
Стоп! — почему же несущественное? Значит; я уже разделил воровство на градации? Но ведь это для юрисдикции имеет смысл, мелкое ли воровство или в особо крупных размерах, для души нормального порядочного человека любое воровство — есть воровство! Можно даже добавить, перефразируя Евангелие: «Всякий, посмотревший на вещь с вожделением, украл ее в сердце своем.»
С другой стороны, кража чего-то мелкого будет для меня как бы игрой, то есть — понарошку, следовательно, и чувства раскаянья ждать не приходится — игра есть игра! Значит, придется украсть что-то ценное. Значит; и вернуть украденное нельзя — иначе эксперимент не будет чист, это будет опять-таки игра, понарошку. Нет, хочешь не хочешь, вещи я буду вынужден оставить у себя или выкинуть — и тогда-то душа моя скажет, что она думает по этому поводу, тогда-то и узнаю я себя.
Но, конечно, приводить свой план в исполнение сейчас же я не хотел — и занялся пока продолжением работы над анкетой.
8. КОГДА ВЫ НАХОДИТЕСЬ В ОБЩЕСТВЕ, ВАМ ТРУДНО НАЙТИ ПОДХОДЯЩУЮ ТЕМУ ДЛЯ РАЗГОВОРА.
Смотря какое общество… Неверно.
9. ВАС ЧАСТО ОДОЛЕВАЮТ МРАЧНЫЕ МЫСЛИ.
Тем, кто составлял эту анкету, не хватило стилистического чутья. Одолевают — не самое удачное слово. Если понимать его буквально: подавляют, побеждают мой ум. Лучше было бы простое слово — приходят. Ко мне часто приходят мрачные мысли, но они не одолевают меня, — я одолеваю их. Впрочем, нет, мрачные мысли не приходят, они живут во мне — как и светлые, иногда даже чувствуемые необходимыми — чтобы оттенить эти светлые. Пожалуй, раз они в человеке, то одолевают — не самое плохое определение. Прошу прощения у авторов анкеты.
Мой же ответ, совпадающий с требуемым. — Неверно.
10. ПОЧТИ ВСЕ ВАШИ РОДСТВЕННИКИ ХОРОШО К ВАМ ОТНОСЯТСЯ.
Верно.
11. ВЫ ВЕДЕТЕ СЕБЯ ТАК, КАК ПРИНЯТО В КРУГУ ЛЮДЕЙ, СРЕДИ КОТОРЫХ ВЫ НАХОДИТЕСЬ.
Видимо, я уже привык к стилю анкеты, и с легкостью расшифровываю ответы, не впадая в бесплодное (а может, высокомерное?) недоумение. Понятно, что под кругом людей, среди которых… имеется в виду социальный слой в широком и одновременно узком смысле. Авторы анкеты предполагают, что у отвечающего и друзья, и сослуживцы, и члены семьи ведут себя примерно одинаково. А отвечающий, не будучи идиотом, естественно, напишет: верно ибо знает, что уживчивость и умение принимать существующие правила игры считаются достоинствами в той Организации, куда он стремится попасть. И пусть даже авторы анкеты предполагают неудобный для себя вариант: у анкетируемого сослуживцы не такие, как друзья, а друзья не такие, как члены семьи, нормального отвечающего это ничуть не смутит. Главное тут, конечно, не разнообразие кругов, в которых приходится вращаться человеку, а умение его в этих вращениях крутиться в том же направлении, в котором другие, окружающие его в данный момент, крутятся — желательно с той же скоростью. И касается это, скорее всего, так сказать, поведенческой характеристики личности. Бытовой. То есть: не ходите ль, например, вы в драных джинсах и с крашеными в розовый цвет волосами? Нет? Вот и славно.
Но представим себе: некто Сергей Сергеич Сергеев. Он служит в некоем коллективе, где — то ли традиция, то ли сложившаяся атмосфера, то ли грустные условия производства — все его товарищи пьют водку, курят, ругаются матом, к женщинам относятся тоже нецензурно. Сергей же Сергеич Сергеев, допустим, от природы, от разума или вследствие болезни не может пить водку, курить, ругаться матом и хамить женщинам. Выходит, он ведет себя так, как не принято в его кругу? Но плохо ли это в данном случае? Далее. Друзья его, допустим, Петр и Николай, друзья еще со школы, часто собираются для лыжных прогулок в зимний лес, а летом плавают на байдарках и каноэ, то есть ведут здоровый образ жизни, Сергей же Сергеич Сергеев, оставаясь их другом, терпеть не может ни лыж, ни байдарок, ни каноэ, образ жизни ведет нездоровый, в нерабочее время лежит на диване и читает книги. Далее. Семья Сергея Сергеича Сергеева такова, что тесть у него вор в законе, теща бандерша, жена, как, извините, в уличной песне поется, гулящая, а дочь, как поется в той же песне, пропащая, и вечно в семье свары, грохот слов и звон посуды, Сергей же Сергеич Сергеев в этом никоим образом не участвует. То есть получается, что со всех сторон он ведет себя как не принято. При этом, однако, оставаясь человеком замечательным, и даже нездоровый образ его жизни искупается тем, что читает он не что-нибудь, лежа на диване, а Толстого, Чехова и Голсуорси. И это пример простой. Может быть следующее: с сослуживцами Сергеев пьет водку и ругается матом, но с друзьями ходит на лыжах, плавает на байдарках и каноэ, в семье же, где все тихи и нежны, является крикливым тираном. То есть в одном месте он ведет себя, как принято, в другом месте как не принято — что отвечать ему: верно или неверно?
