Болото, — это вода.

Где вода, там жизнь.

Жизнь, — это вода и движение.

Особенно, когда тепло, и трава на берегу чуть ли не до колен. И пахнет влагой, зеленью и жарким летом…

Утром Гвидонов разбудил профессора, посмотрел сочувственно, как тот недоуменно оглядывается вокруг себя, не в силах поднять, где очутился, а потом жмет ладонями голову, которая, вполне вероятно, раскалывается у него на четыре части.

— Мы ведь приехали сюда работать, — сказал ему Гвидонов.

Профессор лишь жалобно посмотрел на него, и начал искать очки, которые, чтобы он их во сне не раздавил, положили на подоконник.

Очки нашлись.

— Похмелиться, — сказал самому себе профессор.

— Ну, нет, — возмутился Гвидонов.

Крикнул Петьку, — тот появился со своими волшебными таблетками.

— Хуже не будет? — спросил профессор, рассматривая одну из них на свет.

Петька промолчал. Гвидонов мстительно сказал:

— Посмотрим.

Профессор брезгливо взглянул на стакан воды, который ему дали, положил таблетку на язык, и запил ее небольшим глотком.

И прикрыл в изнеможении глаза.

Гвидонов ждал пять минут, пока лицо того не начало светлеть, словно бы и его, наконец-то, коснулось утро.

— Нужно проверить пятерых молодцов, — сказал он профессору. — Довольно срочно. Через час мы вылетаем.

— Вот так всегда, — ответил профессор. — Из-за какой-то ерунды ломается естественный процесс восстановления организма…

С пятью мужиками-лягушатниками было все нормально, — никаких внушенных состояний в них не оказалось. Если, конечно, профессор, с похмелья чего-нибудь не напутал.

Но на всякий случай, когда шли на посадку, Гвидонов подозвал Петьку.

— Оружия пусть с собой не берут, у нас своего хватает. Ножик там, и все. Ничего огнестрельного.

Петька кивнул.

Охрана, с мрачными покрасневшими лицами, — поскольку Гвидонов не забыл, и только что устроил им по пятьдесят отжиманий, — перетаскивала на борт сумки с амуницией.

Пилот тоже принял живительную таблетку, — поэтому выглядел вполне пристойно.

Хорошо выглядел и главный зоотехник, который уже похмелился и пришел проводить их.

Но в основном все молчали, — так что погрузились и взлетели почти без слов.

По-деловому.

Кроме будничного трепа лягушек, лес был полон птичьих звуков, их писка и шороха крыльев.

Вот она, — природа.

Профессор вступил в высокую траву, с которой давно уже сошла утренняя роса, и сказал Гвидонову.

— Жизнь, — непредсказуема. Куда только меня не занесет… Долго здесь пробудем?

— Не знаю, — ответил Гвидонов. — Возможно, до вечера. Или, лучше, до следующего утра. Как пилоту удобней лететь, — ночью или при свете… Если не будет неожиданностей.

— А что мы здесь делаем?

— Ищем следы контрабандистов.

— Они что, из того тибетского села?

— Есть такая версия. Ее нужно проверить… Есть и другие.

— Они что, могут быть где-то рядом?

— Вряд ли. Они были здесь год назад.

— Вы хотите сказать, что год назад в этом месте прошли какие-то контрабандисты, и вам нужно их найти? Просто прошли и все. Год назад?

— Одного из них в этом месте, по всей видимости, убили. Или серьезно ранили… В любом случае, могут остаться какие-нибудь следы. Но могут и не остаться.

— Год назад? В этой огромной тайге?.. Где не ступала нога человека?!

— Именно поэтому и есть небольшая надежда.

— В такой траве?

— Дело не в траве, а в совести, — сказал Гвидонов. — Я тоже считаю, мы вряд ли чего-нибудь здесь найдем. У нас не просто мало шансов, — нет ни одного… Но главное, чтобы совесть была чиста. Чтобы знать, мы сделали все, что могли. Искали, но не нашли. Хорошо искали честно, старались, — но не нашли. Тогда можно будет спать спокойно.

— Я вот думаю, — задумчиво на самом деле, сказал профессор. — Человеческое ремесло, морально или нет? Особенно, когда оно достигает степени таланта?.. Гений и злодейство, они как, — объединяются в дружеском рукопожатии? Или противоположны?..

