— Ах! — восклицала она время от времени.

— Скоро стемнеет, — сказал ей г-н Зарагир, — по-моему, пора возвращаться.

— Ну съеште хотя бы пирожное с какао, — воскликнул полковник.

Г-н Зарагир не захотел огорчать его и во время полдника побеседовал с родственниками невесты о проделанном ими путешествии. Все, о чем он говорил, было необычайным. Мужчинам было с ним интересно, он очень нравился женщинам, и когда он встал из-за стола, чтобы отправиться в путь, все пожалели и повздыхали об этом.

— Вы знаете красивые места в наших краях, а у племянницы о них нет ни малейшего представления, — сказал ему полковник. — Прокатите ее по верхней дороге; оттуда открывается чудесный вид, особенно осенью. Отсюда до Вальронса немного больше часа езды. У этой дороги один-единственный недостаток — когда едешь по ней, непременно опаздываешь.

Племянница поцеловала полковника, г-н Зарагир пропустил ее вперед на крыльце, куда вышла вся семья посмотреть, как они садятся в машину.

Проехав совсем немного, г-н Зарагир почувствовал желание отвезти невесту обратно к дядюшке. Ехали они молча, но каждый угадывал мысли другого, поскольку под внешним спокойствием у обоих медленно разгоралось пламя страсти. И мысли, и смущение их были одинакового происхождения, и одинаковая честность заставляла их быть настороже. У них не было желания любить друг друга. Они этого совсем не хотели. У невесты в ушах еще стоял шум вчерашнего предсвадебного застолья, она слышала гул голосов, поздравления, пожелания счастья. Она машинально крутила на пальце обручальное кольцо, мысленно призывала на помощь Луи и думала, что все еще принадлежит ему.

Г-н Зарагир вел машину все быстрее и быстрее, отчего их езда напоминала какое-то бегство, бегство неизвестно от кого и от чего. Из-за этого на повороте, в вираже, в который г-н Зарагир вошел не снижая скорости, невеста вскрикнула и ее бросило к нему. Он остановил машину.

— Вы испугались, извините, пожалуйста.

— Да, испугалась, думала прямо сейчас умру.

— Умру… какое чудное слово, — произнес он, и она взглянула на него. Их взгляды встретились, стали глубокими-глубокими, признались в тайне, которую не желали выдавать уста. Испугавшись того, о чем оба догадывались, они, однако, быстро овладели собой.

— Ах, какая же я все-таки бессердечная! — вскричала невеста.

При этих словах г-н Зарагир медленно обнял ее, и какое-то время они сидели в зябкой позе обнимающихся влюбленных, которые прижимаются друг к другу, словно им холодно и они хотят согреться. Они не обменялись ни поцелуем, ни словом и приехали в Вальронс раньше всех.

Зарагир понял, что освободится от своего беспокойства он сможет лишь тогда, когда завладеет предметом этого беспокойства.

Г-жа Дювиль очень хотела, чтобы появление прекрасных молодоженов было встречено аплодисментами, и поэтому попросила их задержаться и не выходить в гостиные, превратившиеся по случаю свадьбы в зимний сад, пока там не соберутся все гости. Невеста пошла под руку с Луи Дювилем. На ней было светло-серое платье, и вся она блистала от множества драгоценностей, которые он только что ей подарил. Она была бледна.

— Вы прекрасны, как никогда! — сказал он.

— Это от любви, — ответила она.

Он был счастлив. Однако ей в глубине души хотелось утешать его.

— Не правда ли, они так хорошо смотрятся вместе? — повторяла г-жа Дювиль, перемещаясь от одной группы гостей к другой немного впереди молодоженов.

В тот вечер в Вальронсе и воздух, и свет, и музыка, и сама очевидность любви — все говорило о неминуемом счастье, все располагало к веселью, к удовольствиям, и ничто не омрачало праздника. Слышались шутки, смех, многие танцевали. Сад был ярко освещен и полковник не пропустил ни одного танго. Родители невесты кружились в вальсе, а их сын с женой предавались веселью с боязливой смелостью, и их движения напоминали порхающий полет стрекоз. В «Гербарии» небольшой буфет и оркестрик из трех музыкантов поджидали любителей прогулок в узком составе.

