Наверное, слышали этот звук и другие животные. Роуэн этого не знал. И вообще, чем старше он становился, тем понятнее ему было, как мало, оказывается, он знает о той земле, что лежит за деревней Рин.
Бродники уже давно исходили эту землю вдоль и поперек. Они изучили ее, как самих себя. Они стали ее частью, как деревья, камни, птицы и букшахи. Некоторым легендам, что рассказывал вождь бродников Огден, была не одна тысяча лет.
Жители Рина, наоборот, здесь появились недавно. Не прошло и трех веков с тех пор, как их предков, захваченных в рабство, привезли на этот берег воинственные зибаки. Тогда они восстали против своих угнетателей, объединились с водяным народом и бродниками и ушли далеко вглубь страны, где нашлась долина, которая стала им домом.
Для водяного народа триста лет — это совсем немного, а для бродников и вовсе ничто: они считали, что их племя кочевало по этим местам всегда, от самого начала времен.
«И я здесь не новичок, — спокойно подумал Роуэн, глядя сверху на Рин, на его ладные дома и ухоженные сады, извилистую Реку, коричнево-зеленое лоскутное одеяло лугов и полей, на букшахов, которые бродили по холмам. — Это мой дом, и никакой другой мне не нужен».
— Теперь уже скоро, — сказал Силач Джон Аллуну и Марли.
Он наклонился и сорвал листик лютика. Роуэн знал, что этот листик — знак приветствия. Листики лютиков, наподобие клеверных, состояли из трех лепестков. В знак дружбы ими обменивались бродники, водяной народ и жители Рина.
Предвестники снизились — их босые ноги почти касались травы и цветов. Три воздушных змея — желтый, красный и белый — трепетали и хлопали на ветру, будто рвались умчаться в небо, но умелые смуглые руки крепко держали веревки, сплетенные из тонкого шелка.
Роуэн просто умирал от любопытства. Никогда еще он так близко не видел предвестников. Взрослые жители Рина, которые выходили им навстречу, раньше никогда не брали с собой детей. Но на этот раз всем хотелось побыстрее узнать новости. На сходе было решено сначала расспросить бродников, почему они так скоро появились в этих краях, а потом уж придумать, как сохранить от них горную ягоду. Роуэн должен был со всех ног бежать в деревню и сообщить ее жителям, что удалось разузнать у предвестников.
— Об одном жалею, — сказал Аллун, глядя на ярких змеев, — рано мать увела меня из племени, и я не успел подрасти и выучиться на предвестника.
— А тебе что, хотелось, Аллун? — удивленно спросил его Силач Джон. — Я знаю, это почетно. Но ведь это очень опасное занятие.
Аллун смущенно улыбнулся:
— Да, ты прав. Предвестники первыми встречают плохое, и их никто не защищает, ведь племя далеко, оно в безопасности. Это их работа. Но зато они летают на воздушных змеях! Подумай только, летают на воздушных змеях! Да это мечта любого маленького бродника!
Пока они говорили, полет предвестников подошел к концу. Они разом приземлились на пригорок и притянули к себе воздушных змеев, которые сами собой сложились в узкие шелковые кульки.
Предвестники неторопливо подобрали их и подошли поздороваться к ринцам.
Силач Джон протянул им листик лютика и сказал:
— Добро пожаловать, друзья!
Роуэн с восхищением смотрел на предвестников. Они стояли перед ним босоногие, в ярких шелковых одеждах. Темные кудри с вплетенными в них цветами, перьями и лентами волнами спускались на плечи. Два мальчика и одна девочка, чуть постарше его.
Мальчики были узкие в кости и худощавые, как Аллун. Темными глазами из-под косо посаженных бровей они внимательно разглядывали Силача Джона. Девочка была покрупнее, ростом почти с Марли. Брови у нее были совсем прямые, а глаза — вот чудо — светло-голубые. Она выступила вперед и приняла листик от Силача Джона.
— Меня зовут Зеел. Я приемная дочь сказочника Огдена. Бродники благодарят вас за радушный прием, друзья, — сказала она с достоинством. — Наш лагерь будет стоять здесь до тех пор, пока вам это будет удобно, и каждый вечер, после захода солнца, мы будем рады видеть вас у себя.
