— Ain caire lisse'ekh. A'n ess feda, Orie-var, — с холодной улыбкой заметил эльфий чародей, словно любуясь на схватку.
— Благодарю за честь, — ответил тот, кто задавал вопросы в самом начале.
От первого же взмаха его изящно изогнутого меча, Диниэр едва уклонился, а дальше он был вынужден только отшатываться, отступать, безуспешно парируя удары, и вот он уже прижат к стене. В глазах стыло глухое отчаяние. Одно невесомое касание, второе, третье… Он не чувствует слез, не чувствует боли, не чувствует текущей крови, видя только как Ингер выволакивают во двор. Все зря…
Динэ бросился вперед слепо, не думая уже, но ноги начали подгибаться, и следующий пропущенный удар опрокинул его в пыль, смешанную с куриным пометом. Все было кончено.
Крики Ингер стихли, Кайриэнн, цедя слова, разжевывал людям, что речь идет о беглых опасных темных. Ориэнн вар Видар склонился над учеником и сыном:
— Так значит, ты уверен, что Черный лорд стоит того, чтобы умереть за него?
Диниэр мог бы ответить многое на этот тихий, неожиданно задумчивый вопрос, но промолчал. Разве дело в лорде?
— Да, — продолжил Ориэнн, обращаясь скорее к себе, и выпрямляясь, — Он всегда умел забирать чужие сердца… Взять!
Последнее, что Динэ смог различить перед тем, как потерять сознание окончательно, — был хруст выпавшей во время боя свирели под чьей-то ногой.
Люди еще не успели стряхнуть оторопь после нападения эльфов, которое заняло совсем немного по времени, как на деревню обрушилась грозой и вихрем новая напасть в лице самой настоящей леди с сияющим посохом в сопровождении седого господина. Вопросы задавала волшебница, и у ее спутника никаких чародейских атрибутов не было, но при взгляде на него становилось куда как не по себе! Половина села уже через несколько минут пожалели, что не легли костьми обороняясь от эльфов. Звану не требовалось значительных усилий, чтобы догадаться, что это и есть отец похищенной девчушки, и поднять на него глаза почему-то было стыдно.
Мужчина не стал дослушивать сбивчивые и запинающиеся описания событий, сводящихся главным образом к схватке между Стражами и парнишкой, пришедшим с девочкой.
— Вот даже как… — заметил он, после чего развернулся и ушел, не обращая больше ни на что внимания.
Волшебнице пришлось его догонять. Женщину трясло от бешенства, и он не оборачиваясь бросил:
— Успокойтесь, это нормально.
— Нормально?! — рявкнула Рузанна, гневно встряхивая посохом.
— Я говорю не о том, правильно это или нет, я говорю, что это норма, думать прежде всего о себе, — ровным тоном объяснил Дамон, продолжая идти быстрым шагом.
Рузанна помолчала, смиряя негодование, и огляделась, пытаясь сориентироваться в каком направлении скрылся отряд Фориана.
— Вы не туда идете! — удивилась она.
— Туда. Туда… — казалось, он в чем-то себя убеждает.
— Но я ощущаю fei'rie ясно и… — молодая женщина остановилась в растерянности, — Что вы задумали?
— Динэ, — кратко отозвался Дамон, не сбавляя шага, хотя они уже вошли в лес.
Ошарашенная Рузанна застыла: то, что дочь для него самое дорогое — не подлежало сомнению, хотя тревога и горе не помутили разум, он не мечется беспорядочно и не крушит все вокруг в припадке ярости от бессилия. За сутки противостояния Башне, когда словно издеваясь проклятый артефакт не выдал ни одной точной координаты либо ориентира, который не поменялся бы в следующий раз, вместо того подбрасывая видения одно хлеще другого, исподволь пытаясь добраться до своего непокорного раба-господина, — гарантированно поседел бы даже самый крепкий человек. Огонь жизни вернулся в пустые, как будто засыпанные пеплом глаза только тогда, когда он неожиданно снова ощутил в сознании присутствие Ингер, что она в порядке и по крайней мере в этот момент в безопасности. Пережитое напряжение все же сказалось, Фейт бросился к дочери немедленно, не тратя время на все возможные уточнения, использовав принцип, который задействовал в своем доставшимся Азару 'творении' Сивилл.
