— Постараюсь, — усмехнулся Тарас. — Если доживу до столь преклонного возраста.

— Захочешь — доживешь… Кстати, держи обещанное мною вознаграждение, — леший протянул парню небольшую дорожную баклагу, обтянутую берестой. — Так что у тебя за просьба ко мне?

— Вон тот бочонок видишь? — указал пальцем Куница. — Угадаешь, что в нем находиться?

— Ну, я же не слепой и не дурной, — хмыкнул леший. — Соображаю: если призрачного стража засупонить сумел, то и сокровища уж как-нибудь достал. Ты дело говори, а не в загадки играй.

— Беда в том, что дорога мне домой не стелиться, пока… — начал было объяснять Тарас.

— Это тоже понятно, — нетерпеливо остановил парня леший. — Разумение имеем… Проклятие с клада снять надо. Моя-то помощь тебе, в чем нужна? Перенести что ли куда, опять? Так на своих лошадках, ты теперь хоть на край земли ускакать сможешь…

— С такой поклажей возиться несподручно… Припрячь бочонок до поры, до времени и к родной деревне поближе. Сделаешь?

— Мне золотое блюдо, которое сам выберу и угощение, не хуже предыдущего. Тогда сделаю… По рукам?

— По рукам…

— Умный ты хлопец, как я погляжу, — одобрил леший, одновременно втрое увеличиваясь в росте и беря бочонок подмышку. — Соображаешь: что дальше положишь — то ближе возьмешь… За это, дам тебе совет: в пути не мешкай. Неладное что-то в твоей Михайловке творится. Беды большой пока нет, смертью не пахнет, но сородичи мои оседлые, все как один, приутихли и затаились. Так, что даже мыслей не слыхать. Вот и кумекай: что их так испугать могло? Какая такая сила в деревне объявилась после твоего ухода?

А в следующее мгновение только листва загудела верхушками деревьев, да пылевой вихрь станцевал на дороге, поспешно убегая в степь.

В отличие от лесных да горных дорог, степные мили и версты сами ложатся под копыта. Только ветер в ушах чуть посвистывает, даже не пытаясь обогнать, ровным галопом стелющегося над землей скакуна. И хоть путь в степи одно название — все отличие в чуть более примятой тележными колесами траве, но и эта колея поможет не заплутать путнику, а укажет самое короткое и верное направление. Стороной обходя коварные буераки и слишком крутые подъемы. А заодно и предупредит: здесь проходили люди. Так что поспешай, путник, с оглядкой! Люди — не звери, всякие бывают. Иные — бешеного пса хуже.

Проскакав пару часов на северо-восток, ближе к вечеру, Куница свернул на Моравский шлях, издревле ведущий богатые караваны из южных земель прямиком в город Ужаль и далее на запад — в ненасытные латинские земли. Оставляя в сторонке Орел-град, крепость, охраняющую северный — Черный шлях. Со слов духа разбойного атамана, первый, ограбленный и зарезанный им, купец был родом из "Жалящего города". Теперь можно было не спешить, уделяя время выбору стоянки для ночлега.

Буерак предпочтительнее тем, что в нем легко спрятаться, и с дровами для костра проблем не будет. Зато в овраге, поросшим казацким дроком да ивняком, змей полно, — а, главное, пока сам лбом не уткнешься, опасности не заметишь. Остановишься на кургане — что и говорить: обзор прекрасный, любую беду издалека узришь, зато: ни дров под рукой, ни воды для каши, да и сам для всей округи торчишь на виду, как чирей на носу. Вот и выбирай казак: что тебе важнее — сытый ужин и тепло костра или скрытность, да безопасный ночлег?

Трудный выбор, почти как между сестрами близняшками. Нравятся обе, а от одной отказаться надо. Тарас улыбнулся сравнению и мечтательно закрыл глаза. Размеренное покачивание в седле, плавной иноходью идущего коня, ласковый ветерок в лицо и приятная предвечерняя прохлада, незаметно убаюкали парня. Он и не заметил, как задремал…

И снились ему не божественные реликвии или несметные сокровища, а черной ниточкой уложенные брови, точеный носик, чуть припухлые, сочные, как спелая вишня губы и бездонные, как колодезь — темно-карие глаза Ребекки. В которых — нет-нет, да вспыхнут шалой чертовщинкой золотистые искры.