Роуэн знал, что эти слова всегда говорят при встрече. Они ничего не значили. Бродники останавливались только там, где хотели. Один раз зибаки попробовали им помешать. Да и то, если верить преданиям, сильно пожалели об этом.
Ему не терпелось увидеть, что будет дальше.
— Можем мы узнать, что так скоро привело вас обратно? — заговорил Силач Джон. — Еще никогда не бывало, чтобы бродники приходили в Рин два года подряд.
Светло-голубые глаза девочки внимательно разглядывали его.
— Ничего особенного, — сказала предвестница Зеел. — Захотелось, вот и пришли.
— Мы подумали, что вам нужна какая-нибудь еда или товар, — настойчиво сказал Силач Джон. — Зима ведь была нелегкой.
— Да, — согласилась девочка. — Мы всегда рады торговать с вами — вы ведь друзья. Но и еды, и товара нам нужно не больше обычного.
— А может, вы принесли с побережья новости? — спросила Марли. — Может, на нас вновь поднимается враг? Вы пришли, чтобы нас предупредить?
Роуэн внимательно смотрел на Зеел. Казалось, в ее глазах сверкнул какой-то огонек.
Но она покачала головой:
— Нет, у нас нет для вас новостей.
«Врет, — подумал Роуэн. — Чувствую, врет. Ну… или не хочет говорить правду».
На холме стало тихо. Предвестники спокойно смотрели на Силача Джона, Аллуна и Марли. Видно, больше им нечего было сказать.
— Что ж, ладно, — проговорил наконец Силач Джон и обернулся к мальчику. — Дуй в деревню, Роуэн, и передай людям то, что сказали наши друзья. Им ничего от нас не нужно. Они пришли к нам просто так.
По голосу Силача Джона было ясно, что и он заметил, будто Зеел что-то недоговаривает. Но мальчик был уверен — предвестники тоже сообразили, что им не удалось обвести вокруг пальца вышедших встретить их людей, недаром они обменялись друг с другом многозначительными взглядами.
Роуэн не стал больше медлить, но на бегу то и дело оглядывался назад, в сторону холмов. Он знал, что люди на площади с нетерпением ждут вестей. Ничего определенного он им сообщить не мог, но тем не менее нельзя было заставлять их томиться в неизвестности. А потом ему хотелось поскорее вернуться к букшахам.
С вершины холма он видел, как букшахи куда-то бредут вдоль Реки, уходя от деревни все дальше. Наверное, опять сломали забор. Нельзя, чтобы они успели далеко уйти. Даже сейчас ему придется долго гнать их обратно на луг.
От быстрого бега он совсем запыхался. Сердито вытерев нос, из которого текло ручьем, и почесав глаза, он в тысячный раз пожалел, что не родился таким же выносливым, как другие деревенские ребята.
Роуэн вспоминал об этом каждый раз, когда Джиллер, его мама, тяжело ступала за плугом по борозде. Он злился на себя, когда она сгибалась под непосильной тяжестью мешка с зерном. Ведь вырос же он и может, наверное, делать какую-нибудь мужскую работу! Но когда он сказал ей об этом, она лишь улыбнулась.
— Не беспокойся за меня, Роуэн, — сказала она. — Скоро ты вырастешь и тогда выйдешь в поле вместо меня. А сейчас пока помогай мне как-нибудь по-другому. Тебе этого хватит, и мне тоже.
Желтые лютики качали своими головками, когда Роуэн пробегал по лугу. Огромным золотым облаком в воздухе стояла пыльца. Роуэн бежал и чихал. Глаза слезились так, что он почти ничего не видел.
Наморщив нос, он вынул из кармана маленькую зеленую бутылочку и, задержав дыхание, отпил из нее. В рот полилось отвратительное зелье. Роуэн закашлялся, но все же заставил себя его проглотить.
Это было не лекарство, а сущая отрава. И хуже всего было то, что его варила Шеба. Он содрогнулся от отвращения, когда представил, как своими костлявыми пальцами она выдергивает из земли лютики, как потом кипятит из корней это пойло, как мешает палкой в горшке, в котором оно варится.
Он был уверен, что старуха злорадно хихикает, когда разливает по бутылкам свое варево. В деревне им не лечился никто, кроме Роуэна, и он уже давно подозревал, что Шеба нарочно для него сделала свое лекарство таким мерзопакостным. Это было бы в ее духе.
