ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КЕНСАЛ-ГРИН: ЗМЕЙ И АНЕМОН

Разносится очередной вопль.

Дама средних лет заламывает руки, грозя переломать пальцы в кипельном ситце. Чересчур полные губы в жирной оболочке винной помады напоминают 'Крик' Мунка, и с них срываются обычные для происходящего слова. Естественно. Если скорбящий вдруг возопит 'я обделался', это явный моветон. Хотя, всю жизнь человека можно охарактеризовать как моветон. Дама чуть не падает на колени перед гробом вишнёвого дерева, но на помощь тут же приходит пара её клонов. Они, по всей видимости, для этого и предназначены. Разница между ними и оригиналом - в цвете помады. Вычурная шляпка сползает набекрень, и на бледной щеке тут же появляется винный развод, виной которому - чёрная накрахмаленная вуаль. Дама этого не замечает и продолжает громко причитать. Стоящий за дамой статный серый мужчина смотрит на собственные 'Тиссо' и прячет зевок за холёной рукой. Ему в бок впивается внушительный кулак престарелой мумии, сопровождающийся укоризненным цоканьем. Мумия гордится обвисшей кожей на своей шее, так как ей даже в голову не приходит обмотаться шалью. Несмотря на сделанный ею упрёк, она тоже не против позевать. На заднем плане стоит рой офисного планктона, серость которого во много раз превосходит серость мужчины перед ними. Все как один - ссутулившиеся и с опущенными головами. Эта поза лучше выражает скорбь. Или спины так зафиксировались, что ни один уже не в состоянии разогнуться. Распорядитель с каменным лицом изредка закатывает глаза, но никто не замечает. Конечно же. Церемониймейстер, одетый с иголочки, скалит зубы в безмозглой улыбке. Трудно за это винить: маски часто прирастают. Священник, что наблюдает подобное каждый день, безучастно смотрит вдаль. Созерцает Бога.

Клоны безуспешно, хотя и усердно успокаивают даму. Завидев, что могильщики уже опускают гроб в сырой зев могилы, она повисает на руке у того, чьи щёки напоминают кожуру апельсина. По лицу у него проходит рябь, но он стискивает зубы и крепче хватается за верёвку. Серый мужчина пробует схватить даму за локоть, но она вырывается и с невнятными всхлипываниями снова хватается за могильщика. Гроб угрожающе покачнулся. Могильщик с апельсиновыми щеками вопросительно смотрит на напарника. Тот в ответ поджимает губы. Оба смотрят на распорядителя, но тот красноречи-во сдвигает чернющие брови. Среди планктона пробегает шёпоток. Неожиданно на плечо дамы ложится рука с узловатыми пальцами. Она вздрагивает, оборачивается и на секунду замирает под пристальным взглядом.

Вовремя появился.

Кросс передаёт безутешную вдовушку в заботливые руки серого мужчины и мумии. Пользуясь моментом, гроб опускают, верёвки отвязывают и принимаются в спешном порядке закапывать могилу. Священник с облегчением осеняет себя крестным знамением. Дама не предпринимает попыток помешать: теперь у неё иной интерес. Она ищет глазами Кросса. Да вон он, стоит среди планктона. Опирается на лопату и медленно кивает. По нему видно, что он едва улавливает льющуюся на него информацию. Не потому что слабоумный, а потому что подобные истории слышит далеко не в первый раз. Серый мужчина косится на Кросса и чуть содрогается. Мумия с обвисшей кожей напротив беспардонно пялится, последовательно оглядывая с головы до ног. Даже не скрывает презрения, надутая гусыня. Клоны дамы шепчутся.

Захоронение подходит к концу, присутствующие, воодушевившись, устремляются к выходу: на поминки за счёт вдовы, надо полагать. Кросс кивает планктону и ковыляет в сторону маленького холма, к хозблоку, чей обвалившийся фасад внушает в сердце тоску.

- Прошу прощения, юноша.

Он неохотно оборачивается.

- Позвольте поблагодарить вас и извиниться за...

Дама запинается. Понимает, что взяла неверный тон: на кладбище все равны, и не имеет значения, сколько ты можешь заказать дорогих гробов и надгробных статуй. Он смотрит исподлобья, будто сквозь неё. Она вздрагивает, когда он резким движением втыкает лопату перед собой и опирается на неё ногой. Вьющиеся пряди иссиня-чёрных волос падают на лоб, размер которого всегда выдаёт мыслящего человека. Она не знает, что сказать, и беспомощно мнёт носовой платок, покрытый разводами туши и подводки. Наверняка надушенный. Духами приторными, как и она сама.

- Вы... не слишком ли молоды для такой работы?..

Он секунду оглядывает её.

- А вы не слишком стары, чтобы снова выйти замуж?

Винный рот так и раскрывается. В голове вспыхивает ярость, к горлу подкатывают рыдания. Но, будучи слишком слабоумной, она не в состоянии решить, какому чувству дать волю. А он подхватыва-ет лопату и ковыляет прочь.

* * *

Теодор Кросс отхлебнул ромашкового чая и снова принялся скоблить ногтем ноготь. Скоро конец обеденного перерыва. Ричардсон заявил, что теперь он ему должен. Пригласил вечером пропустить по стаканчику виски. Не сразу дошло, о чём он говорит: воспоминания об истеричной дамочке выветри-лись через пару секунд после расставания. Он согласился при условии, что не будет придерживать ему волосы, когда тот будет блевать в унитаз. Как в прошлый вторник. И в позапрошлый. И ещё много раз прошлый.

Раздался стук. Старый знакомый прилетел.

Ворон тут же закряхтел и принялся ходить по деревянному подоконнику взад-вперёд, царапая и без того исцарапанную поверхность когтями. Отставив чай в сторону, Теодор перегнулся через спинку стула и положил перед ним недоеденный кусок хлеба с маслом. Ворон с готовностью вцепился в угощение: только ошмётки полетели. Так он не наестся.

- Кросс. Перекур окончен.

Клейтон, бригадир землекопов* с бородой лопатой и мешками под глазами, мельком оглядел обстановку. В дверь тут же протиснулся напарник Теодора - Магнус Гёйтюрссон. Протиснулся боком, чтобы, не приведи Господь, не толкнуть Клейтона. Заметив, как Теодор с мученическим выражением лица и оглушительным хрустом разминает спину, Магнус сочувственно цокнул языком:

- Что, также плохо?

Ответа он даже не ждал. Знал, что не дождётся. Скинул куртку и развалился на стуле. Да так, что тот жалобно скрипнул.

Магнус Гёйтюрссон - уроженец Исландии и первый член своей семьи, выехавший за пределы родины. О чём не уставал напоминать при каждом подходящем случае. Бугай под два метра ростом приехал в Лондон учиться. И ему это удаётся: пока что он - в числе немногих отличников в Гринвич-ском морском институте. Хоть по нему и не скажешь.

Магнус смахнул пот со лба, вытер ладонь о потёртые джинсы и этой же рукой отломил себе шмат хлеба размером чуть ли не с лоток лопаты.

- Хоть в баронеты заделайся - викинга в себе не спрячешь, - философски уронил Теодор, болтая остатки чая в кружке с кактусом.

Магнус проглотил хлеб и смахнул крошки с серо-голубого свитера.

- А ты у нас, значит, воплощение истинно британского аристократизма. Плесни-ка чайку.

- Сам наливай.