Вой вожака, скликающего стаю, вырвал Куницу из полудремы одновременно с тем, как тревожно зафыркали кони.

Где-то, в версте позади, матерый зверь выводил охотничью песню. Уверенно, совершенно не заботясь о том, что намеченная им добыча будет предупреждена и попытается сбежать. Он звал серых собратьев на кровавый пир, обещая им скорый и сытый ужин. Нагоняя страх на всю округу, одновременно наделяя силой и быстротой ноги степных волков.

— Только этого нам не хватало… — озабоченно промолвил Куница, внимательно осматривая близлежащую равнину.

Отчего-то у него и на мгновение не возникла мысль, что это может быть самый обычный волчий гон, с наступлением первых сумерек, происходящий повсюду, где обживут норы ночные охотники. К этому времени песнь вожака подхватило еще несколько волчьих глоток. Левее и ближе.

Тарас чертыхнулся, а волшебные лошади, от неожиданности и гонимые инстинктом, поддали ходу.

— Куда несетесь, оглашенные! — вскричал насмешливо Куница и из-за отсутствия узды, бесцеремонно потянул за уши четвероногого побратима. — Совсем голову потеряли?! Это ж загонщики голос подают! А вся стая впереди поджидает, пока, убегающая сломя голову, дичь выдохнется. Совсем волчьи повадки подзабыли, как лошадьми стали? В сторону сворачивать надо!

Одновременно с его словами, вой раздался не только сзади и слева, но еще и с правого боку. Причем самый мощный и легко отличимый голос вожака слышался гораздо ближе, чем первый раз.

— Либо я в последнее время сильно поглупел, — встревожено воскликнул Куница. — Либо серые значительно поумнели.

— Либо… это… не… совсем… волки… — не очень внятно, всё же конская морда не слишком приспособлена для разговоров, но достаточно понятно произнес Степан. — Призрак… тоже… чует… нечистую… силу… Слазь… медведем… обернусь… На… Призрака… пересаживайся.

— Что, прям на ходу? — уточнил Тарас, видя, что побратим и не думает останавливаться.

В принципе — ничего сложного. Умение сменить лошадь на скаку, одна из первых наук, коим в Сечи обучают молодых казаков. И Трофим Куница потратил достаточно времени, чтоб его сын как следует, освоил этот трюк, но то — с обычными лошадьми. Хорошо объезженными, обученными держаться вместе, а что взбредет в голову Призраку, еще вчера бывшему мятежным духом разбойного атамана? Будь он даже оседлан, и то неизвестно, а тут — охлопом.

Но, то ли дух Терн-Кобылецкого вовремя вспомнил о заключенном с людьми договоре, то ли Степан каким-то образом сумел на него повлиять — но, вырвавшийся вперед на целый корпус, сивко придержал шаг и так ровненько притерся к боку белаша, что сменить лошадей смог бы не только ребенок, но и слепой калека.

— Седло… сними…

Эта задача уже была посложнее. Особенно, если ремни расстегивать да рассупонивать, а не резать ножом. А портить свое единственное седло Тарасу совсем не хотелось. Даже, если забыть о том, что оно память об отце. Просто, умелого шорника найти не так легко, тем более — посреди степи. Поэтому, хорошая сбруя и ценилась выше необъезженной лошади. Надо было спешиваться…

Тарас оглянулся и боковым взглядом заметил вдали какое-то слабое свечение. Но когда повернулся в том направлении полностью — все исчезло. Вспомнив о своем умении, казак зажмурил правый глаз и сияние усилилось. Словно бы на вершине холма дотлевал костер.

— Давай, к тому кургану… — принял Куница решение, всецело полагаясь на свое предчувствие. — Там остановимся, оглядимся и все такое. Если нас со всех сторон обложили, то и спешить особенно некуда. Лучше поберечь силы.

Судя по тому, как белаш круто повернул в указанном направлении, он был согласен со своим побратимом.

Место, выбранное Тарасом по наитию, оказалось очень удачным. С их стороны вполне пологий, курган наверху заканчивался плоским пятачком, десять на десять шагов, и — обрывался кручей. Да такой отвесной, что взобраться по обрыву наверх, без помощи веревки, не удалось бы даже человеку, а тем более — четырехлапому зверю. Но самое главное — вершина холма была увенчана старым деревянным крестом, который и распространял вокруг себя, замеченное Тарасом, волшебное сияние.