— Мне бы ваши проблемы, — сказал Гвидонов, улыбнувшись ему. — Когда как следует проплачено, объединяется все.

— Так просто, — удивился профессор, как будто некто взрослый объяснил ему простую истину. — Никогда бы не подумал…

Гвидонов подошел к краю болота.

Вода, сквозь ряску и плавающие по поверхности водоросли, была темна.

А тут еще психотерапевт со своей похмельной философией.

Когда в голове должен быть вчерашний Федор. Которого все утро искали его товарищи, — но не нашли. Который, как сквозь землю провалился. Ушел куда-нибудь в лес, и завалился там спать на мягких прошлогодних листьях. И будет спать, пока не проспится.

Мертвым сном…

Он так нужен был живым, так нужен.

Так нужен. Так нужен. Так нужен… Что хоть головой бейся от досады о стену.

— Вот здесь он лежал. Кажись, где-то в этом месте.

— Да. Точно здесь.

— Откуда они появлялись?.. В каком месте с поляны уходили?

Прошли сначала в одну сторону поляны, потом, обогнув вертолет и охрану, которая ставила палатку, — в другую.

— Павел, — спросил ненароком Гвидонов. — Ничего, что мы здесь так разгуливаем?

— А чего? — не понял тот.

— Ну, гуляем туда сюда, траву мнем, — сказал Гвидонов.

— На то она и трава, чтобы ее мять, — ответил Павел…

Прошел год.

Год, — это такое понятие во времени. Когда миновало лето, потом осень, потом зима, весна, — и снова наступило лето. Природа разок увяла, — и возродилась снова. И новое поколение непуганых лягушек появилось на болотных просторах.

Год.

Год назад он был на один год моложе.

Как-то одним из таких летних дней, его вызвал генерал и попросил оказать шефскую помощь, — выйти на след пропавшего рыбачка. Который разыскивается в подозрении на убийство. Случайном или преднамеренным…

— Комиссия как работала? — спросил Гвидонов бригаду.

— Привезли с собой собаку, спустили с поводка. Та от радости носилась по поляне, как сумасшедшая, на всех птиц прыгала, ко всем нам подбегала лизаться. Так что ее опять на веревку посадили. Следа она не взяла. Дело уже ближе к осени было. Месяца полтора прошло с того дня. Какой след?.. Они здесь все проверили миноискателем. Еще в какие-то приборы смотрели, типа радара. По земле лазили, искали вещественные доказательства… Еще мы фоторобот составляли.

— Долго они здесь были?

— Два дня.

— Куда отсюда ходили?

— Куда-то ходили, тайга большая. Отсюда, куда хочешь, можно ходить… Больше на вертолете летали, сверху смотрели. В бинокли, и еще во что-то… Здесь у них база была, — вон, видите, консервная банка валяется?

Валялась. И не одна… Испохабили место происшествия, постарались.

На краю поляны от них осталось черное кострище, пара деревянных ящиков и железная бочка из-под бензина.

— Голова после вчерашнего не болит? — спросил Гвидонов бригаду.

— Мы — привычные. Приняли немного с утра, — и как огурцы.

— Тогда поделитесь как-нибудь на двое, — и крикнул профессору, который сидел на берегу болота, замачивая в нем ступни ног, засучив для этого брюки до колен. — Игорь Кузьмич, можно вас на минуточку!..

— Значит так, — сказал Гвидонов, когда бригада из пяти человек без труда справилась с невыполнимой арифметической задачей, разделить себя на две части, а профессор, надев ботинки, подошел, — отправляются две группы. Одна, со мной, в сторону, откуда контрабандисты пришли…

Бригада, при слове «контрабандисты», переглянулась между собой и хитро улыбнулась.

— Другая, во главе с Игорем Кузьмичом, — в сторону, куда они ушли… Двигаемся по времени, ровно два часа, в приблизительном направлении. Два часа вперед, два часа назад. Обратно дорогу найдете?

— Здесь есть дорога? — спросил профессор.

— На ноги наденьте что-нибудь другое, — сказал ему Гвидонов, — снимите с кого-нибудь.

— Как это, снять? — спросил он.

— Молча, — хмуро ответил Гвидонов. — Иначе, — без ног останетесь в своих мокасинах.