Однако сейчас, когда его дочь находится в пределах досягаемости, он сознательно упускает время?
— Что? Причем тут Динэ?
— Очевидно, что это он вывел Ингер сюда. Он сражался со своими сородичами. Да еще за дочь Черного лорда. Теперь он даже не изгой, он — shenka'i, тварь, мерзость, воплощение скверны. Его смерть неизбежна, — сухо бросал Дамон через плечо, то и дело касаясь раскрытыми ладонями стволов, точно прислушиваясь.
— Но ведь один из них его отец! — Рузанна снова бросилась его догонять, продираясь сквозь заросли, которые перед магом казалось, просто расступались.
— Тем более! Единственное, на что он может рассчитывать, это на честь, что его отцу будет позволено убить его самому, чтобы смыть с себя и семьи позор за то, что они породили и воспитали такое, — Дамон резко остановился и развернулся, отчего молодая женщина налетела на него, уткнувшись лицом в грудь, — А если отбросить всю эту высокопарную дребедень, то Фориану незачем тащить за собой раненного, враждебно настроенного, и абсолютно для него бесполезного мальчишку. Я только надеюсь, что он не стал отступать от традиций.
Он окинул Рузанну придирчивым взглядом и определил.
— Вот что, в лесу вы мне все равно не помощник. Возвращайтесь туда, где почувствовали 'fei'rie', попробуйте определить углы отклонения пространства.
Скрепя сердце, волшебница признала его правоту: через мгновение мужчина уже растворился в зарослях не хуже любого эльфа.
Оставшись один, Дамон попытался обуздать неумолимо рвущиеся наружу эмоции, из последних сил цепляясь за подобие выдержки, которое ему каким-то образом удавалось хранить до сих пор.
Бесы бы побрали эту… леди с ее вопросами! Какие к лешему рассуждения, когда единственное, что он сейчас способен испытывать, — это почти неконтролируемое желание догнать, самому, своими глазами увидеть, что Ингер жива и хотя бы относительно невредима. После чего раскатать к Бездне и Хаосу ровным тонким слоем по их обожаемому лесу всех, кто даже отдаленно похож на Стража!!
Никакого сумасшествия, никакой ненависти, — спокойные и последовательные действия по устранению возникшей угрозы. Что в этом может быть странного, непонятного или неправильного? Все вполне естественно, а он и без Рузанны знает, где примерно сейчас Фориан…
Нужно лишь повернуться спиной к тому, откуда каждый вздох ветра несет вспышки боли и безысходного отчаяния. Каждый еще не облетевший листок трепетал, пытаясь донести до него, что где-то там, совсем близко, страдает и гибнет живое существо, плоть от плоти этого мира. Стоило опустить свои щиты, и чужой страх, горькая мука — били в отточенное восприятие темного, накатывали внахлест по обострившимся до предела ощущениям, приобретшим подобное необычное свойство после эксперимента с эльфенком…
Ведь борется еще! — с невольным восхищением отметил Дамон, сосредотачиваясь на услышанном.
Что ему до этого эльфеныша? Что давал обещания Сивиллу? Кто же знал, что выбор будет таким… сложным! Что Ингер к обоим ребятам привязалась, своим чутьем, которое удивляло порой даже его, зачислила их в тот узкий круг, которые 'свои', от которых можно не прятаться, не закрываться, ради кого стоит жить, — что гораздо труднее, чем за кого-то умирать… Так это Ингер, и кто посмеет его осудить, что он в первую очередь спасал своего ребенка!
Тогда почему сейчас он идет в сторону, совершенно противоположную той, куда увели его дочь, когда рассудок устал убеждать обезумевшее от страха сердце, что он еще успеет спасти всех и никакого тяжкого выбора на самом деле нет?
Дамон невесело улыбнулся: приступ гуманизма и выверт разбушевавшейся совести, синдром патологической ответственности, как иногда язвила Герда… Неважно как это оценит он сам, и как оценят другие. Важно, что сейчас, сегодня, — он в силах уберечь, сохранить еще чью-то жизнь. Дать шанс, в котором раз за разом отказывалось ему самому, и возможно все пойдет по-другому… Изменится, потому что изменятся они сами.
