— Согласна с вами, только надо этот вопрос хорошо продумать, просчитать. Чтобы избежать каких-либо ляпсусов, давайте посоветуемся с товарищами — вы по своей рабочей линии, я по своей: два ума — хорошо, но коллективно лучше, — улыбнулась директриса, перефразируя народную пословицу и хлопнула в ладошки от какого-то удовольствия.

Петр ехал домой с чувством удовлетворения от сознания того, что жизнь его все более становится участливой и неравнодушной к судьбе окружающих людей, что он все больше находит возможностей чем-то им помогать.

…Предваряя конец повести о Петре Агеевиче Золотареве, простом рабочем человеке, а может, и не таком уж простом человеке, если принять во внимание, что вышел он из Советской страны, где и простой рабочий был не простым человеком, сообщим читателю, что коллектив магазина, поддержав его предложение о создании кассы взаимопомощи, избрал его председателем правления кассы.

На собрании он попытался, было, не объясняя самому себе почему, отговаривается от поручения, так как он все же прикипел к заводскому производству. Но девчата магазина дружно крикнули:

— Мы вас, Петр Агеевич, от себя не отпустим! Вы к заводу, может, и прикипели, но это было давно, а в наш коллектив вы впаялись, сами говорите.

— А потом, — добавила Галина Сидоровна, — в составе правления, посмотрите, больше половины покупателей, так что и, будучи в другом положении, вы можете быть председателем кассы взаимопомощи, а дальше, может и председателем правления рабочего торгово-потребительского кооператива.

— Ладно, до новой революции нам еще, по всему видно, долго шагать, — вскинув голову, воскликнул Петр Агеевич и согласился председательствовать в правлении кассы взаимопомощи.

— Может быть и так, что новая революция не скоро произойдет, время покажет. Все будет зависеть от того, как мы будем ее готовить. Я полагаю, что широкий переход к рабочему торгово-потребительскому кооперативу явится нашим вкладом в новую народную социалистическую революцию, — с уверенностью в голосе произнесла Галина Сидоровна.

Постижение правды

Петр на второй день, высвободив время, пошел на встречу с Полехиным с намерением посоветоваться об идее создания общественной кассы взаимопомощи, чтобы этот вопрос не умер в зарождении самой идеи. Идея о кассе взаимопомощи вообще-то была не новая, знакомая с советского времени. В Советской стране все общественные начинания трудящихся были под защитой Советского государства. При поддержке своей власти советские люди свою деятельность направляли на пользу всего общества.

Теперь же российские люди живут в условиях капиталистического общества, к чему они еще никак не приспособятся и не привыкнут и не хотят верить случившемуся против их воли.

Однако, верь — не верь, удивляйся — не удивляйся, но факт со многими приметами, присущими буржуазному государству, принуждены признавать. Да и само государство внушает трудовым людям о том, чтобы отреклись от советской привычки все возлагать на государство и во всем надеяться на него. За надежду на государство трудовых людей демократы презрительно называют иждивенцами. Это-то люди труда — иждивенцы!

Господа капиталистического рынка, которому они поклоняются, как своему идолу, диктуют людям труда то, что они теперь должны полагаться только на себя. Как будто то, что трудящиеся нарабатывают частный капитал его владельцам для бесконечного накопления где-то в заграничных банках, не является народной данью, которая и должна оплачиваться частнокапиталистическим государством его заботой о человеке труда. Ведь и она-то, частная собственность, как и ее государство, существует и процветает от пота и крови трудовых людей.

Петр и не заметил, как по пути к заветному месту в каштановой аллее его мысли перешли от конкретного вопроса о кассе взаимопомощи к повседневной жизни людей капиталистической России, которая непостижимым путем стала ему чужой своим строем жизни. При таком строе Петр никак не может понять, почему трудовой человек поставлен в положение, когда за право жить и трудиться, принужден торговаться с государством, в то время как оно существует на сборы в той или иной форме от его труда и энергии. Торговаться за возможность продать свой труд, чтобы иметь возможность купить квартиру, потом купить в нее воду, тепло, свет, купить возможность иметь детей, вырастить их, дать им образование, профессию, чтобы они в свою очередь могли так же продать свой труд и выторговывать себе право на жизнь, купить возможность на медицинское обслуживание и лечение от болезней, часто получаемых от того же государства. Словом, купить возможность, чтобы иметь возможности.

Он уже за время безработности успел узнать то, что без возможности трудиться, то есть без возможности продать свой труд, свои руки и голову, — не купить полноправия, чтобы поторговаться за себя. Либералы это называют свободой. Для них с их капиталами и властью она, конечно, и есть свобода, хотя индивидуально и для них сомнительно. А для рабочего человека здесь не присутствует даже подобие чести удостоиться гражданина.

Все эти мысли вдруг затмили намерение, с каким Петр шел к Полехину. Что-то тяжелое легло ему на душу и так сильно придавило, что он в начале каштановой аллеи даже остановился, чтобы полнее выдохнуть эту тяжесть…

К заветной скамейке он шел, однако, тяжелым шагом уставшего человека, шел на удачу встречи и обрадовался, когда на скамейке увидел Полехина, и продолжительным выдохом освободил грудь от тяжести. От Мартына Григорьевича на него всегда веяло облегчающим дуновением.

Взглянув на Петра и поздоровавшись, Полехин спросил, не случилось ли что-то такое, что его разволновало.

— Нет, Мартын Григорьевич, ничего не случилось, — ответил Петр с робкой улыбкой. — Просто, меня распекли собственные мысли.

— Какие — интересно?

Петр не сразу ответил, он на несколько минут задумался, опустив глаза, затем вскинул голову и, улыбаясь, сказал:

— Видите, чтобы ответить на собственные мысли, надо с ними собраться, — робко засмеялся и проговорил:

— Я вдруг понял, что, то государство, которое нам строят либералы, вроде бы правовое, гражданское и социальное при господстве частного капитала есть самая настоящая туфта, протухшая брехня. В этом государстве мы лишены не только гражданских прав, а и гражданского достоинства. Вот неожиданное постижение этой правды меня и разволновало до потрясения души, — он внимательно посмотрел на Полехина и, заметив его спокойное внимание, подумал, что тот его не понимает, и решил пояснить:

— Не то, что мы живем в буржуазном государстве, потрясло меня и больно покорежило, этим нас медленно окуривали, как в душегубке, а то, что мне только теперь открылась обо всем этом правда.

Полехин внимательно и заинтересованно слушал откровение Петра Агеевича и очень обрадовался тому, что Петр открыл сам в себе. Не то, что Петр понял, в каком, государстве оказался, а то, что это открытие, это самопознание взволновало его. Взволновало открытие сути государства, в которое его вбросили, сути власти частного капитала, сути частной собственности вообще. И Полехин, проницательно посмотрев на Петра Агеевича, решил подвести его мысли к постижению именно сути не только буржуазного государства, а всей жизни в таком государстве. Он спросил:

— Ну, и отчего же тебя взволновало твое постижение правды?

— Лучше сказать, не само постижение правды, — воскликнул Петр, — а то, что я долго, можно сказать, по-глупому долго шел к своему постижению правды, — он с едким сарказмом улыбнулся сам над собой и сказал: — Не буду заглядывать далеко в советское время, которое нас не очень учило постигать советскую жизнь и ее общенародную сущность, — жили припеваючи и считали, что все пришло само собою и навсегда. Я глянул назад в тот день, когда вы меня спросили, почему я снял свою карточку с Доски почета. Оказывается, я снял с почета свое гражданское достоинство, какого мне в новом, капиталистическом, мире никогда не иметь.