Известность и непосредственное обаяние личности г-на Зарагира пробуждали там и сям мечты у женщин, считавших себя прочно защищенными от всякого рода искушений, отчего в доме весь вечер царила атмосфера любви даже для тех разочарованных пар, которые уже не верили, что в их сердце вновь когда-нибудь зажжется надежда. Г-жа Дювиль была наверху блаженства. Невеста старалась держаться как можно ближе к Луи, и г-н Зарагир ни разу не пригласил ее на танец. Однако когда, во время танцев, они невольно приближались друг к другу или даже нечаянно соприкасались телами, у них по коже пробегала дрожь, и они чувствовали себя так, словно находятся на борту корабля, идущего ко дну.

Пожилые гости постепенно и потихоньку разошлись, и когда пришло время ужинать, то на трапезу осталась только молодежь да еще люди, достаточно мудрые, чтобы предпочитать удовольствия сновидениям. К великому огорчению девушек, Луи пригласил Зарагира за свой стол и посадил его рядом с невестой, так что та оказалась между ими. Присутствие гостей заставляло ее изображать на лице постоянную радость и не проявлять отчужденности по отношению к Зарагиру, но когда их взгляды встречались, несказанное уносило их настолько далеко, что у них не хватало сил делать вид, что они беседуют.

После ужина бал продолжался, но в более томном ритме, и Луи увел невесту в тень деревьев. Держа ее в объятиях, он чувствовал себя взволнованным.

— Какая ночь, — сказала она. — Все так красиво. А ваша матушка уверяет, что завтра все будет еще прекраснее.

— Завтра в этом время мы будем уже одни, любовь моя, вдвоем, в пути.

— Ах, я так устала, так устала, — сказала она.

Когда они подходили к дому, им встретились Дювиль-отец и г-н Зарагир.

— Мы идем в «Гербарий». Кажется, там так еще никто и не побывал, — сказал г-н Дювиль. — Значит права моя жена, когда говорит, что мои блестящие идеи никуда не годятся. Она знает, что людям нравится, а то, что нравится не всем, она считает плохим.

— О, — сказал г-н Зарагир, — недоверчивость ничего не открывает людям, и рассудительный ум столь мал по сравнению с инстинктом. Инстинкт является источником сильных эмоций. Красота обнаруживает себя через физические потрясения, и мы возвращаемся именно к этим потрясениям. Наше личное время, ограниченное рамками нашей жизни, не всегда позволяет дожить до того момента, когда мы могли бы оценить то, что, в сущности, принадлежит бесконечности.

Тут на крыльце появилась г-жа Дювиль и прервала беседу:

— Ах вот вы где! А то я все думала, куда это вы запропастились! Все хотят вас видеть, пошли!

— Мы идем в «Гербарий», — ответил ей муж.

— Оставьте лучше «Гербарий» там, где он стоит, и займитесь гостями. Они приехали не на меня смотреть.

Луи показал на невесту, расслабленно висевшую у него на руке.

— Посмотри, какая она бледная, она переутомилась. Она просто умирает от усталости, — сказал он и попросил г-на Зарагира проводить ее в «Гербарий».

— Пусть она там отдохнет, а потом мы за вами придем, — сказал г-н Дювиль, и невеста под руку с Зарагиром исчезла за деревьями.

В «Гербарии» свечи уже почти совсем догорели, и три музыканта клевали носом в огромном, не убранном помещении. Столы были завалены большими томами и кипами бумаг, а стоявшие тут и там деревца в горшках привносили свой аромат в таинство ботанических исследований, в атмосферу, пронизанную запахом книг и гербариев. Невеста остановилась у буфетика, взяла первый попавшийся под руку фрукт, пригласила музыкантов выпить и закусить и сказала:

— Сыграйте мне «Миллионы Арлекина».

Г-н Зарагир прислонился к колонне, увенчанной бюстом Бюффона, и наблюдал за своей спутницей, поджидая ее в полутьме. Она подошла к нему, как подходят к любимому человеку, какой-то особой вдохновенной походкой, с той особой грацией, какую порой придает любовь женщинам. Они присели вдалеке от оркестра на банкетку, стоящую на возвышении, за высоким пюпитром.